— На работу чешется шея, — очень серьёзно заканчивает за него Эркин.
— Это почему шея? — теряется Миняй.
— А под хомут, — Эркин по-прежнему серьёзен.
Хохотали долго, взахлёб, даже косить бросили, чтобы ненароком косу не попртить.
— Ну, братик у меня, — Андрей восхищённо замысловато ругается. — Ну, скажет так скажет.
— Редко, зато метко, — хохочет Колька. — Да и ты, гляжу, промаха не даёшь, крупнокалиберным лупишь. Где таким загибам выучился?
— Да поносило меня по белу свету, — ухмыляется Андрей. — Всякого повидал да наслушался.
— И по-ихнему, ну, по-английски могёшь? — спрашивает Миняй.
— А чего жнет, — молодецки встряхивает шевелюрой Андрей, выдавая длинную тираду уже на английском.
Молча усмехается Эркин, узнавая кое-какие явно у него самого услышанные обороты. Ну, здесь не страшно: что от лагеря, а что от спальников никто не поймёт.
— Да уж, — кивает миняй. — В угоне всего набрались.
Так под пересмешки они уже заканчивали луг, когда к ним подъехал верховой. Не старый бородатый мужчина.
— Бог в помощь.
— Спасибо на добром слове, — ответил за всех Миняй, продолжая косить.
Мужчина остановил своего коня у самых вешек и, когда они кончили прогон и остановились поправить косы, спешился.
— Здорово, Николай. Собрал, значит?
— Здорово, Нилыч, — ответил Колька. — Сам бы не осилил.
Говорил Колька спокойно, даже с улыбкой, но Эркин насторожился, еле заметно напрягся Андрей, и у Миняя лицо отвердело. Что-то было в Нилыче такое… что не просто подъехал поболтать, да и… страда, все потом умытые, а он в белой, вышитой на груди и по вороту рубашке, в крепких блестящих сапогах, лаковый козырёк на картузе блестит, борода расчёсана… На лендлорда смахивает- вдруг сообразил Эркин и понял, что это — хозяин, Колька же арендует луг. И Колькины следующие слова подтвердили его догадку.
— За буйки не заплыли, целы твои вешки, нигде не тронуты, не боись.
— А я и не боюсь, — усмехнулся Нилыч. — Мне бояться нечего. А вот к вам, мужики, дело у меня есть.
— На сто рублей? — насмешливо улыбнулся Андрей.
— Ну, рублей не на сто, а на водки ведро, — тоже с улыбкой складно ответил Нилыч.
— Ведро-о?! — удивился Андрей. — Ты скажи, щедро-то как.
— А что, мужики, слабо луг смахнуть?
— На слабо знаешь, кого ловят? — сразу ответил Андрей.
Нилыч охотно рассмеялся, но смотрел на Миняя, явно посчитав его за старшего. Миняй медленно покачал головой.
— Нет, не пойдёт.
— Ведро мало? — весело удивился Нилыч.
— Не в ведре дело, — отмахнулся Миняй. — Мы ж не по найму работаем, помочью.
— Ему ладно, — кивнул Нилыч.
— Нет, — твёрдо сказал Эркин. — Завтра мы здесь закончим.
— А…
— А в понедельник на работу, — не дал ему сказать Эркин.
Нилыч, прищурясь, внимательно оглядел его.
— И заработаьь неохота?
— Водка — не заработок, — ухмыльнулся Андрей, — а угощение.
— Верно, паря, — кивнул Миняй и, посчитав дело конченым, взялся за косу. — Давай, мужики, по-светлому закончим.
— Ну, как знаете, — Нилыч оглядел их. — Только в страду зовут, а потом… просятся.
— Мы на заводе работаем, — спокойно ответил Эркин.
— Нам круглый год страда, — засмеялся Колька.
— Ну, бог вам в помощь, — отступил Нилыч.
Когда стук копыт его коня затих, Эркин, поравляя косу, спросил:
— Коль, он по злобе тебе ничего… не нагадит?
Колька покачал головой.
— Нилыч прижимист, конечно, и своего нигде не упустит, но на подлянку… нет, не будет он мараться. Земли у него невпроворот, луг этот я, глядишь, у него и на следующий год нанимать буду, нет, не пойдёт он на это.
— Работников много держит? — поинтересовался миняй.
— Хутора у него два, я слышал, — Колька говорил не спеша, в такт косьбе. — Там живут, да в доме по хозяйству по найму, да молочная у него с сыроварней и маслобойкой, там тоже работники постоянные. Ну, и на страду нанимает, и помочь собирал.
— За водку? — спросил Андрей.
— За угощение. Помочь всегда безденежна.
— Водкой дешевле выходит, конечно, — кивнул Миняй. — Да, такой своего не упустит, это ты верно сказал.
— Лендлорды они такие, — по-английски откликнулся Андрй.
