Читать интересную книгу Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

Они вышли на улицу, на свежий воздух, но головокружение не проходило.

Блондинка сжала его руку, пытаясь подбодрить. В искусственном свете фонарей она показалась Ониси еще более прекрасной — если только это не было еще одним следствием его состояния.

— Знаешь, ты что-то нетвердо стоишь на ногах, — заметила блондинка.

— Точно, — подтвердил Ониси, чувствуя, как у него на лице расплывается глупая улыбка, но не в силах этому помешать.

Блондинка насмешливо цокнула языком.

— Такой большой парень и отрубился от одной сигареты «Собрание»?

Эта блондинка считает его большим парнем? Звучит обнадеживающе. Определенно положительная точка отсчета в запутанном потоке переменных, описывающих его личную жизнь. Улыбка Ониси растянулась еще шире.

В то же время он поймал себя на том, что мысли у него становятся запутанными, но, как это ни странно, подобное состояние его нисколько не волновало.

— Садись в мою машину, давай прокатимся, — предложила блондинка, и ее голос прозвучал так, словно донесся откуда-то издалека.

Внутренний голос слабо предостерег его: «Кац, наверное, тебе лучше этого не делать», но Ониси лишь беспомощно кивнул.

Он поедет с прекрасной незнакомкой. Он сделает все, что она скажет. Он будет принадлежать ей.

Ониси смутно чувствовал, как женщина легко переключает передачи своего голубого кабриолета точными движениями человека, выполняющего заученные действия.

— Капуо, я покажу тебе такое, о чем ты никогда не забудешь, — сказала она, погладив его между ног и закрывая за ним дверь.

У него в голове ярко сверкнула мысль: «Я не говорил ей, как меня зовут». За ней последовала другая: «Со мной происходит что-то очень нехорошее». Но затем все мысли исчезли в черной бездне, в которую превратилось его сознание.

Часть третья

Глава восемнадцатая

Испуганно прижимая к груди обтрепанный чемоданчик, хасид, по-стариковски шаркая ногами, подошел к ограждению верхней палубы. В его глазах застыл страх, что объяснялось скорее его характером, а не тем, что он находился на борту парома «Штена Лайн». Огромному катамарану требовалось всего четыре часа, чтобы переправиться через Ла-Манш из Гарвича до Хук-ван-Холланда, откуда скоростные поезда, чье расписание строго согласовано с прибытием парома, доставят пассажиров на центральный вокзал Амстердама. Быстроходный корабль располагал всем, чтобы путешествие на нем было приятным: на борту имелось несколько баров, два ресторана, несколько магазинов и даже кинотеатр. Однако хасид с обтрепанным чемоданчиком, судя по всему, не принадлежал к тем, кто может предаваться подобным развлечениям. Такой тип в Голландии не редкость: торговец бриллиантами — можно ли в этом сомневаться? — которого нисколько не интересуют роскошные камни, предмет его торговли. Своего рода убежденный трезвенник — хозяин винокурни. Остальные пассажиры, случайно бросив на него взгляд, тотчас же отворачивались в сторону. Незачем пялиться на хасида. Он может истолковать это превратно.

Соленый морской ветер ворошил длинную седую бороду и пейсы, трепал черное шерстяное пальто и брюки. Крепко нахлобучив на голову черную шляпу с круглыми полями, хасид не отрывал взгляд от оловянно-серого неба и серо-зеленого моря. Зрелище было не слишком воодушевляющим, но хасид, судя по всему, находил в нем странное утешение.

Джэнсону было прекрасно известно, что подобная фигура становится невидимой как раз благодаря тому, что бросается в глаза. Щеки щипало от резинового клея, в шерстяном пальто было невыносимо жарко, поэтому ему не составляло труда разыгрывать то легкое беспокойство, которого требовала его роль. Он подставил себя ветру, чтобы хоть как-то бороться с потом. Ни у кого не могло возникнуть никаких причин сомневаться в том, что он действительно тот, кем являлся по паспорту. Время от времени Джэнсон с любовью смотрел на маленькую, закатанную в пластик фотографию покойного раввина Шнеерсона, почитавшегося многими хасидами новым мессией, или mosiach. Такие мелочи очень важны, когда вживаешься в образ.

Услышав приближающиеся шаги, Джэнсон медленно обернулся, и у него внутри все оборвалось. Он увидел перед собой шляпу с круглыми полями и строгий черный наряд. Это был хасид — на этот раз настоящий.«Твой собрат, — поспешно сказал себе Джэнсон. — Ты тот, за кого себя выдаешь». Это был один из главных законов шпионского ремесла. Правда, другой требовал не доходить в этом до идиотизма.

