— Что с животным делают, — пробормотал я, — буквально издеваются над ним.
— Сестры, — обратилась Балалия к единорожицам, — на этого самца… — она покосилась на меня… — почему-то не действуют наши чары. Боюсь, Эпирукий нам этого не простит. Мы должны прямо сейчас принять решение, как нам следует поступить.
Тутулия подняла вверх руку.
— Я думаю, — важно сказала она, кивая головой, — что нам следует напоить его зельем прямо здесь, если он не хочет идти в Город единорогов.
— Это хорошее решение, — улыбнулась Балалия, — как мы поступим сестры, чтобы он дождался нас?
— Я дам вам честное слово, что подожду, пока вы сходите за зельем, — встрял я в их беседу.
— Не думаю, что нас устроит такой вариант, — резко оборвала меня Балалия, она явно была среди единорожиц за главную. — Я думаю, что вы, сестры, должны отправиться за зельем и принести его, а мы пока покараулим путников, чтобы они куда-нибудь не ушли.
Сестры согласно кивнули, обратились в единорогов и стремительно умчались. На длинноухого, который галопом понесся за ними, высоко забрасывая задние ноги, они не обращали ровным счетом никакого внимания: после того как чары не подействовали, их основной добычей сделался я.
— Я что-то не понял, — сказал я, — что вы себе позволяете? Я собираюсь прямо сейчас развернуться и уйти…
— Лучше не пытайся этого делать, — Балалия угрожающе сощурила глаза, — тогда тебе не поздоровится. Ты должен дождаться их возвращения, выпить зелье и стать единорогом…
— Послушайте, милые, я вовсе не уверен, что на меня это зелье подействует именно так, как вы хотите, у меня организм не совсем человеческий, и я могу стать не единорогом, а кем-нибудь очень неприятным… Неужели вам ни о чем не сказал тот факт, что на меня не подействовали ваши чары? У меня другая физиология…
— Это универсальное зелье, — заверила меня Тутулия, — может, пока приляжем?
В другое время я бы отреагировал на ее предложение с энтузиазмом, но сейчас, перед липом опасности, я воспринял его как издевку.
— Идите вы! — сказал я.
Меня сильно раздосадовало исчезновение длинноухого — он был мне хорошим другом, и теперь я испытывал по отношению к единорожицам сильное раздражение. Я отпихнул их и пошел к дороге.
«Длинноухий решил остаться с ними? Прекрасно. Значит, дальше я пойду пешком, как шел раньше».
— Немедленно остановись! — с раздражением выкрикнула Балалия.
Испытав легкий укол страха (мало ли что они могли придумать), я продолжал следовать заданным курсом — не хватало еще откликаться на окрики тупоумных самоуверенных дамочек. В ее голосе прозвучал металл, но, чтобы сейчас остановить меня, необходимо было что-то потверже металла.
Достигнув дороги, я обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как на меня несутся два единорога. Обе дамы приняли лошадиный облик, они склонили головы и нацелили острые шипы мне прямо в грудь. Их копыта дробно стучали… Я резко прыгнул в сторону, так что они пролетели мимо. Не обернись я — и сейчас распластанный лежал бы в дорожной пыли, а на моем лбу был бы отчетливо виден отпечаток копыта единорога.
— Эй вы, — сердито закричал я, — вы что, вконец обалдели?!
Их мой крик мало взволновал: я собирался сбежать, я не хотел становиться единорогом, а это означает только одно — я враг, со мной надо расправиться, меня нужно убить.
«Может, действительно выпить их чертово зелье? Все равно оно на меня, скорее всего, не подействует».
Единорожицы заходили на второй круг. Они посмотрели на меня налитыми кровью глазами, потом опустили головы и понеслись ко мне. Ну все, мне наскучило их скверное поведение. В конце концов, сколько можно было терпеть? Я стремительно стал ткать в воздухе огненный знак, постарался, чтобы он был как можно более острым и крупным. Знак получился монументальным, словно храм, выстроенный богами. Я швырнул его на землю, а сам отбежал на несколько шагов, чтобы он закрыл меня от «лошадок» и направленных мне в грудь рогов.
Свой стремительный бег прервать они не успели — одна из единорожиц напоролась на знак грудью, другая в последний момент кинулась в сторону, ее занесло — и она распорола себе бок. Кажется, это была Тутулия. Знак растворился в воздухе, и обе рухнули на землю, заливая ее голубой кровью. Тутулия все еще пыталась подняться, вздрагивала своими длинными тонкими ногами и вбивала их в сырую от крови землю, а из ее рассеченного бока вывалились внутренности.
«Ну вот, допрыгались… Так я и знал, что добром общение с единорогами не закончится».
Я приблизился. Балалия не двигалась, а Тутулия шевелила ногами и тяжело дышала, раздувая большие лошадиные ноздри. Дыхание вырывалось из ее горла шумно, со свистом, наверное, знак распорол ей легкие… Потом единорожица стала издавать слабое ржание. В этих звуках мне послышалось что-то, отдаленно напоминающее человеческую речь. Я приложил руку к уху и присел на корточки. Тутулия явно пыталась что-то сказать… Я наклонился еще ниже и наконец различил.
— Эпирукий, — бормотала она, разжимая коченеющие губы, — Эпирукий.
Вот оно что… Она вовсе не хотела передать мне свою предсмертную просьбу, а призывала правителя народа единорогов. Если он все же решит прийти на ее зов, то мне не поздоровится, а потому лучшее, что я мог теперь сделать, это спешно покинуть сию местность.
Я вскочил на ноги и двинулся прочь по дороге в ту сторону, куда мы еще совсем недавно направлялись вместе с длинноухим, пока он не увидел этих проклятых единорожиц, испортивших нам все путешествие. Я шел стремительно, время от времени оборачиваясь через плечо. Позади мне мерещился перестук тяжелых копыт Эпирукия.
«Это же надо, — вдруг посетила меня поразительная мысль, — а ведь длинноухий, если попробует зелья единорога, тоже сможет принимать человеческий облик». Осознание этого факта так поразило меня, что я на мгновение замер, а когда пришел в себя, то понял, что действительно слышу отчетливый стук копыт. Причем, судя по звуку, за мной несся целый табун единорогов, разгневанных смертью сестер. Тогда, не дожидаясь развязки, я побежал — пока успею сотворить что-нибудь похожее на огненный шар, они затопчут меня насмерть.
Я бежал и боялся обернуться, потому что мне казалось, я знаю, что там увижу: табун единорогов, несущихся во весь опор с одной только целью — затоптать меня насмерть. Перестук становился все ближе, я метнулся с дороги вправо, споткнулся о камень и упал, сжав голову руками. И вдруг топот стих. Я лежал в страхе, опасаясь даже пошевелиться, потом приоткрыл один глаз, убрал ладонь и обернулся. На дороге застыл отряд всадников. Их было около пятнадцати, хорошо вооруженные молодцы в броне, с привешенными к поясу мечами и арбалетами. Все они с удивлением смотрели на меня…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});