Читать интересную книгу Том 10. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

По странному, на мой взгляд, совпадению в этот момент он сделал паузу и спросил, почему у меня такой вид, словно меня принесла в зубах кошка, то есть задал тот же самый вопрос, что и пожилая родственница после моего разговора с мамашей Мак-Коркадейл. Не знаю, что приносят в зубах кошки, но, скорее всего, что-то не слишком радующее глаз, и, по-видимому, когда я нахожусь во власти сильного чувства, я бываю похож на их драгоценные находки. Не было ничего удивительного в том, что я сейчас так выглядел. Противно, когда приходится разбивать надежды и мечты старого друга, а если на сердце такое, то и снаружи заметно. Не было смысла ходить вокруг да около, надо было доводить дело конца. И снова захотелось воскликнуть: «О, будь конец всему концом, все кончить могли б мы разом».

— Медяк, — сказал я, — к сожалению, у меня для тебя плохие новости. Клубной книги у Бингли больше нет. К нему заходил Дживс, подмешал ему в питье «микки финн» и унес ее. Сейчас она хранится в архиве Дживса.

С первого раза он не понял, и мне пришлось объяснить.

— Бингли не такой кристально честный человек, как ты думаешь. Напротив, он гнида из гнид. Его можно назвать скверным скользким слизняком. Он украл клубную книгу и пытался продать ее Мак-Коркадейл. Она вышвырнула его поганой метлой, потому что хочет победить в честной борьбе, и он попытался продать книгу тебе. Но тем временем к нему заглянул Дживс и завладел книгой.

Наверное, целую минуту он переваривал мое сообщение, но, к моему удивлению, нисколько не расстроился.

— Ну что ж, хорошо. Тогда пусть Дживс отнесет ее в редакцию «Аргуса».

Я грустно покачал головой: я-то знал, что на этот раз его надежды и мечты обречены на провал.

— Он не станет этого делать, Медяк. Для Дживса клубная книга священна. Я десятки раз приступал к нему с просьбой уничтожить страницы, касающиеся меня, но он всегда артачился, как Валаамова ослица, которая, если ты помнишь, упиралась и напрочь отказывалась пойти на уступки. Он никогда не выпустит книгу из рук.

Как я и предвидел, Медяк принял мои слова близко к сердцу. Из него выплеснулся целый поток слов. Он также пнул ногой столик и сломал бы его, не будь столик мраморным. Удар, должно быть, оказался очень болезненным, но страдания Медяка, как можно было понять, были главным образом душевными. Глаза у него блестели, нос дергался, и если он не скрежетал зубами, то я не знаю, что такое зубовный скрежет.

— Не станет? — переспросил Медяк, снова приобретая сходство с гималайским медведем. — Он не станет, говоришь? Ну, это мы еще посмотрим. Отчаливай, Берти. Мне нужно подумать.

Я с радостью отчалил. Когда на тебя выплескивают эмоции, это всегда изматывает.

14

Кратчайший путь к дому лежал через лужайку, но я не воспользовался им. Вместо этого я направился к черному крыльцу. Я чувствовал необходимость срочно увидеться с Дживсом и рассказать ему о том, какие страсти бушуют по его милости, а также предупредить его, что, пока гнев не успел остыть, ему лучше держаться от Медяка подальше. Мне очень не понравилось, как Медяк сказал: «Ну, это мы еще посмотрим», и как он скрежетал зубами. Разумеется, я не допускал мысли, что Медяк, в каком бы он ни был бешенстве, применит против Дживса физическую силу — или, попросту говоря, врежет ему, — но он, безусловно, заденет его словесно и таким образом испортит их взаимоотношения, до сих пор остававшиеся столь дружественными. И, естественно, я не хотел такой развязки.

Дживс сидел в шезлонге у крыльца и читал Спинозу, держа на коленях кота Огастуса. Я подарил ему Спинозу на Рождество, и он постоянно зачитывался им. Сам я в эту книгу не заглядывал, но Дживс говорит, это зрелая вещь, стоящая внимательного прочтения.

Он поднялся бы при моем появлении, но я попросил его не вставать, потому что знал: Огастус, как и Л.П. Ранкл, возмутится, если его внезапно разбудят, а с кошачьими чувствами всегда стремишься считаться.

— Дживс, — сказал я, — нежданно-негаданно возникла странная ситуация, и я был бы счастлив, если бы вы ее прокомментировали. Простите, что оторвал вас от чтения Спинозы, и, возможно, как раз на том месте, когда нашли второй труп, но я должен рассказать вам о событиях, «взнесшихся мощно», поэтому выслушайте меня внимательно.

— Я к вашим услугам, сэр.

— Вот факты, — сказал я и без пролога, или как это называется, приступил к повествованию. — Таково, — заключил я через несколько минут, — положение дел, и думаю, вы согласитесь, что проблема, вставшая перед нами, в некоторых отношениях небезынтересна.

