спиртное ему не приносил. Мать Сорокина просила дать показания, якобы он видел Сорокина вечером 30 июля, но он такие показания давать отказался».
— Да, мать рассказывала, что он испугался давать такие показания.
— Почему?
— Испугался давления со стороны сотрудников полиции?
— Да какое может быть на него давление? За что, за то, что торгует спиртным из-под полы? Вы знаете, когда речь идет об убийстве и обвиняют того, кого ты знаешь, вряд ли ты мимо пройдешь. Вот этого Каргина вызывали потом в суд, мужик нормальное впечатление произвел. Вы не исключаете, что со стороны родных могло быть оказано давление на свидетелей?
— Хорошо, есть два свидетеля обвинения. А на другой чаше весов десяток других свидетельств. И они перевешивают.
— Вот здесь работают внутренние убеждения.
— А еще с орудием убийства там мутная история.
— Эксперт говорил, что это провод, а потом сказал, что это может быть кант от полотенца. Так?
— Да. Но как можно придушить человека коротким кухонным полотенцем, чтобы след был похож на след провода?
— Так вот эксперт Зверев, — ищет в приговоре показания судмедэксперта, — «.. .пояснил, что в удушении Баранова полотенцем кант не исключается, хотя образование следа на шее потерпевшего наиболее характерно для электрического шнура, бельевой веревки или подобных эластичных предметов».
— Вас это не смутило?
— Может быть, действительно задушили не полотенцем, но факт остается фактом — задушили.
— Но подсудимые рассказывали про полотенце. Они что, забыли, чем душили?
— Может быть, и забыли, чем душили. Может быть, потом полотенце прикладывали. Не знаю. Но эксперт не отказался от своих выводов, он их вот так сделал.
— Он сделал так, чтобы всем угодить.
— Да, в первый раз он высказался категорично, а потом сказал, что «не исключается».
— Провод и полотенце! Ну как?!
— Эксперту определить по борозде на шее, что это за предмет, тоже сложно. Может быть, эксперт допустил ошибку, разные бывают ситуации. Были случаи, когда эксперт, дедушка, дает экспертизу, но там столько противоречий, начинаешь его допрашивать, а он сознание теряет. Не знает, как объяснить. То есть человеку отдыхать уже надо. Поэтому эксперт мог высказаться категорично, потом понять, что ошибся, и начать изворачиваться.
— Меня смутило, что нет прямых доказательств вины. С полотенцем не понятно, свидетелей защиты больше. Следов не было.
— Вот таких дел, чтобы были прямые доказательства, их очень мало. Чтобы кто-то ножом ударил другого, а это на камеру попало. А следы там были, следы обуви. А свидетели находятся в дружеских отношениях, поэтому оказывают помощь. И вот я говорю, вот такое у меня внутреннее убеждение.
— Но кроссовки такие могут быть много у кого, они типовые... И еще момент. Никто в селе не шиковал, не тряс деньгами. Потерпевшие заявили, что убийцы похитили водку, в том числе. Тогда зачем они пошли в магазин за водкой? И разве остались бы люди, своровавшие сто тысяч рублей и убившие, в селе? Я бы на их месте уехала.
— Есть человек трезвый, а есть человек пьяный. Его поступки порой невозможно объяснить. Иногда убивают из-за бутылки водки. Потом спрашиваешь: «Зачем ты убил из-за бутылки?» — «Да вот если бы я был трезвый, я бы не убил». Вот и все.
— Вы считаете, следствие прекрасно работает?
— К следствию очень много претензий, не сказать, что стопроцентно хорошо работают, но в целом в нужном направлении. По этому делу можно было бы какие-то экспертизы провести, очные ставки, еще что-то. Следственный эксперимент или ситуационную какую-то экспертизу назначить, сделать, довести, доработать. Но этого не было сделано. Но в том, что я верно вынес обвинительный приговор, у меня нет сомнений. Признаться в убийстве двух стариков, если не виновен? Взять на себя такое убийство? Подсудимый же понимает, что срок светит немаленький.
— И еще такой момент объясните, пожалуйста. Потерпевший со стороны бабушки на процессе не появлялся, но потом на оправдательный приговор Ануфриева накатал жалобу. Это как?
— Ну жалобу могли написать с подачи гособвинения. Гособвинение дерут за оправдательный приговор, я могу сказать, намного сильнее это происходит, чем за отмену приговора. Так что здесь гособвинение могло жалобу написать, а ему дать просто подписать. Я пытался понять, почему Константин Ильич посчитал их невиновными. Я, честно говоря, не понял. Я над этим делом работал много, и мое внутреннее убеждение складывается из множества факторов. Сначала они убийство на себя взяли. Потом действия сотрудников полиции. Ну, если лепишь дело, ясно же, что чем больше причастных лиц, дело рассыпется. Проще же, когда у тебя двое. Зачем ты третьего тащишь? Плюс показания продавщицы. Она вообще незаинтересованное лицо. Ну она просто подтвердила, что они покупали водку... Я пришел к такому выводу и мотивировал свое решение, почему я так посчитал. Вышестоящая инстанция со мной согласилась.
КРУГОВАЯ ПОРУКА
С Еленой Елизаровой, юристом МГКА «Московская гильдия адвокатов и юристов», которая пыталась разобраться в этой истории, мы встречаемся в Москве. Елена жила в Букачаче в молодости, она двоюродная сестра жены Сорокина.
Елизарова рассказывает, что, когда Сорокина арестовали, ей позвонила тетя, рассказала о случившемся и спросила, что им делать. Сергея Сорокина Елена никогда не видела, Севостьянова и Подойницына тоже.
Но выслушав тетю, поверила в то, что Сорокин в убийстве не виновен, а дело сфабриковано.
«Я, конечно, как юрист, все беру под сомнение. Я там не была, никого не знаю. Тетя у меня непьющая. Она говорит: “Я Сорокина сама не люблю, но я же лично его видела в этот день! Он приходил, приносил косу. Его видела соседка. Он не мог там быть!” Я связалась с адвокатом Сорокина, спросила, убедилась ли она, что это не самооговор. Она сказала, что он вроде убедителен.
Я сказала: “Так не пойдет, пишите отказ”. И Сорокин написал отказ. Так я в это дело и включилась удаленно.
У меня не было статуса адвоката, я не была допущена к делу. Но я писала везде жалобы. Лене Волокитиной пригрозили в полиции, что, мол, если Елизарова не остановится, мы вам свидания не дадим. А потом был суд, и их оправдали.
Я была в шоке. Заинтересовалась, кто этот судья, который вынес такой приговор? Узнала, что он раньше работал в прокуратуре и хорошо понимает, как ведется следствие. Его приговор говорит о многом. О том, что у него есть совесть, честь, ум. За оправдательные приговоры никого не награждают, наоборот, наказывают. Потому что, если