Настоящий хасид, ростом ниже Джэнсона, лет сорока с небольшим, приветливо улыбнулся.

— Voos hurst zich?[34] — кивнув, спросил он.

У него были рыжеватые волосы, а за пластмассовыми очками скрывались водянисто-голубые глаза. Под мышкой хасид держал кожаный портфель.

Крепче прижав к груди чемоданчик, Джэнсон осторожно склонил голову, изображая дружелюбную улыбку, существенно осложненную недостаточной пластичностью нанесенного на лицо грима. Как ему быть? Есть люди, обладающие даром говорить на незнакомых языках, порой даже непостижимо бегло; одним из таких был Алан Демарест. Однако Джэнсон, прилично владевший немецким и французским с университетских дней и немного знавший чешский — заслуга его матери-чешки, — не относился к их числу. Он принялся лихорадочно копаться в памяти, пытаясь наскрести хоть немного идиша. Такой вариант он должен был предусмотреть. Вместо того чтобы сказать в ответ глуповатое «шалом», безопаснее будет сразу же пресечь в корне все попытки завязать разговор. Позволив себе на мгновение предаться безумной фантазии выбросить назойливого хасида за борт, Джэнсон потрогал горло и покачал головой.

— Ларингит, — прохрипел он, изображая акцент Ист-Энда.

— Ir filt zich besser?[35] — сочувственно спросил хасид. Одинокая душа на борту огромного парома, он попытался сблизиться с тем, в ком увидел собрата.

Джэнсон буквально взорвался кашлем.

— Извините, — прошептал он. — Оченьзаразно.

Хасид испуганно попятился. Еще раз поклонившись, он сложил руки.

— Sholom aleichem. Мир и благословение вам. Покачав на прощание рукой, он удалился, вежливо, но быстро.

Джэнсон снова подставил лицо холодному ветру. «Нам известно больше, чем мы знаем», — не переставал повторять Демарест. Джэнсон считал, что в данном случае это особенно верно, — он сможет двигаться вперед, лишь если расставит в правильном порядке все то, что ему известно на настоящий момент.

Он знает, что секретное государственное ведомство Соединенных Штатов ищет его смерти. Знает, что на его банковский счет посредством изощренных электронных махинаций переведена головокружительная сумма. Причем сделано это так, чтобы создалась видимость, будто он подрядился за деньги убить Петера Новака.

Может ли он как-нибудь воспользоваться этими деньгами? Внутренний голос предостерег его: нет, только не сейчас. Надо подождать до тех пор, пока не станет известен источник их происхождения. Может так статься, что эти деньги окажутся решающим доказательством его невиновности. И — Джэнсона грыз червь сомнения — возможно, с помощью высоких технологий расставлена какая-то ловушка, и попытка снять деньги со счета тотчас же выдаст врагам его местонахождение. Что возвращало его к главному вопросу: кто же его враги?

На чьей ты стороне, Марта Ланг?Перед тем как подняться на борт парома, Джэнсон еще раз попытался с ней связаться, и опять безуспешно. Входила ли она в этот зловещий заговор? Или же Марта Ланг похищена, может быть, даже убита — пала жертвой интриги, стоившей жизни Петеру Новаку? Джэнсон позвонил своему старому другу, живущему на Манхэттене, — ветерану разведслужб, давно ушедшему на пенсию, — и попросил его постоянно пытаться связаться с Мартой Ланг в нью-йоркском отделении Фонда Свободы, где вроде бы должна была быть ее постоянная резиденция. Пока что не было никаких признаков того, что она возвратилась в здание на Сороковой улице. Марта Ланг находится где-то в другом месте — но где именно?

И еще Джэнсон, как и Энгус Филдинг, находил очень странным, что до сих пор не появилось никаких сообщений о смерти Петера Новака. Широкая публика продолжала оставаться в полном неведении относительно как его похищения, так и последующей гибели. Возможно ли, что руководство Фонда Свободы считает несвоевременным сообщать миру о случившейся трагедии? Однако как долго они смогут скрывать гибель президента фонда? Джэнсону были знакомы слухи о том, что смерть Дэн Сяопина держалась в тайне больше восьми дней, пока определялся вопрос о его преемнике: режим решил, что не может допустить даже незначительного промежутка неопределенности в обществе. Быть может, то же самое сейчас происходит в Фонде Свободы? Огромное состояние Новака, по крайней мере большая его часть, было связано с Фондом Свободы. Поэтому не вызывало сомнений, что его гибель не может не сказаться на финансах фонда. В то же время, по словам Григория Бермана, перевод денег был осуществлен из Амстердама, непосредственно со счета Фонда Свободы, принадлежащего Петеру Новаку. Кто из высшего руководства фонда мог подстроить такое?