Последний ряд они заканчивали при длинных, через весь луг, чёрных тенях, красное, уже не слепящее солнце медленно спускалось к горизонту. Медленно, не так от усталости, как от предвкушения отдыха, они пришли к костру, и Эркин сразу захлопотал. Развёл сильный огонь, достал мясо, нарезал и засыпал его в котелок.
— Сейчас прогреется, и поедим. Андрей, давай за водой на чай.
— Так пока вскипит… В обед надо было…
— Вот и сделал бы, а не дрых, — сердито ответил Эркин.
Он едва не обжёгся, возясь с котелком — всё-таки с решёткой куда удобнее. Андрей взял закопчённый чайник и пошёл к ручью.
— А пока холодненького, — Колька достал флягу с холодным чаем.
— Самое оно, — одобрил Миняй, усаживаясь поудобнее.
Эркин ещё раз перемешал кашу с мясом и снял котелок с огня. Андрей повесил на место котелка чайник, подправил огонь и полез за мисками.
— Ну, надо же, — хмыкнул Миняй. — Как скажи, в ресторанте.
— А чего ж и нет, — ухмыльнулся Колька.
Ложка у каждого своя, Андрей разложил кашу по мискам, Миняй нарезал хлеб, перекрестился и первым начал есть.
Первые ложки прошли в молчании: уж очень устали. Но, беря второй кусок хлеба, Колька сказал:
— А кашеваришь ты, Мороз, здоровско.
— Мясо хорошее, — улыбнулся Эркин. — И крупа чистая.
— Ага, — Андрей хоть и с полным ртом, а не промолчит. — И дурак, значит, кашу наварит, когда крупа есть?
— У тебя же получалось, — спокойно, только глаза блеснули, ответил Эркин.
Все заржали.
— Так его молодого, — кивнул Миняй. — Чтоб не зарывался.
— Эх, все-то на меня, на младшенького, — хмыкнул Андрей, накладывая себе ещё каши.
Колька фыркнул, едва не поперхнувшись.
Пока ели кашу, закипел чайник, и Колька заварил чаю.
— По-флотски. Чтоб в кружку налил, и дна не видно.
— Это что ж, — Миняй повёл носом, — чифирь вроде?
— Нет, — мотнул головой Андрей. — Чифирь крепче.
Чай пили вприкуску, не спеша, наслаждаясь вечерней прохладой и отдыхом.
— Не думал, что за день смахнём, — Колька, блаженно отдуваясь, допивал кружку.
— В охотку-то, — хмыкнул Миняй. — Ну, и выложились, конечно. На то она и страда, день год кормит.
Эркин кивнул.
— А хватит этого на зиму?
— Сено хорошее, — возразил Миняй. — А ежели соломки подмешивать…
— Если уж мешать, то концентраты, — возразил Эркин.
— Эка хватил! Концентрат-то кусачий! — Миняй потёр пальцами воображаемые деньги. — Купил мешок, да и остался без порток.
— Зато молоко с него, знаешь, какое? Дуешь, а оно не брызгается, во, в два моих пальца сливки.
— Ну, это ты загнул, я таких коров не видел.
— Ты, может, и не видел, а я доил. День постоит бидон, и ложкой не пробьёшь, а горловину потом не отмоешь.
— Это что за коровы такие?
— Шортгорны называются.
Миняй недоверчиво покрутил головой, и Эркин улыбнулся.
— Раз говорю, значит, знаю.
— Ну… ну да, — Миняй ухмыльнулся. — А у козы какие сливки? Тоже знаешь?
— Нет, — вздохнул Эркин. — Коз там не держали, только… Коза — не корова, конечно, но и её. Как покормишь, так и подоишь.
Молча слушавшие их спор Колька и Андрей дружно заржали.
— Ай да, братик!
— Ну, умыл!
Рассмеялся и Миняй. Ну, в самом деле же, завёлся, будто о его корове речь.
— Эркин, — отсмеялся Андрей. — А летом мы кого пасли?
Эркин удивлённо посмотрел на него.
— Фризов. Забыл, что ли?
— А ну да, они мясные, так?
Эркин кивнул.
— Ну и имена, — покрутил головой Колька.
Было очень тихо, а от луны и костра светло. Андрей со вздохом подвинулся и прилёг, опираясь на локоть. Эркин улыбнулся.
— Устал?
Улыбнулся и Андрей.
— Не смертельно.
Миняй хмыкнул.
— А ты злой на работу, Мороз. Неужто и там, — взмахом головы показал куда-то в сторону, так же уродовался?
— Там, это в Алабаме? — уточнил Эркин, переходя на английский. — Так и не так. На беляков работал, это было. А скотина-то не причём, понимаешь? Я её не подою, у неё вымя распирать будет, загорится… — и видя, что Колька не понимает, а Андрей встревожился, оборвал фразу и продолжил по-русски: — Взялся — делай, а не можешь, так и не берись.
— Боишься — не делай, делаешь — не бойся, — подхватил Андрей. — Верно, брат.
И вдруг привстал на колени.
— Ты чего? — удивился Колька.
— Девок услышал- сразу догадался Миняй и заржал. — И сна уж ни в одном глазу.