на увольнение. Но могу предложить тебе второй.
— И какой? — невольно спросил полицейский.
— Работай на меня. Тогда я попытаюсь уговорить генерала сменить гнев на милость. Думаю, он пойдет мне навстречу. Ты останешься при своей должности, и при этом я буду тебе платить еще одну зарплату. Будешь как сыр в масле кататься.
— А третий? — спросил капитан Трутнев.
— Что третий? — не понял Иннокентий Павлович.
— Третий выход есть?
— Третьего не дано, — рассмеялся Иннокентий Павлович. — Два по нашим временам, да при таком характере, как у тебя, и то много. Соглашайся, капитан, не пожалеешь. Спроси у моего Леонида. Он ведь тоже был… Леонид, ты в каком звании уволился?
— Подполковник, — коротко ответил тот.
— Целый подполковник, — самодовольно улыбнулся Иннокентий Павлович. — А ты всего лишь капитан. Мелкая сошка. Я бы на тебя и не взглянул, но мне нужен свой человек в Куличках из местных жителей. И учти, что я предлагаю только один раз.
— Я подумаю, — сказал капитан Трутнев. И приложил руку к козырьку. — Всего хорошего.
Он отошел, напоследок заметив презрительную улыбку Леонида. Это стало последней каплей для Ильи Семеновича. Он опустил голову и, с трудом передвигая ноги, будто налившиеся свинцом, побрел через площадь в полицейский участок. Зайдя в свой кабинет, он тяжко опустился на стул за письменным столом, обхватил голову руками и замер, ни о чем не думая и ощущая полное безразличие ко всему.
Слишком много навалилось на него за столь короткое время. Илья Семенович чувствовал себя так, словно его погребла под собой снежная лавина, и многотонная масса не позволяет ему ни дышать, ни освободиться из ужасного плена. Малейшее движение отдавалось болью в сердце. Он впал в прострацию.
Сколько времени он так просидел, Илья Семенович не знал. Когда он очнулся, за окном уже начинало смеркаться. Он встал, подошел к сейфу, открыл его. Достал пистолет и магазин с патронами. Вернулся к столу, снова опустился на стул, который жалобно скрипнул под ним, словно пытаясь отговорить его от задуманного. Вставил магазин и дослал патрон в патронник. Приставил пистолет к пылающему виску. Ощутил его холод. На удивление это было даже приятно. Он чувствовал почти непреодолимое желание нажать на курок и разом покончить со всеми своими проблемами и неприятностями. Но дал себе еще одну минуту, чтобы мысленно проститься с женой и сыном…
Глава 46. Лихорадка
Марина и Олег проводили Михайло в свою комнату, где находилось единственное подходящее спальное место в доме. Он осторожно опустил мальчика на кровать. И они втроем обступили ее, растерянно глядя на ребенка, который метался в жару. Лицо Семы пылало, губы потрескались, из глаз текли слезы. Он бредил, произнося какие-то неразличимые слова, среди которых можно было разобрать только «мама».
— Его надо срочно показать врачу, — сказала Марина. — Но в Куличках больницы нет. Придется ехать в район.
— На чем? — спросил Олег.
Этот простой вопрос поставил ее в тупик. Но она быстро нашла выход.
— Ты мужчина, ты и думай, — сказала Марина. И заплакала.
Марина часто плакала в последнее время, по любому поводу. Олег уже привык к этому и не воспринимал ее слезы слишком трагично, как это было изначально. Но сейчас ситуация была действительно серьезной. И он не знал, как утешить жену. Потому что до ближайшей больницы было больше ста километров, автомобиля у них не было, а в Куличках машины можно было пересчитать буквально по пальцам, и хватило бы одной руки. Не было и телефона, по которому можно было бы позвонить и вызвать врача.
— Не посылать же ворону, — вырвалось у Олега. Он мысленно разговаривал сам с собой, но проговорился, и теперь виновато посмотрел на жену и Михайло, не зная, как они отреагируют на его случайные слова. Но те, занятые своими мыслями, его не услышали.
Зато его услышал Тимофей. По своему обыкновению, старик вошел в комнату незаметно, но сразу же заявил о себе, заметив всеобщую растерянность.
— Ворон мы посылать не будем, — сказал он решительно. — И никуда дитя не повезем. Не доверяю я вашим больницам и врачам. Будем лечить его старыми добрыми способами, проверенными временем.
— Ты еще скажи, что на себе, — возразила Марина, вытирая слезы. — А если с ребенком что-то случится? Кто будет виноват?
— Я, — невозмутимо ответил Тимофей. — Возьму всю вину на себя.
Марина с сомнением посмотрела на него. Но Тимофей не дал ей времени высказать все, что она думает по поводу его слов. Он начал деловито распоряжаться.
— Михайло, иди в лес и принеси мне охапку хворобоя. Он как раз сейчас цветет. Знаешь, что это за растение?
Михайло кивнул.
— Матушка вывешивает его за дверь, чтобы отпугивать диких зверей. Говорит, что он обладает колдовской силой. Только она называет его заячьей кровью.
— Можно и так, — кивнул Тимофей. — Срезай только верхушки побегов вместе с цветами. Это лекарство от всех недугов. Но насчет колдовской силы твоя матушка тоже права. Она знает, о чем говорит…
Он хотел что-то сказать еще, но встретился взглядом с ясными глазами Михайло и передумал.
— Иди же, — прикрикнул он. — Да возвращайся быстрее.
После этого настал черед Олега.
— Возьми шкуру медведя и постели ее в капище, — велел старик. — Потом отнеси туда мальчика и положи его на шкуру. Марина тебе поможет. А я пока заварю чайку с малиной. Лучшее средство при воспалении.
Неожиданно он ударил себя ладонью по лбу и посетовал:
— Эх, дырявая голова! Забыл сказать Михайло, чтобы по пути он глянул между кустарниками да по оврагам в лесах. Может, встретил бы ласточкину траву. Цветки у нее ярко-желтые, издали заметные… — Старик махнул рукой. — Ну, да ладно! Вернется, снова пошлю. Ноги у него молодые, резвые. До колен не стопчет, если и пробежится лишний разок.
Увидев, что Олег и Марина слушают его, продолжая оставаться в комнате, старик сердито прикрикнул:
— Не для вас это говорю, для себя. Что стоите? Быстро за дело!
Когда они ушли, Тимофей склонился над мальчиком и положил свою мохнатую руку на его лоб. Огорченно вздохнул. Из глаз старика выкатилась слезинка и затерялась в густой бороде.
— Ничего, оклемаешься, — прошептал он, будто успокаивая самого себя. — Что плохого может случиться с внуком Ратмира?! Если что, призовем на подмогу владыку нашего Велеса. Отстоим всем миром…
Будто отвечая ему, мальчик что-то невнятно пробормотал. Тимофей прислушался, но ничего не разобрал. Он наклонился и поцеловал мальчика в лоб. И тот затих, словно прикосновение губ старика к пылающему жаром лбу принесло ему облегчение. Увидев это, Тимофей снова прослезился.
— Стар я уже