Романтически настроенная, Арфо писала стихи, полные веры в счастливое будущее коммунизма. За отличную учебу она была направлена в Москву, в Институт журналистики. Этой награды был удостоен и ее муж, Сурен Акопян, мой дедушка, который погиб на войне, уйдя добровольцем на фронт. Арфо не уставала учиться: Институт красной профессуры, работа в Академии наук, защита диссертации и, наконец, ИМЛИ (Институт мировой литературы и искусства), где она создала и возглавила отдел, издававший эпос народов СССР. Она не любила поговорки «своя рубашка ближе к телу», поэтому не форсировала издание армянского эпоса. «Давид Сасунский» – последняя книга, над которой она работала. Мариетта Шагинян была ее близким другом. С ней она познакомилась в Свердловске в 1943 году, в эвакуации. Во время войны волосы Арфо окончательно поседели и стали белоснежными. Замечательный портрет Арфо написал Мартирос Сарьян, который всегда навещал ее, бывая в Москве. Люди, окружавшие Арфо, ценили ее принципиальность, умение отстаивать свою точку зрения и бесстрашие. «Смелого пуля боится», – часто говорила Арфо.
Свидетельств о ее смелости сохранилось немало. Когда в 30-е годы в Степанакерте арестовали ее старшего брата, Арфо сначала написала письмо в ЦК, а потом добилась приема, где выступила со свойственным ей красноречием и убедила «судей» в невиновности брата. Не испытывая ни малейшего страха, бабушка могла поздней электричкой отправиться на дачу. Она много работала, но перед сном непременно выходила на прогулку в любую погоду. Балик всегда говорила: «Берегите голову, все здоровье человека в голове». В последние годы она любила уединиться на даче. «Дорогая крошка! – писала мне бабушка. – Все хорошо, но работу свою никак не кончу. Здесь часто шумят дожди, а я это люблю.
С дочерью Наирой, 1948
Солнце мешает работать, куда-то зовет. Я не очень довольна своими делами: время летит космической скоростью, а дела еле скрипят на телеге. Отстаю от сроков, которые я лелеяла. Поэтому нервничаю! Я бы очень хотела, чтобы вы там окрепли. Не разрешай папе работать и маме тоже. Мне надоел их побитый, золотушный, малокровный вид, пусть как следует окисляются кислородом. И ты тоже. Передай всем большой привет. Отдыхайте как следует. Целую Балик». На даче вместе с бабушкой обитал наш кот Тигрик. Балик недоумевала, каким образом он чувствовал ее появление на станции. Он бежал ей навстречу, оглашая окрестности громким мяуканьем. За это Тигрик удостаивался чести находиться возле письменного стола, за которым работала бабушка. Об обеденном перерыве Тигрик напоминал беспокойным мяуканьем. Как-то раз Балик с укоризной сказала ему: «Ты все кушать просишь, а в доме мышей полно». Тигрик обиженно удалился, но вскоре вернулся, бросив посредине комнаты задушенную крысу. О проделках Тигрика бабушка рассказывала с присущим ей юмором. Тигрик не отходил от бабушки и тогда, когда она сажала цветы, разведение которых на дачной песчаной почве требовало титанических усилий. Но она не сдавалась. «Знаешь, крошка, – однажды сказала мне Балик, – скоро может случиться так, что вдруг мы проснемся в другой стране… Учи французский язык. Когда-нибудь поедешь в Париж». Как бы мне хотелось с Балик посидеть за столиком в парижском кафе и сказать ей по-французски: «Ти est тасhere irremplacable!» (Ты моя незаменимая!)
«Одна надежда мне светила…»
Н. С. Рытова
© Н. С. Рытова, 2008
Мой муж, физик Владимир Григорьевич Шавров, сохранил от своего отца, заведующего кафедрой электротехники, автоматики и телемеханики в одном из филиалов Московского инженерно-физического института (МИФИ) Григория Константиновича Шаврова (1903–1989), старую общую тетрадочку в черной клеенчатой обложке – бабушкин дневник. Этот дневник вела более ста лет назад, с 1894 по 1898 год, мать Григория Константиновича Татьяна Петровна Шаврова (урожденная Нечаева, 1872–1956), когда учительствовала в церковно-приходской школе сибирского села Алтат, где жила со своими родителями. Искренние записки молодой женщины о заботах и переживаниях, об укладе жизни, отношениях в семье, ее размышления о своей работе, ее собственное отношение к быту и нравам провинциального села настолько захватили меня, что захотелось сделать их чтение более доступным для других членов семьи и, может быть, не только для них.
Текст дневника представлен в первоначальном виде, безо всяких изменений, лишь в некоторых местах вставлена отсутствующая пунктуация. Записки дополнены фотографиями, сделанными в те же годы и хранившимися в двух альбомах Татьяны Петровны.
Анастасия Беляева с бабушкой и родителями, ок. 1854
По воспоминаниям моего мужа о рассказах его бабушки, по надписям на старых фотографиях, старым письмам, воспоминаниям других родных, с помощью Интернета, а также в результате архивных поисков в Красноярске Елизаветы Александровны Суриковой – правнучки старшей сестры Татьяны Петровны Александры (в дневнике – Саши) удалось частотно восстановить происхождение семьи Нечаевых. Родители Татьяны Петровны родились в центральной России и принадлежали к духовному сословию. Ее отец, Петр Яковлевич Нечаев (1830–1909), был священником, окончившим Калужскую духовную семинарию. Мать, Анастасия Яковлевна, родилась в 1837 году в селе Опочня Тарусского уезда Калужской губернии в семье приходского пономаря Якова Антоновича Беляева и его жены Параскевы Семеновны. Младший брат Анастасии, Николай Яковлевич Беляев (1843–1894), окончив Казанскую духовную академию и получив степень магистра, а затем доктора богословия, стал профессором этой академии по кафедре истории и разбора западных вероисповеданий и опубликовал ряд значительных печатных трудов по этим вопросам.
Венчание родителей Татьяны Петровны состоялось в селе Опочня 9 мая 1855 года, когда 24-летний жених еще был студентом семинарии, а невеста – молоденькой 17-летней девушкой. Сразу после венчания молодая семья отправилась через всю Россию в далекую Сибирь. Мы не знаем обстоятельств их отъезда. Возможно, это был их собственный выбор, а может быть, как говорили в наше время, «уехали по распределению», но все дети Петра и Анастасии родились уже в Сибири.
П. Я. и А. Я. Нечаевы
У Петра и Анастасии было пятеро детей: четыре дочери – Анна (Анюта, 1862–1932), Мария (Маша, 1863–1905), Александра (Саша, 1868? —?), Татьяна (Таня, 1872–1956) и сын Иннокентий (Кеша, 1875–1937).
Вызывает удивление, что первый ребенок, о котором мы знаем, дочь Анна, родилась у молодой пары только через 7 лет после венчания. При этом за последующие 13 лет в семье появилось еще четверо детей. Может быть, старшие дети умирали? Намек на это есть в тексте дневника, где Татьяна Петровна цитирует слова из письма Маши, что она (Маша) «очень похожа на брата Гавриила душой и телом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});