Читать интересную книгу Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором - Оливье Клеман

Народ называет этих духовных людей «Божьи люди», «юродивые» безумцы во Христе или просто «старцы», «старики» в том смысле, что православие ассоциирует духовную старость и красоту (kalogéros) в очищенном собирании периодов жизни: борода и седые волосы (здесь белизна символизирует свет преображения) и глаза ребенка или подростка. Здесь подлинное христианское отцовство — которое берет на себя другого, чтобы родить для свободы — более не символ, а действительность и авторитет «Божиих людей» огромен. Это служение чисто духовное — иоаннов и Павлов аспект апостольства — никогда не прекратится в Церкви, уравновешивая и очищая своей пророческой силой служения, отождествляясь с ним, если возможно, но в особенности давая возможность Духу дышать, где Он хочет, так чтобы в конечном итоге не возможно было различить Церковь учительную и учащую, (cf. Khomiakov, L'Eglise latine et le protestantisme du point de vue del'Eglise d'Orient, Lausanne, 1872, p. 51).

Истина становится в нашем духе, пронизанном Духом Святым, внутренней самоочевидностью, самоочевидностью веры и любви, и она несет в себе свой coбственный признак. Но ее осмысление, благодаря структурам общения, церковно. Если признак Истины не принадлежит власти, действующей ex sese, он также не принадлежит ни индивиду, ни сумме индивидов. «Кафолическое» сознание не индивидуально, но личностно, т. е. церковно. Оно дается не индивиду, paздробляющему человечество и в силу этого становящемуся непроницаемым для троической любви, но личности, раскрывающей в Духе Святом свою евхаристическую «единосущность» со всеми другими. Это познание «в причастии» — в общении. Освобождаясь от своей индивидуальной ограниченности, мы в каком–то смысле становимся подобными губке, впитывающей Дух, расширяя свою жизнь в единстве Тела и «теряя» ее в любви ко Христу и к братьям. Взаимная любовь христиан, таинственное согласие их душ, преодолевающее время и пространство, образует церковную икону Троицы: Богу–Троице соответствует человек–Церковь. «Церковь, — пишет Самарин, — есть живой организм, организм истины и любви, или, точйее: истина и любовь как организм» (цит. по А.С. Хомяков, Собр. соч. т. И, Предисловие, стр. XXI).

С этим утверждением согласуется удивительная мысль Хомякова о том, что любовь — это не долг, но дар Божий, наделяющий людей знанием абсолютной истины. И коль скоро это так, то лишь в силу того, что христианская истина — откровение Троицы, иными словами, личности и любви, — принесена Духом «Жизнеподателем», Который одновременно собирает и объединяет суть человека и людей между собою. Кафолическое сознание не индивидуально, и в то же время не исключительно эмоционально или интеллек–426

туально: оно выражает целостного человека, умершего для «плоти и крови», но воскресшего в «целомудренной» полноте духа, соединенного с сердцем. Чело–иск, включенный во Христа, а потому соединенный и с братьями, в глубине своего существа принимает огонь, расплавляющий в нем сердце каменное и делающий это сердце плотяным, сердцем разумеющим, ибо оно стало «евхаристическим».

Эта открытость к Истине сердца разумеющего не является ни автоматической, ни однозначной. В истории Церкви преобладает не мнение большинства, но благодатью Духа, самое вдохновенное свидетельство, исповедание тех, кто, «живя вселенскою жизнью л юбки и единства, то есть жизнью Церкви» (Хомяков), открывает истину как жизнь более сильную, чем гонения и смерть. «Живые истины, — писал Киреевский, это истины, которые сообщают огонь душе», так выражается и «патристически» передается кафолическое сознание.

Установление правил веры принадлежит учительной власти. Однако эта власть не может сделать ничего иного, кроме признания и сохранения в кризисной ситуации той истины, которой уже жила Церковь. Однако грех человеческий может на какое–то время затмить разум и у епископов. Только Церковь во всей своей полноте может утвердить, что их учение истинно. Конечно, всякий собор утверждает себя таковым — «угодно Святому Духу и нам» (Деян 15.28) — и принимает решения, обязательные для верных. Последние должны полагать, что учительная власть нашла правильное выражение истины. Однако их подчинение не может быть автоматическим, ибо они воспринимают лишь изъясненное выражение той истины, которую уже познали в жизни.

