Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Если бы они не посадили меня, я бы промахнулась".
- Дайте воды.
Но оказалось, что ей вовсе не хочется пить. Жажда мучила ту, старую, умирающую жрицу.
- Мы так испугались за тебя! - воскликнула бледная Таемина. - Думали, тебя убило молнией!
- Все в порядке, - ещё раз повторила Сара.
"Эта миссия выполнена, осталось главное: спасти детей".
Вдруг Сару пронзил озноб.
Она предупредила альмаеков, сказала, что спасет оставшихся в живых детей. Но дети-то ещё находились в плену. Значит, предостережение, долетевшее до этих дней, имело в себе брешь: она, не зная, что случится дальше, заверила потомков в благополучном исходе.
Теперь уверенность, которую Сара почувствовала утром, точило сомнение. Но все же... "Лучше бы вообще этого не знать. Золото мы точно отвоюем у испанцев, его мы видели. А вот дети... Я знаю, что это главнейший фактор, и неужели я не написала бы Харлану, чтобы он хоть как-то намекнул нам, что с детьми будет все в порядке?"
"Кто ты? - беззвучно шепчут губы Сары, которая неподвижно глядит в очи Альмы. - Кто ты, откуда?" - летят её мысли, стараясь пронзить металл.
Альма красив в целом, но Сара пошла против принципа, решив заглянуть внутрь. Паутиной вопросов окутывает она его голову и держит в руках сторожевую нить - а вдруг?..
Дай понять, просит она его, дай хоть крупицу знания о себе. Кто оставил тебя здесь, из каких миров люди, сотворившие тебя? Почему ты поздно позвал нас на помощь, зачем медлил, как допустил, что погибли люди, которые называли тебя отцом? Сколько ещё сил в тебе, которыми ты черпаешь энергию из молний, хватит ли нам её, чтобы вернуться?
Дождь ещё немного остудил землю и деревья и, гонимый ветром, подсвечиваемый яркими зарницами, скрылся вдали. Почти сразу же в небе вспыхнуло солнце, повесив в воздухе качающуюся зыбь испарений.
Прошел всего лишь день - и вот первый тревожный симптом: несчастье с Аницу.
Глава IX
1
"Никогда себе этого не прощу!" - Джулия, прищурившись, смотрела поверх головы Литуана. Ее полностью захватил гнев, зло на себя. Что-то она упустила, где-то недоглядела, разбирая по косточкам план операции. Большее внимание было уделено чисто техническим вопросам, исполнительским, где она была асом. И это увело её в сторону. Она должна была предвидеть нечто подобное или хотя бы подумать об этом. Но внезапная милость командора относительно детей и удачно пришедшие на ум контрмеры усыпили её внимание. Плюс ко всему - свой человек в стане врагов. Она слишком понадеялась на Антоньо.
Конечно, Джулия могла оправдаться перед собой, сказав, что стопроцентного ничего не бывает, что из двухсот испанцев, уже потерявших человеческий облик, минимум двое должны оказаться супернегодяями. Если только не все. Да будь в их войске десяток Антоньо, и это не уменьшило бы процента произошедшего.
Как бы там ни было, но вина за этого ребенка лежала полностью на ней.
Джулия перевела взгляд на Сару.
- Тони придет сегодня?
- Вряд ли, но завтра утром обещал... Знаешь, Джу, у меня сложилось такое впечатление, что Тони знает того человека.
- Сара, прошу тебя, называй вещи своими именами. Итак, ты сказала, что наш испанец знает этого мерзавца. Что дальше?
- Ничего. Просто подсознательное подозрение.
Джулия скривилась от этой формулировки и вновь попробовала взглянуть на Литуана. Но взгляд уходил дальше, к хаотичным сплетениям корней деревьев, где терялся ручей. Там сидела худенькая девочка, которую Джулия видела впервые и даже не знала её имени. Зато её имя девочка знала хорошо, но лишь мельком взглянула на возвратившихся из похода жриц.
"Богиня хренова!" - обругала себя Джулия и нашла глаза Литуана.
- Она сказала, что не хочет жить или хочет уйти из жизни? - задала Джулия вопрос, надеясь на помощь Тепосо, не беря в расчет Сару. Она ещё не знала, что Сара довольно сносно общается на языке альмаеков. А та незаметно отошла в сторону.
Тепосо, как ни старался, не мог этого перевести, для него были одинаковы оба вопроса. Но для Джулии - нет. Она представляла состояние девочки и Джулии. Прежде чем она заговорит с ней, пытаясь вытащить со дна омута, необходимо было знать всю глубину, на которую она погрузилась. Я не хочу жить - это отчаяние, боль тоска - но ещё не решение. Я хочу уйти из жизни - это уже намерение, причем твердое, в нем отсутствует то "не", за которое можно уцепиться и вытащить девочку. Дети подсознательно выражают свои мысли так, как они их чувствуют; чувства же взрослых уже в той или иной степени тронуты коррозией повседневности, и их искренность трудно различить под слоем накипи обыденности и бывшего в употреблении разочарования. Так же и их намерения: порой за словами не стоит ничего определенного.
