заявление: таких денег у него не было: тем более сейчас, после года безработицы. И вот, соседка нашла покупателя и оформив продажу, съехала на жительство в дальнее Подмосковье, где в поселке купила себе хорошую однокомнатную квартиру на берегу речки в березовом лесу и ещё деньги остались , как добавка к пенсии.
В освободившуюся комнату въехала тройка кавказцев, которые сразу установили в квартире свои порядки, откровенно притесняя и издеваясь над Михаилом.
Он неоднократно вызывал участкового милиционера, но тот, проверив документы у джигитов, не находил нарушений, и оставлял Михаила наедине с горцами, которые постоянно приносили и относили большие баулы с вещами, заваливая ими коридор; приводили с собой соплеменников, которые ночевали и исчезали без следа, оставляя после себя по всей квартире грязь и вонь немытых тел.
Закончив торговые дела на ближайшем вещевом рынке, кавказцы устраивали поздние застолья с плясками и громкими криками, а на попытки Михаила прекратить эти выходки, откровенно смеялись и пугали, что порежут его на ремни, если он будет мешать им – хозяевам этой квартиры, жить по их обычаям и нравам.
– Слушай, ты, червяк, – говорил ему Сослан, – не нравится – уходи. Я куплю твою комнату, хочешь, прямо сейчас дам тебе деньги, чтобы ты убрался отсюда и не мешал людям жить. Москва – это наш город, а вы, русские, езжайте в другие города, или копайтесь в огородах и на дачах: вы не умеете торговать и жить тоже не умеете.
Все магазины в Москве – наши, банки тоже наши. Милиция – полиция тоже наша, а с евреями, татарами и азиатами мы сами разберемся – если будут мешать нашей торговле. Бери деньги, пока даю, а то ничего не получишь и голый уйдешь отсюда, – закончил Сослан, нагло улыбаясь Михаилу прямо в лицо. Но денег за комнату Михаила эти кавказцы давали мало – только половину от её реальной стоимости на рынке жилья.
Михаил давал объявления, приглашал риэлторов, но все попытки найти покупателя заканчивались, как только узнавали, что соседями являются кавказцы неопределенной национальности. Даже другие кавказцы и азиаты не хотели покупать жилье, где соседи – кавказцы.
Квартира стала как прокаженная: все покупатели от неё шарахались. Михаил иногда вспоминал свою покойную мать, которая ещё давно предлагала ему продать своё жильё и переселиться к ней или в другой город, где жильё подешевле и постараться найти себе достойную работу, например, учителем химии – она почему-то считала, что Михаил знает химию и может её преподавать. Он не внял советам матери и теперь, когда её не стало, сильно сожалел об упущенной выгоде.
Иногда, джигиты – хачики приводили домой проституток и устраивали групповой секс с пьяными криками под громкую музыку.
Однажды, в такой вечер Михаил вышел из своей комнаты в ванную, чтобы умыться после работы грузчиком. Ванная была незаперта и открыв дверь, Михаил увидел там голого хачика с блондинистой проституткой, занимавшихся платным сексом в извращенной форме. Хачик, увидев Михаила нисколько не смутился, а весело закричал: «Давай сосед, присоединяйся к нам, ваши русские девушки очень сладкие, ради денег сделают всё, давай сюда. Я угощаю тебя русской девушкой».
Михаила чуть не стошнило из отвращения к увиденному обнаженному телу русской девушки в лапах кавказца и он захлопнув дверь, ушел в свою комнату и позвонив в милицию вызвал наряд, чтобы прекратить это безобразие.
Он, воспитанный в советское время, когда сексом занимались бесплатно и только по взаимному согласию, никак не мог привыкнуть к проституции девушек за деньги и с любым клиентом: будь это хачик, негр или другой туземец – лишь бы они платили деньги за услуги, которые эти несчастные, по его понятиям, девицы не могли заработать другим способом в нищих деревнях и поселках по всей России.
Милиция с опозданием, но приехала, дверь им открыл Михаил и впустил в квартиру. Хачики не ожидали ментов, но переговорив со старшим ментом, успокоились, у них проверили документы, всё оказалось в порядке и менты уехали, посоветовав кавказцам приглушить музыку, чтобы не нервировать соседа. После отъезда ментов, хачики вломились в комнату Михаила, угрожая ему расправой за вызов ментов.
– Тебе не жить здесь, – кричал Сослан, – у нас в горах, таких сбрасывают в ущелье, вот и мы сбросим тебя с балкона, а подумают, что сам свалился. Не хочешь проститутку бесплатно, тогда сиди тихо, смотри телевизор и не мешай людям отдыхать. Ты не человек, а шакал, ничего не можешь: ни торговать, ни отдыхать. Предатель ты, а соседка говорила, что ты ученый. Какой ты ученый, если такой глупый, как все русские, здесь, у нас в Москве.
Они ещё покуражились в комнате Михаила, потом Сослан помочился прямо на пол и, весело гогоча, джигиты ушли к проституткам, чтобы те отрабатывали оплаченное время.
Михаил заперся в своей комнате, лёг на диван и думал, как жить здесь дальше, но ничего придумать не смог и уснул поздней ночью под пьяные выкрики джигитов и визги проституток.
В такой жизни прошло несколько месяцев. От постоянных посетителей квартира приняла грязный и запущенный вид: джигиты никогда не убирали за собой, ванна и унитаз покрылись чешуей отложений, вся мебель в кухне, раковина и плита покрылись сальными пятнами и слоем грязной коросты.
Редкие попытки Михаила навести чистоту в часы отсутствия хачиков ни к чему не приводили: всё быстро покрывалось грязью, а хачики ещё и обзывали его бабой – уборщицей, поскольку, по их понятиям, мужчина не должен делать женскую работу по уборке жилища, и поэтому Михаил не мужчина.
Жить становилось невыносимо, но изменить жизнь к лучшему у Михаила не было ни сил, ни желания, ни средств. Его сбережения на покупку жилья таяли как мартовский снег, а поиски приличной работы требовали больших усилий, делать которые Михаил никогда не умел даже в зрелом возрасте, а сейчас подступала старость.
Внезапно и быстро он облысел и поседел и глядя в зеркало не узнавал себя: из зеркала на него смотрел старик со сморщенным лицом и большой лысиной, окруженной венчиком редких и седых волос, напоминая большой и наполовину облетевший одуванчик, одиноко стоящий на людском жизненном поле.
Быстрое старение Михаила Ефимовича отметили и его коллеги – грузчики, а их заводила сказал: «Это Михаил потому, что ты не пьешь с нами водочку. Водка – это лекарство от старости. Видишь, мы какие были, такие и остались, а всё потому, что каждый день пьем водку и, если повезет, то напиваемся до отключки, а когда человек в отключке он не стареет, по-научному это