Мой план, лежащий на столе, вдохновлял на подвиги. Причем, вдохновлял не грандиозностью замысла, обещающего мне решение большинства проблем и устранение смертельной опасности, а как раз уже пройденными, и оттого зачеркнутыми, пунктами.
Любое большое дело спорится легче, когда у него появляется собственная инерционность. История и заслуги. Рост и вес. Цвет и запах. И когда начинаешь воспринимать его, как доброго знакомого, а не как «коварного типа гражданской наружности».
Наверное, именно поэтому большинство начинаний глохнут в самом зародыше – у людей не хватает силы дать им настолько хорошего пинка, чтобы количественного выражения такого импульса в секундах/часах/сутках полетного времени хватило бы этому начинанию на обзаведение собственным двигателем.
Пока грузился компьютер, я звякнул Слону, и сообщил, что «закладка произведена», и наркота находится в бардачке машины Свина. Он перезвонил мне через пять минут, ровно в 15.00, пожелав ни пуха, ни пера – механизм заработал.
Гладя кота, я отыскал в интернете адрес головного офиса охранного предприятия «Сфинкс» – на всякий случай. Ибо, если Свина закроют с наркотой, все остальное шуршание, касающееся его самого и его темных делишек, можно смело прекращать.
Несмотря на значительную экономию средств из-за льготной стоимости взлома свинского чероки, денег оставалось, максимум, на пару недель скромного существования. И я, скрепя сердце, разместил на нескольких досках в интернете объявление о продаже своей четырехколесной ласточки.
К пяти вечера долгожданного звонка от Слона, с информацией о результатах операции, все еще не было – и это начинало нервировать. Чтобы чем-то занять свою беспокойную натуру, я поехал в «Сфинкс».
В вестибюле головного офиса охранного предприятия дежурил туповатый с виду охранник, лет 20 с небольшим, своей фигурой напоминавший грузовую «Газель», поставленную на попа (причем, поп тоже предполагался немаленький). Ответить на вопрос, как найти Дениса Калмыкова, моего одноклассника, он отказался, что, само по себе, для меня фатальным не было.
Однако, предложенный им вариант стандартного бюрократического «справок не даем», звучал настолько хамски-оскорбительно и вызывающе-нахально, что, живи мы пару веков тому назад, я был бы просто обязан вызвать его на дуэль. Мало того, что он обращался на ты ко мне, то есть, к незнакомому посетителю, гораздо более раннего, чем он, года выпуска, так еще и в остальных обидных словах показывал свою вопиющую невоспитанность и неоправданную высокомерность.
Еще раз обведя взглядом периметр его монументальной фигуры, я решил, что стрелялись бы мы с ним непременно на пушках, причем, не меньше, чем десятидюймового калибра. Иначе, шансы причинить этому небоскребу повреждения, более существенные, чем незначительная потеря штукатурки, были бы ничтожно малы.
Не знаю, сочетается ли, хоть чуть-чуть, мое личное мнение о хамстве с библейским подставлением очередной щеки или идет вразрез с подобной философией. Но я уверен: хамство – это сорняк, которому не место в цивилизованном обществе.
Поскольку тяпки подходящих размеров у меня собой не было (как и десятидюймового орудия), я хотел уже было нахамить ему в ответ, и даже, упершись в стол, за которым восседал этот Халк, подался вперед, когда мой нос уловил нехарактерный для ситуации запашок.
Нюх у меня всегда был не промах, а тут, в связи с отказом от курения, он вообще распоясался. И, как узник, выпущенный на волю после долгих лет заключения, с жадностью цеплялся ко всяким запахам, ароматам и даже откровенной вони. Ну, на последней-то он надолго не задерживался. Так, отклассифицирует, и летит дальше…
В этот раз, старательно вымываемый, и оттого еле-еле слышимый аромат мой нюх определил в доли секунды. Именно так, только гораздо насыщеннее, пах один мой однополчанин, развлекавшийся энурезом. Дело было в армии, и я уже точно не помню – то ли он взаправду ссался, то ли подпускал в кровать тепленького, чтобы поскорее комиссоваться. Но пахли они, определенно, в одном спектре.
Я, практически взбешенный поведением дежурного, моментально схватил этот запашок за жабры, и самым наглым образом решил попользоваться данной мне свыше синестезией. Для чего и ущипнул себя за левое бедро.
Стрельнуло сразу. И запашок пропал. Причиной столь скорой «заказной» синестезии было, наверное, мое праведное возмущение. А может быть, накопившееся мастерство продвинутого синестезиолога. Или синестизитора? Или синестомана!
Чтобы не нарушать гармонии хамства, заданной первой фразой, и совершенно не подозревая о моем грядущем вероломстве, охранник продолжил в том же ключе:
– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся…
* * *
Сообщение о смерти дяди Вовы стерло улыбку с лица Свина, но настроение ему особенно не испортило. Удивило – да. Показалось странным и подозрительным – пожалуй. Но успех сегодняшней многоходовой операции все равно был более значимым. Тем более, этим Кулешовым должен был с самого начала заниматься не он, а Коготь, которому за подобные дела Свин платит деньги. И деньги немалые!
Он улыбнулся, и наполнил бокалы заново. Может быть, в том и причина неудач, что он берется не за свое дело? Ну что же, пусть за дело возьмется профессионал. Ведь сам Свин уже давно отошел от силовых операций. Да и методы их проведения заметно изменились с девяностых годов, когда Боря только-только входил в преступный мир.
Кое-что про ту аварию и ее последствия Коготь знал, кое-что прошло совершенно мимо него. Например, контракт дяди Вовы на устранение Кулешова. Борис Михайлович восполнил все пробелы, рассказав историю с самого начала – ну, конечно, в том виде, в котором представлял ее сам.
В конце Коготь только и смог, что развести руками. В самом деле – нанимать профессионального киллера для какого-то лоха, просто из-за того, что тот подставил свою машину и не уследил за языком? Да не стоит оно того!
Можно, скажем, посчитать ребра в темном переулке. Или машину раздолбать битами. Или, на крайняк, подругу лоха по кругу пустить – и то, это уже слишком. Нет, конечно, и завалить можно – никто не спросит. Но смысл? Из пушки по воробьям? Коготь, хохотнув, напомнил и о шуточках Лешича, которые никогда не были безобидными, но на которые всем, по приказу Свина, приходилось смотреть сквозь пальцы.
Свин подумал, и решил, что его главный охранник прав. Этот разговор помог ему взглянуть на ситуацию под другим углом, и такой взгляд ему понравился – потому как заметно уменьшал размер нанесенного ему оскорбления.
В предложенном Меню Возмездия Борис Михайлович выбрал первое блюдо. Но двойную порцию – ибо решил подстраховаться, испытывая некую истерически-суеверную боязнь, что его обидчику опять удастся увильнуть от заслуженной расплаты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});