— Бесспорно, сэр.

— Так или иначе, Медяк должен проиграть выборы.

— Вот именно, сэр.

— Но как?

— Я не готов ответить экспромтом, сэр. Общественное мнение сейчас, кажется, на стороне мистера Уиншипа. Красноречие лорда Сидкапа заметно влияет на избирателей и может сыграть решающую роль. Мистер Сеппингс, который помогал в качестве дополнительного официанта на званом обеде, говорит, что речь его светлости, обращенная к бизнесменам Маркет-Снодсбери, была необычайно яркой. Он говорит, что исключительно благодаря его светлости шансы кандидатов, которые среди завсегдатаев некоторых пивных шли десять к шести в пользу миссис Мак-Коркадейл, теперь сравнялись.

— Не нравится мне это, Дживс.

— Да, сэр, это выглядит угрожающе.

— Конечно, если бы вы пожелали обнародовать клубную книгу…

— Боюсь, что это невозможно, сэр.

— Я так и сказал Медяку, что вы считаете охрану книги своим священным долгом. Тогда ничего другого не остается, как попросить вас напрячь извилины.

— Безусловно, я сделаю все, что в моих силах, сэр.

— Не сомневаюсь, что в конце концов вы до чего-нибудь додумаетесь. Налегайте на рыбные блюда. И пока по возможности не попадайтесь на глаза Медяку: он очень не в духе.

— Понимаю, сэр. «Неумолим, жесток и злобен».

— Шекспир?

— Да, сэр. «Венецианский купец».

Тут я покинул его, гордый тем, что раз в жизни попал в точку, и направился в гостиную, надеясь в спокойной обстановке возобновить чтение Рекса Стаута, прерванное из-за круговерти событий. Однако я опоздал. Старая прародительница сидела в шезлонге с книжкой в руках, и я знал: отнять ее мне вряд ли удастся. Всякий, кому попал в руки Рекс Стаут, не отдаст его без боя.

Застав ее здесь, я немало удивился. Я думал, она все еще сидит возле гамака, склонившись над его содержимым.

— Привет, — сказал я, — вы закончили с Ранклом? Она подняла глаза, и я заметил, что она немного раздосадована. Я предположил, что Ниро Вулф спустился из оранжереи и сказал Арчи Гудвину, чтобы тот позвонил Солу Пенеру и Орри… как бишь его?.. и что сейчас начала завязываться интрига. Поэтому, естественно, тетку рассердило вторжение даже любимого племянника, которого она часто качала на коленях — конечно, не в последние годы, а когда я был маленьким.

— А, это ты, — сказала она, и, разумеется, так оно и было. — Нет, я не закончила с Ранклом. Я даже не начинала. Он все еще спит.

Мне показалось, что она не в настроении заниматься пустой болтовней, но в таких случаях бывает нужно что-то сказать. Я поднял вопрос, который, по моему мнению, был в некоторых отношениях небезынтересен.

— Вы когда-нибудь обращали внимание на то, как замечательно схожи между собой дневные привычки Ранкла и кота Огастуса? Кажется, они оба только и делают, что спят. Вы не думаете, что у них травматическая симплегия?

— Что это еще такое?

— Я прочел об этом в одной медицинской книге. Это заболевание, при котором все время спишь. Ранкл не подавал никаких признаков жизни?

— Подавал, но только он зашевелился, как пришла Мадлен Бассет. Она попросила разрешения со мной побеседовать, и мне пришлось согласиться. Было трудно разобрать, что она говорит, потому что она все время всхлипывала, но наконец я поняла, в чем дело. Речь шла о ее разрыве со Сподом. Я говорила тебе, что у них размолвка. Все оказалось серьезней, чем я думала. Помнишь, я сказала тебе, что, будучи пэром, Спод не может быть избран в парламент. Так вот, он хочет отказаться от титула, чтобы получить право избираться.

— А разве от титула можно избавиться? Я думал, это крест на всю жизнь.

— Раньше нельзя было. Разве только тебя осудят за государственную измену, но теперь другие правила, и это стало очень модно.

— Глупость какая-то.

— Мадлен тоже так считает.

— Она не сказала, как эта мысль пришла в его пустую голову?

— Нет, но нетрудно догадаться. Его речи имеют такой сногсшибательный успех, что он может сказать себе: «Почему я так стараюсь ради кого-то еще? Почему бы мне самому не попробовать силы на этом поприще?» Кто это сказал про кого-то, что он «опьянен избытком собственного красноречия»?

— Не знаю.

— Дживс наверняка знает. Может быть, Бернард Шоу, или Марк Твен, или Джек Демпси[82] или кто-нибудь другой. В любом случае, это сказано про Спода. Он не в меру возгордился и считает, что ему нужно более широкое поле деятельности. Он видит себя в роли главного краснобая палаты общин.