Вот почему согласие Церкви необходимо. В этом нет ничего юридического, количественного и ничего общего с понятием о демократии. В исключительных обстоятельствах случалось так, и случается по сей день, что несколько человек, наделенных пророческим даром, отстаивают истину против всего или какой–то части епископата. В период иконоборческою кризиса св. Феодор Студит, преследуемый епископами и патриархом, утверждал, что при таких обстоятельствах «трое верных, единых в православной вере, составляют Церковь». В XVI и XVII веках братства мирян, невзирая на отступления епископов, спасли Православие в восточной Польше. В Православии незыблемо сохраняется вера в то, что Дух Святой не оставит своей Церкви, и пророки будут рано или поздно услышаны учительной властью. Этот consensus Церкви не имеет и не может иметь канонической формы, Это развивающийся в истории процесс распространения, усвоения, согласия. Иногда оно достигается быстро и единодушно. Иногда требует долгой борьбы, как было в то шестидесятилетие, которое следовало за Первым Вселенским Собором. Иногда возникают неудержимые протесты, Церковь потрясают яростные или подспудные смуты, связанные с обстоятельствами истории, и наконец собор отвергается как псевдо–собор, но это отвержение требует нового проявления учительной власти.

Таким образом «ответственный христианин», как любят теперь говорить, должен в случае серьезных разногласий требовать нового суждения со стороны учительной власти. Это суждение Церковь должна одобрить своим «аминь», аналогичным тому, которое она произносит после призывания Святого Духа. Свобода в Церкви — не право, но долг. Однако цель протеста может заключаться лишь в том, чтобы сделать общение более ясным.

Иерусалим

Вторая сессия Ватиканского Собора осенью 1963 года ознаменовалась первым несмелым появлением восточных» тем. Была попытка осмыслить юридическую сущность Церкви в перспективе тайны, точнее же, во взаимосвязи всего епископата с Римской кафедрой. Сам Павел VI, выступая перед членами курии, говорил о глубоких реформах в центральном управлении Церковью.

И вот, 4 декабря раздается удар грома: папа объявляет Собору о своем предстоящем паломничестве в Святую Землю.

Он

Сам я был потрясен этой новостью. Итак, Римский папа собирается покинуть Рим! Покинуть для того, чтобы отправиться смиренным паломником в Иерусалим, где сама земля освящена кровью Христовой, где Дух Святой снизошел на первоначальную Церковь. Где между пустым гробом и горой Вознесения столь явственно ощущается вся власть Воскресения, так что Иерусалим земной становится символом Иерусалима небесного, которого мы ожидаем…

Я

… и который мы готовим, который мы познаем уже здесь, в момент радости.

Он

Иерусалим, Мать Церквей…

Я

Первообраз Церкви — это, несомненно, община Двенадцати, существовавшая до рассеяния апостолов. Петр пребывает среди других, первый в этом апостольском кругу, являющимся также и евхаристической общиной, общиной жизни и даже общиной имущества, Конечно, Иерусалим вскоре утратит свою исключительную роль и даже всякое первенство, как будто ради того, чтобы указать на то, что Иерусалим небесный отныне нисходит к нам в Евхаристии, там, где она совершается. Когда Павел, во исполнение пророчеств, принес в дар Иерусалимской Церкви языческие народы, она была всего лишь первой общиной среди множества окружавших ее поместных Церквей. Уход христианской общины, когда римляне овладели городом и разрушили Храм в 70 году, и упадок иудео–христианства показывают, что для христиан присутствие Божие, отныне неотделимое от сакраментальной человеческой природы Христа, будет раскрывать; себя по всей земле. Восстановленная в V веке Иерусалимская Церковь становится патриархатом скромных размеров, последней в ряду «пентархии», после Рима, Константинополя, Антиохии и Александрии. Однако есть тайна географии, как есть и тайна истории. В Иерусалиме пустой гроб как бы негативно свидетельствует о том, что история не может более замыкаться на себе самой, что вечность посетила ее, оставив в ней свой огонь, который в конце концов преобразит ее. Этот огонь, говорят, сам зажигает в Пасхальную ночь свечу православного патриарха Иерусалима… Правда это или нет, в строго материальном смысле, не знаю, но каков символ! Начало и завершение Церкви–Церкви как вселенной на пути к преображению — таинственно завязываются в Иерусалиме.

Он

Вот почему паломничество туда столь важно для христиан. Оно традиционно среди православных, это главное их паломничество. В первые века паломники принесли христианскому миру литургию тех праздник ков, которые совершались в Иерусалиме в тех самых местах, которые упоминаются ими…