Вскоре ворота города отворились, и глава Аскарая собственноручно передал ключи графу Раймонду.
Граф был доволен, наконец-то он получил долгожданную добычу после полугода сплошных неудач – ведь потеряна почти половина войска.
* * *
Граф Раймонд расположился в самом богатом доме Аскарая, наслаждаясь давно забытым комфортом.
Возлежа на мягких шелковых подушках, по обычаям Пафлагонии, он принимал подношения поверженного города. Граф с удовольствием созерцал прекрасные ювелирные изделия, прославившие Аскарай на весь Восток.
– Ваше сиятельство, к вам пришел странный человек и просит нижайше принять его. Если бы мы сейчас пребывали в Лангедоке, то я подумал бы, что он – маг, – доложил Раймонду сенешаль*.
– Что ж, пусть войдет! Я не верю магам, но посмотреть на незнакомца весьма любопытно.
Перед Раймондом предстал человек, одетый в балахон, на его голову был накинут капюшон, так что окружающие графа воины были лишены возможности разглядеть лицо незнакомца. Отчего-то Раймонда вовсе не удивил его внешний вид, а напротив, граф ощутил непреодолимый интерес к этому человеку.
Речь незнакомца лилась плавно и медленно, завораживая слушателей.
– Сиятельный граф Раймонд, – промолвил он. – Я хочу преподнести вам драгоценную вещь в знак признательности, ибо вы исполнили свое обещание и сохранили жизнь жителям города. Много лет назад я путешествовал по странам Востока, повидал различные чудеса, в том числе встречались мне и необъяснимые вещи. В одном из городов Сирии я приобрел вот эту редкость, – он извлек сверток из-под черного плаща и развернул его.
Взорам Раймонда и его свиты предстала статуэтка старинной работы.
– Посмотрите на нее, разве она не прекрасна? – продолжил незнакомец.
– Интересная восточная вещица, – согласился граф.
– Это не просто статуэтка, сиятельный господин. Это Бафомет… Согласно древнему преданию он был сыном красавицы Наины, которая соблазнила Энлиля, верховного бога земли, плодородия и воздуха. Бафомет вырос коварным, жестоким и порочным. В наказание боги превратили его в маленькую статуэтку. Но бог Энлиль пожалел сына и оставил ему часть магической силы. Я слышал, что Бафомет может исполнять желания хозяина, правда за это придется заплатить слишком высокую цену. – Произнес незнакомец и поклонился.
Четырехрукий Бафомет держал небольшую табличку, испещренную таинственными значками, его рубиновые глаза завораживающе блестели.
– На пергаменте, привязанном к руке божка, перевод магического заклинания, изображенного на табличке, – продолжил незнакомец и протянул статуэтку сенешалю, который передал ее графу Тулузскому.
– Божок! – с интересом произнес Раймонд, внимательно рассматривая необычную четырехрукую статуэтку. В последнем крестовом походе вера его в Господа пошатнулась, как и многие крестоносцы, выходцы с Лангедока, он перенял учение катаров, но все же не был готов уверовать в некоего восточного божка. – Рубиновые глаза статуэтки, пожалуй, потянут пистолей на триста – четыреста. Отнесите ее в мою сокровищницу, – приказал Раймонд Тулузский.
Пока Граф Тулузский и его свита разглядывали статуэтку, загадочный гость исчез.
* * *
1204 год, Лангедок*, резиденция Тулузов замок Монсегюр
Шевалье* Клермону де Монсегюр исполнилось пятнадцать лет. Жизнь в замке Монсегюр, одной из резиденций графа Раймонда VI Тулузского, была однообразной и единственным развлечением для юноши с пытливым умом, а Клермон, несомненно, таковым и являлся, было чтение. Он перечитал все фолианты, принадлежавшие старшему брату. Но граф Раймонд VI Тулузский не был поклонником литературы и философии и держал лишь небольшую библиотеку, как того требовал его статус и происхождение.
С раннего детства Клермон слушал рассказы старшего брата Раймонда VI и его жены Беатриссы о своем славном предке Раймонде IV, участнике Первого крестового похода. Юноша прекрасно знал, что сундуки прадеда хранятся в чердачном помещении замка. И вот в один из холодных февральских дней, когда в библиотеке Раймонда VI не осталось ни единой непрочитанной им книги, Клермон решил подняться на чердак, дабы разобраться в сундуках легендарного предка: вдруг в них есть что-нибудь интересное, например, старинные фолианты или походные записки.
Поднявшись по узкой винтовой лестнице, Клермон сразу же заметил сундуки, покрытые толстым слоем пыли, и немедленно принялся их обследовать. И его любопытство было вознаграждено с лихвой: в одном из них он обнаружил военный дневник и фолианты, не нашедшие своего места в библиотеке замка.
Внимание Клермона, конечно же, привлек дневник. Выглядел он старым и потрепанным, его обложка из телячьей кожи затерлась, тонкий дорогой пергамент высох, а сам рукописный текст выцвел, так что витиеватые буквы были едва различимы. Клермон попытался вчитаться, и записи так увлекли его, что юноша, не отрываясь от повествования, спустился в свою комнату, где с увлечением прочел о событиях Первого крестового похода.
Из дневника графа Раймонда IV Тулузского, участника Первого крестового похода, сюзерена королевства Лангедок
6597 года[10], месяца марта, третьего дня
Призыв Римского Папы Урбана II к борьбе за освобождение гроба Господня из рук сарацинов был встречен в Лангедоке рыцарями поистине с великим воодушевлением и готовностью тотчас же выступить в поход. Началась подготовка к походу, каждый жаждал не только увидеть гроб Господень и поклониться ему, но и поправить свое материальное положение. Чего уж греха таить! Рыцарей в королевстве немало, каждый из них мечтает о военной славе и богатстве. Возможность, предоставленная призывом Папы Урбана, всколыхнула в наших душах не только религиозный пыл, но и откровенную жажду власти и наживы. Ведь, как известно, сарацины владеют богатствами легендарного Иерусалима, и такое обстоятельство не может не будоражить воображение славных воинов, пребывающих порой в унизительной нужде. Некоторым из них не на что экипироваться, они довольствуются старыми ржавыми латами, доставшимися по наследству, а мечи их порой сомнительны как оружие, на них столько зазубрин, что оно более напоминает терку для овощей, которыми питаются сервы[11], нежели предмет для праведного боя с сарацинами.
Я, как сюзерен королевства Лангедок, мечтаю не только о славе освободителя Иерусалима, что вполне естественно для человека моего положения, но и о собственном королевстве на Святой земле. Возможно, эта перспектива весьма призрачна и дерзка на первый взгляд. Но не будь я потомком славного Фульгуальда[12] и Раймонда I Сан-Жиль де Монсегюр, если я не добьюсь того, что задумал!