— Сети распустил почти всех слуг, — объяснила я. — Он готовился к войне с хеттами, покупал доспехи на Крите.
Мерит прижала палец к губам.
— Хенуттауи пожертвовала своим ка, чтобы сделать Исет главной женой. Она и тобой займется, — уверенно добавила няня. — Найми человека пробовать твою еду.
Я отмахнулась, но Мерит настаивала.
— У Рамсеса есть такие люди.
— Рамсес — фараон.
— А ты станешь царицей. Если твою еду будут пробовать, Хенуттауи об этом узнает и не решится пустить в дело яд. Подумай о детях! Что с ними будет, если с тобой случится беда? Исет никогда не позволит мне остаться во дворце и присматривать за ними. Нас с Уосерит сошлют в самый дальний храм, а малютки останутся здесь, совершенно беззащитные.
Я похолодела: Мерит была права. Я взглянула на детей, прекрасных царевичей, которые когда-нибудь станут царями.
— Найми мне человека, — решила я.
— А если фараон спросит?..
— Скажу ему…
— Скажем, что ты боишься хеттских лазутчиков, — подсказала Мерит.
Хенуттауи и Исет — лгуньи, а мне так не хотелось обманывать Рамсеса. «Нужно сказать ему правду, — думала я, — признаться, что я боюсь, как бы его собственная тетка не отравила меня чашей вина или глотком шедеха».
В дверь постучали. Прежде чем открыть, Мерит спросила:
— Еще целый год… Как ты полагаешь, госпожа, Рамсес сдержит обещание?
Я старалась не думать о своей обиде.
— Он никогда не нарушал обещаний.
— Даже если он знает, что нарушить — значит поступить по чести? В Фивах слышали от гонцов, как было дело с пиратами. Тебя уже называют царица-воительница. Все знают, что ты рисковала жизнью ради Египта.
Но я повторила:
— Рамсес всегда держит слово.
У Мерит опустились плечи, и она распахнула дверь.
— Государь! — Няня вздрогнула и поправила парик. — Ты никогда прежде не стучал…
— Я услышал ваши голоса и подумал, что Нефертари, наверное, рассказывает тебе новости… — Рамсес увидел меня с сыновьями на руках. — Не хотел вам мешать.
— Мне так жалко твоего отца! Он и госпоже был как отец, всегда такой добрый, ласковый…
— Спасибо, Мерит. После похорон мы переедем в его дворец, в Аварис.
— Весь двор? — вскричала Мерит.
— Даже Тефер.
Рамсес посмотрел вниз, и Тефер жалобно мяукнул. Кот всегда спал под кроватками малышей и покидать свой пост явно не спешил.
— Бальзамирование займет семьдесят дней. Как только отца похоронят в Долине царей, двор отправится в Пер-Рамсес.
Мерит уже прикидывала в уме, какие понадобятся приготовления. Она поклонилась и вышла, а Рамсес приблизился ко мне.
— Мой отец тебя любил, Нефертари.
— Хотелось бы верить, — тихо сказала я.
— Ты должна верить. Я знаю — ты слышала, какого он потребовал от меня обещания. Он опасался за мой престол. Ему хотелось видеть на троне тебя. Просто отец неверно кого-то понял.
— Вряд ли можно говорить о недоразумении, — осторожно возразила я. — Думаю, ему попросту солгали.
Рамсес смотрел на меня; не знаю, думал ли он о Хенуттауи или Исет. У меня не было сил сказать ему правду. К этому он должен прийти сам. Наконец Рамсес перестал смотреть в одну точку и обнял меня.
— Я буду защищать тебя, Неферт. Я всегда смогу тебя защитить.
Я закрыла глаза и стала молиться: «Амон, прошу, помоги ему понять, от кого меня нужно защитить!»
Глава двадцать вторая
ДОЛИНА СПЯЩИХ ЦАРЕЙ
Фивы
Когда миновало семьдесят дней, тело фараона Сети уложили в золотую ладью, и двадцать жрецов понесли его на плечах в Западную долину. Ладья понадобится Сети, чтобы совершать ежедневный путь вместе с солнцем; ему дозволено будет подняться в поля иару, потому что сердце у него легче перышка Маат.
Тысячи жителей Фив пересекли Нил и присоединились к длиннейшей погребальной процессии. Солнце уже опускалось за холмы, прохладный ветер принес запах нагретой солнцем полыни. Аджо поднял мордочку и нюхал воздух. В числе прочих родных Сети я прошла мимо Аджо, но песик сохранял какое-то странное спокойствие. Быть может, ивив почувствовал, что жизнь его хозяйки отныне изменилась — теперь она не царица, а царская вдова. Туйя останется жить в Пер-Рамсесе: наверное, поселится в каких-нибудь дальних покоях и предоставит Рамсесу заниматься и делами, и устройством праздников. Никогда я не видела, чтобы Туйя улыбалась, глядя на детей, или смеялась над их шалостями. Многие вдовы утешаются воспитанием внуков, но она, скорее всего, будет довольствоваться обществом Аджо и пронянчится с песиком все оставшиеся ей годы.
Царица шла, тяжело опираясь на руку Рамсеса, следом за деловито шагавшим верховным жрецом Амона, которому Пенра и несколько визирей указывали дорогу к месту упокоения Сети.
Я оглянулась на жриц Исиды и издалека заметила красное одеяние Хенуттауи. Она предпочла идти не с членами семьи, а со своими жрицами и отнюдь не старалась хранить скорбное молчание.
— И тут красуется, — сердито буркнула я.
— Амон ее покарает, — пообещала Мерит. — Ее сердце скажет само за себя.
— Только будет уже поздно. Она разделается со всеми, кто нам дорог.
Я подумала про Аменхе и Немефа, спавших во дворце. Я велела кормилицам не спускать с них глаз.
Мерит словно прочла мои мысли.
— Я им доверяю. Они шагу из покоев не сделают, а то бы я сама оттуда не ушла. — Няня посмотрела вперед, туда, где виднелись в меркнущем свете зубцы холмов. — Как ты думаешь, госпожа, до гробницы еще далеко?
— Да, она высоко в скалах. Впрочем, бояться нечего.
— Только шакалов, — шепнула Мерит.
— И верховного жреца Амона.
Я посмотрела на Рахотепа, который двигался рядом с ладьей фараона, точно зверь, преследующий жертву. Сгорбленные плечи, кривой оскал — ни дать ни взять гиена, ждущая, когда ей перепадет кусок добычи льва. Эта ночь принадлежала Рахотепу: именно он вел царскую семью в Долину царей, и он же запечатает комнату, в которой упокоится фараон — вместе со всем, что потребуется в загробной жизни.
В последний раз я приходила в гробницу с погребальной процессией царевны Пили. Мне было шесть лет, но я до сих пор помню рисунки на стенах, помогающие умершему найти путь в царство мертвых. Боги задают умершему вопросы, и, когда ка Сети пройдет последний в этой жизни коридор, он запомнит ответы и сможет перейти в мир иной. Если Сети пройдет испытания, ему понадобится все, чем он пользовался в нашем мире. Сети нужна маска — чтобы в полях иару у его души было лицо. Вокруг саркофага поставят сотни маленьких ушебти[56] — фигурки слуг, которые в ином мире оживут и будут служить своему хозяину. А чтобы ничего из драгоценных вещей Сети не испачкалось, слуги насыплют в светильники по щепотке соли, и светильники не будут чадить.