Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночь выдалась холодная и лунная. С неба падали редкие снежинки, но зимний снег еще не лег на землю. Одновременно мы вспомнили, как бродили по ночному Иркутску в патруле городской самообороны.
Вдруг нас окрикнули казаки из патруля:
– Стойте! Предъявите ваши документы!
Без какой-либо опаски – ведь не чехи нас остановили, а свои – мы предъявили паспорта. Мне тут же вернули мой документ и отпустили, а Ивану Иннокентьевичу приказали следовать за ними.
– На каком основании вы меня задерживаете? Я министр снабжения Всероссийского правительства! – возмутился Золотов.
– Нынешней ночью арестована вся Директория, и всех министров велено препроводить в тюрьму, – ответил ему командир патруля.
– Вы поступаете опрометчиво, – вмешался я. – Господин Золотов не имеет отношения к Директории, он – бывший министр Сибирского правительства.
Из‑за угла появились всадники. Впереди на вороном жеребце гарцевал полковник Вдовин. Он распорядился немедленно отпустить арестованного.
– Приношу извинения. Произошла ошибка. Можете следовать дальше. Пароль – «Ермак». С ним вас никто не остановит.
– Но объясните, пожалуйста, что происходит? – взмолился Золотов.
– Директория арестована. Ее больше не будет.
– Кто же будет во главе власти?
– А будет адмирал Колчак, – радостно прокричал Вдовин, хлестнул коня плеткой и поскакал дальше по ночной улице.
Здание управления железной дороги, где заседало правительство, было загодя оцеплено войсками. У меня в памяти сразу всплыла картина из 1905 года. Железнодорожная управа, солдаты, казаки…
– Эти охранники легко могут превратиться в конвоиров, – заметил Муромский, когда мы, предъявив документы, прошли через оцепление.
На удивление, все министры были в сборе, за исключением Золотова и генерала Болдырева, который был на фронте. Муромский привычно занял председательское кресло и только открыл заседание, как дверь распахнулась и в нее ворвался запыхавшийся министр снабжения. Он извинился за опоздание и занял свое место.
Пётр Васильевич сухо доложил о произведенных ночью арестах эсеров из Директории и правительства и попросил найти выход их создавшегося непростого положения.
Кто-то из товарищей министров предложил сохранить Директорию из трех человек, исключив из нее арестованных Авксентьева и Зензинова[155]. Но это предложение не нашло поддержки. Тогда речь зашла о диктатуре.
На роль диктатора предложили три кандидатуры: Болдырева, Хорвата и Колчака. Из них только адмирал присутствовал на заседании и нисколько не возражал против идеи стать единоличным правителем. Напротив, он выступил с программной речью:
– Путь партийности губителен для России. Только национальная идея спасения отечества может мобилизовать все здоровые силы. Керенщина уже однажды развалила Российское государство. Нынешняя Директория – это слепок с предыдущего эсеровского правления. Она не может создать ничего позитивного: ни организовать, ни обеспечить армию, ни поддерживать в стране законность и порядок. И даже союзники, на словах поддерживающие демократию, предпочли бы иметь дело с одним вменяемым и отвечающим за свои слова человеком, чем с горсткой парламентских резонеров. Не забывайте, что мировая война уже закончилась. Германия капитулировала перед Антантой, и теперь наведение порядка в России – это наше внутреннее дело.
Я слушал адмирала и не верил своим ушам. Доселе постоянно хмурый и нелюдимый, он предпочитал отмалчиваться на заседаниях Совета министров. Тут же его словно прорвало. Он говорил выразительно и сильно, гипнотизируя слушателей убежденностью и искренностью своих слов.
Если бы мне доверили участвовать в этот день в выборах нового царя, я без раздумий отдал бы свой голос за адмирала.
Муромский поинтересовался, где сейчас находятся арестованные члены Директории.
– В надежном месте, – ответил Петров, информированный лучше других.
– И где же это надежное место? Не Загородная роща ли, где убили Новосёлова?
– Нет. Подальше. В сельскохозяйственной школе, в казарме одного войскового старшины, – невозмутимо парировал всеведущий министр финансов.
