характерно.
Бер тайком палец послюнявил и потёр, правда, тут же устыдился. Но успел определить горный хрусталь, а главное, силой напоенный и так, что чудом не трещит. Или не чудом, но мастерством того, кто сотворил вообще это вот всё.
Но если сначала, то карета остановилась у особняка.
И Таська вышла, не дожидаясь, пока руку подадут. Косу за спину забросила и сказала:
— Идём, что ли, пока не передумала…
И пошла.
И Маруся за ней, которая так Ивановой руки и не выпустила, а он не особо и стремился на свободу вырваться. Наоборот, держался рядом.
— Кто тебе в морду дал-то? — шёпотом поинтересовался Бер у Императора, поскольку данный вопрос мучил его не меньше, чем остальные.
— Да так… произошло столкновение мировоззрений…
— И твоему досталось, как вижу.
— Почему только моему? Моё хотя бы столкновение выдержало… мировоззрение.
— И морда лица.
— И она… слушай, а тут такое вот ощущение… странное.
— Неприятное?
— Да не сказать бы. Просто странное… во дворце, если в старые подземелья спуститься, похожее… хотя там закрыто для посторонних… да. Ладно, иди, пока нас не забыли.
И пришлось идти, а потом спускаться.
Снова камень.
Каменные стены.
Каменные ступени, выглаженные временем. Каменные выступы, на которых дремлют магические светляки. Света они дают достаточно, и потому зловещности подземелью несколько не хватает.
Но спуск тянется.
И тянется.
И возникает ощущение, что он вовсе бесконечный. А главное, золото шитья на наряде вспыхивает. И еще сила… чем ниже, тем яснее ощущается она. Странная. Инаковая. Такая, которая не столько пугает, сколько настораживает. И вот уже Сашка замолкает. А потом кладет руку на камень, тоже к нему прислушиваясь. Он не Волотов, но здесь и родового дара не нужно.
Силой пронизан воздух.
И с ним она просачивается в кровь, заставляя дышать глубже. Чаще.
Голова кружится.
— Если плохо, — Таська оборачивается, и вновь в полумраке её лицо меняется. Оно теперь нездешнее, удивительно красивое и вновь же нечеловеческою красотой. — То можно вернуться… но уже недолго.
— Нет, — возвращаться Бер не собирается. И не потому, что подниматься тяжелее, чем спускаться, а просто… просто не привык он отступать.
Сила же…
Перетерпит. Тем паче, что откликаясь на неё внутри шевелиться собственная, пусть крохи, но… пока и их довольно.
Выдержит.
— Это… когда было построено-то? — голос Сашка звучит глухо. Здесь, внизу, звуки вязнут в камне.
— Давно. На заре времен ещё… это часть сделки… договора? — Маруся останавливается перед дверью.
Не каменная.
Похоже, но не камень. Темная гладкая поверхность покрыта узорами, только они не вырезаны, они словно живут там, внутри, прорываясь тенями и полутенями.
— Эльфийский мэллорн… — Иван решается коснуться этой вот поверхности. — Такая… в императорской сокровищнице… мэллорны редко делятся… только для очень важных… особых случаев… и в усыпальнице тоже… мэллорны не позволяют тьме выбраться…
Как и подгорный мрамор.
Бер никогда не видел его в таком количестве. У Ведагора в коллекции имелся кусок, добытый из старой шахты. И тогда уже, дома, Бер чувствовал странную силу, заключённую в этом камне. А Ведагор рассказывал, что рождается он в самых глубинах земных, от крови планеты и исконного жара, от капель божественной крови, пролитых в незапамятные времена…
Братец знал тысячу и одну историю.
И…
Надо будет спасибо сказать. Просто так и за всё сразу. Даже за тушёнку с нарядами.
— Это… — порог переступить страшно.
Комната невелика.
Или не комната это? Зала? Пещера? Соединение магии и самой живой природы.
Ровный пол, гладкие стены и потолок куполом. Всё-то изнутри выстлано… выращено? Да, Бер опустился на пол и положил ладони, убеждаясь, что именно выращено, что камень этот белоснежный до ослепительной яркости, един.
Единен?
Целен?
Хрен его знает, как это правильно сказать.
Главное, он воспринимался именно огромной кристаллической друзой, которая вбирала в себя силу извне, насыщаясь ею…
И передавая.
Сами собой всплыли строки…
…там во тьме печальной гроб качается хрустальный.
Ну или как-то так.
Бывал классик здесь. Бер готов был остатки силы на кон поставить, что бывал. И видел, что белизну камня, что тонкие тяжи-колонны из того же дерева, которое нежно гладил Иван…
И гроб видел.
Хрустальный.
И…
— Охренеть, — выдавили Его императорское Величество, озираясь. — Это… это что…
— Хрустальная купель… — Таська переступила порог. И кажется, окружающая белизна ничуть её не смущала. А здесь камень, насытившись силой, обретал синеватый оттенок, и главное, не сплошной, а синева проступала под ним тонкими нитями, словно сосудами, складываясь в отдельный узор.
— Это больше на гроб похоже, — ляпнул Сашку и осёкся. — Извини.
— Ничего… оно и вправду гроб, — Маруся грустно улыбнулась. — Но Хрустальный гроб — как-то не звучит, особенно для древнего могучего артефакта. То ли дело — купель.
А в гробу, как и положено по канону, лежала девица.
— Это… кто? — Сашка осмелился задать вопрос, правда, шёпотом.
— Мама Вася… — Таська попыталась улыбнуться. — Она живая, вы не подумайте… просто здесь… это место такое…
Она запнулась и посмотрела на сестру. Жалобно так…
— Тьма… отравила земли… её собирали… — голос Маруси звучал отстранённо, а сама она смотрела на женщину, которая казалась… спящей? И главное, улыбалась во сне, причем видно, что сны-то ей снились хорошие. — Воды тянули из земли и несли сюда. И здесь, под холмом, она копилась… но стало ясно, что если просто копить, то случится дурное. Тьма попыталась восстать…
И вновь же тихий голос звучал так, что не услышать его было невозможно.
— Тогда-то и создали это… место… камень отбирает тьму из земли, а купель… очищает… тот, кто в ней, очищает… меняет силу. И она возвращается в мир иной, живою.
— Человек как артефакт?
— Сердце его. Или часть…
— И Вельяминовы, выходит… — Император замолчал. — Почему об этом нигде не сказано? Почему нет никаких договоров… охранных грамот… почему…
— Когда-то были, — пожала плечами Маруся. — Мама рассказывала… ей дед… что раньше Вельяминовы на особом счету были. Что их и соседи не смели трогать, и никто-то… даже когда войны случались, земли стороной обходили.
— Их считали проклятыми, — Таська подхватила слова сестры. — Тогда тьмы было много больше. И она не уходила так вот, просто. Она и вызывала… всякое. Людям тут было неуютно. Страшно. Они чуяли близость той силы. В лесах рождались чудовища. Мертвецы поднимались.