Итак, Джулия знала только то, что девочка отказывается принимать пищу, решив тихо уйти из жизни. Она готовилась стать жрицей, свято верила в Бога, и Джулия уже знала, что только одна тема предстоящего разговора может спасти девочку. Хотя Литуан долго беседовал с Аницу, но она слушала его, молчаливо и твердо стоя на своем.
- Пойдем со мной, Тепосо, и постарайся быть точен, переводи мои слова взвешенно, и если что непонятно - лучше переспроси. Жизнь девочки в твоих руках.
- Можешь положиться на меня, - твердо проговорил вождь.
Джулия невольно хмыкнула, уловив в его голосе интонации Лори.
Но Тепосо был строг и серьезен. Его лицо горело возмущением, и он почти не отводил глаз от стены высоких деревьев, за которой была ещё одна стена - кирпичная, приютившая за своей толщью скверну.
Джулия тихо подошла к Аницу и села рядом. Тепосо устроился напротив них, опустив ноги в ручей.
- Давай мы с тобой представим вот что, - тихо начала Джулия, смотря на чистое дно ручья. - Представим, как Бог создал мир. - Она старалась говорить убедительно, спокойно, чтобы её речь не была навязчивой и поучительной.
Тепосо таким же тихим голосом начал переводить, изредка поглядывая на Аницу, открывая для себя тайны сотворения мира. Он дивился своей памяти, которая наверняка это знала, но в силу каких-то причин забыла. Для него все так было понятно, даже как-то торжественно просто, что он вновь поймал себя на мысли, что не знает это, а просто вспоминает. Ведь не должно было быть иначе, когда вначале Бог сотворил небо и землю, отделил свет от тьмы и назвал это днем и ночью. А как можно было забыть второй и третий день великого сотворения, когда появилась вода и суша, названная землею, и она чудесным образом вмиг покрылась зеленой травой и деревьями, приносящими плоды.
И Аницу слегка приподняла голову, поймав глазами лучи одного из двух светил, управляющих днем и ночью. Ящерицы и кузнечики, рыбы и птицы, которых она сейчас видела и слышала, предстали перед ней, будто именно сейчас был четвертый день, когда сказал Бог: "Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной; плодитесь и размножайтесь..." Она соглашалась с Богом, когда он, видя дело рук своих, говорил, что это хорошо... А вот день шестой, когда по образу своему и подобию сотворил он человека, дабы властвовал он над рыбами и над птицами, над скотом и над всей землею.
- ... И люди - его творение, - продолжала Джулия. - И создал он их для цели, известной только ему. Бог велик, в его руках тайны мироздания, и он один знает великий секрет смысла жизни. Вот если мы с тобой задумаем определить - в чем он, смысл жизни, мы окажемся в затруднительном положении. Я долго искала ответ на этот вопрос и даже дошла до того, что предположила, что мы - некое орудие в руках Бога. И тогда получилось что-то зловещее, что-то не от Всевышнего, который добр и милосерден. Значит, это не то. А может, своим орудием нас считает дьявол - вечный соперник Бога, который хочет зла? Растление и зло - вот его сущность, превратить изначальное слово "человек" в страшное - "орудие". Но давай оставим дьявола, не он сотворил мир и не ему знать ответа на вопрос - в чем смысл жизни.
Бог дает жизнь - и только он вправе распоряжаться ею. Уйти из жизни, совершить самоубийство - значит пойти против Бога, совершить величайший из земных грехов. Повторяю: мы не знаем цели Бога и, самовольно уходя из жизни, ставим препятствия на пути его могучего замысла; рушим его идеи, приводя своим слабым характером его в гнев.
Если рассуждать дальше, то получится, что естественная смерть как бы является той малой частью смысла жизни. Только маленькой частью, остальное - там, за пределами нашего понимания. Но Бог откроет нам завесу, когда мы предстанем перед ним, упадем на колени и будем с благоговением взирать на него, поняв, наконец, его грандиозный замысел. Для нас перестанет быть тайной смысл мироздания, и мы станем маленькими частями чего-то большого, непостижимо великого, над чем так долго трудился Бог. Он дает нам мучения, сжигающие наши тела и души, чтобы там, наверху, мы были, может быть, ещё крепче. Клинок выходит крепким только тогда, когда его раскалят в огне, закалив холодной водой.