– А почему этот старшина до сих пор на свободе? Он что, и нас может арестовать? – не унимался Муромский.
Тут слово взял управляющий делами правительства петербургский профессор Гипс. Потрясая козлиной бородкой, он заявил:
– Этот старшина сделал то, что давно надо было сделать. У нас не было сил, чтобы арестовать заговорщиков.
Профессор извлек из своей папочки два документа:
– Мы тут с секретарями позволили себе набросать два проекта.
Каких секретарей Гинс имел в виду, я так и не понял, хотя по должности первого секретаря председателя Совета министров обязан был их знать.
Первым он озвучил проект постановления Совета министров о прекращении деятельности Директории и принятии всей полноты власти Совмином, а следом – Положение о временном устройстве власти в России, по которому вся полнота власти должна была принадлежать Верховному правителю.
Тут Муромский не выдержал и возмутился:
– Я всегда считался с мнением окружающих меня людей. Но это уже чересчур. На роль бессловесной марионетки я не гожусь. Вы уж извините меня, господа, но эти документы я подписывать не буду и заявляю о своей отставке.
Заговорщики, похоже, не рассчитывали на такой поворот. Их план видимой легитимности передачи власти диктатору неожиданно затрещал по швам.
Даже невозмутимый Петров бросился уговаривать Муромского остаться. Что говорить про остальных!
– Как же без вас, Пётр Васильевич? Вы, можно сказать, главный гарант демократии в Сибири… Все это временно… Вот победим большевиков, тогда и вернемся к народоправству…
Сентиментальный премьер расчувствовался и прослезился. Но окончательно убедил Муромского поставить свою подпись Иван Иннокентьевич Золотов.
Он отвел председателя в сторону и прошептал ему на ухо:
– Если мы не примем эти постановления, то окажемся вместе с членами Директории в тюрьме. Только нас спасать будет уже некому. А Колчак все равно станет диктатором.
– Вы так думаете?
– Я в этом уверен!
Когда начались выборы Верховного правителя, Колчака попросили удалиться из зала заседания. Он подчинился и перешел в кабинет премьера, где и дождался подведения итогов. Согласно листу закрытой баллотировки из 14 избирательных записок с именем Колчака оказалось 13. И только одна была подана за генерала Болдырева. Только так Муромский мог выразить свою позицию. За Хорвата не проголосовал никто.
На следующий день газеты опубликовали воззвание Верховного правителя к населению:
«Всероссийское временное правительство распалось. Совет министров принял всю полноту власти и передал ее мне, адмиралу Александру Колчаку.
Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности.
Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.
Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, к труду и жертвам».
Арестованных членов Директории снабдили крупными суммами денег во французских франках и выслали за границу.
– Убийцы! Убийцы! У вас у всех руки по локоть в крови! И ты такой же. И не оправдывайся. Все твои жалкие доводы не стоят и капли крови этих святых людей, замученных вашими палачами!
Полина металась по комнатам, как дикая кошка, срывая с вешалок свои платья, кофты и блузы и сбрасывая их в огромную кучу на кровати. Тут же лежали раскрытые чемоданы. Испуганный и голодный сын ревел благим матом, но мать не замечала его крика.
– Третьего дня к нам приходили Фомины за советом, как лучше поступить мужу: вернуться в тюрьму или остаться на свободе? И ты что им сказал?
– Я только передал слова Муромского.
– Нет. Я сама слышала, что ты гарантировал Фомину безопасность и неприкосновенность, если он по собственному желанию вернется в тюрьму, и что скоро суд освободит его на законном основании.
– Мне это обещал Муромский, а ему министр юстиции.
– Грош цена вашим обещаниям. Обезображенный, исколотый и изрубленный труп Фомина сегодня обнаружили на берегу Иртыша. А другие… Из них никто не был большевиком. Это были честные люди, настоящие патриоты, борцы за свободу. У них хватило смелости не признать власть тирана. И вот они мертвы!
- Кантонисты - Эммануил Флисфиш - Историческая проза
- Корабли надежды - Ярослав Зимин - Историческая проза
- Семь писем о лете - Дмитрий Вересов - Историческая проза