для таких переживаний, — вздохнул он печально. — И когда уже отойду на покой? А, с другой стороны, кто о них заботиться будет? Нет, видимо, придется пожить еще. Пропадут они без меня.
И, приняв такое утешительное для себя решение, старик поплелся на кухню, где начал заваривать чай с малиной и вспоминать о былых временах, когда он еще был молод, а род князей Полоцких сиял во всей своей славе…
После того, как мальчика перенесли в капище и уложили на расстеленную там медвежью шкуру, Марина задала мужу вопрос, который ее давно тревожил:
— А ты уверен, что мы поступаем правильно?
Олег ответил не сразу, будто и его мучили сомнения.
— Я привык доверять Тимофею. Он мудрый старик.
Но Марину не удовлетворил такой ответ.
— Мне кажется, надо сообщить родителям мальчика, что он нашелся. И пусть они принимают решение. Это только их право. Кто мы такие, чтобы решать вопросы жизни и смерти ребенка?
— Думаю, что если бы жизни мальчика угрожала реальная опасность, Тимофей не взял бы на себя такую ответственность, — сказал Олег.
— А если нас обвинят в том, что мы даже не поставили мать и отца ребенка в известность, когда нашли его, а занялись знахарством? — возразила Марина. — Что мы тогда будем говорить в свое оправдание? Мол, нам так велели, а мы послушались?
— А ты не слишком драматизируешь? — осторожно спросил Олег.
— А кто он такой, твой Тимофей? Врач? Научное светило? — заупрямилась Марина. — Да у него не то что диплома, а и паспорта-то даже нет, мне кажется. И вообще, ты уверен, что его зовут Тимофей? И что это не какой-нибудь беглый каторжник, которого твой дед в незапамятные времена приютил в своем доме из жалости. А он прижился и теперь рассказывает нам всякие байки, которые разумному человеку и слушать-то смешно, а уж верить в них и подавно. А мы слушаем и верим, вопреки здравому рассудку и здравому смыслу. Куда как умно!
— Ты просто сильно взволнованна, — сказал Олег. — Вот черные мысли и лезут тебе в голову. Пусть Тимофей немного и присочиняет — про свой возраст, встречи с историческими личностями и тому подобное. Вреда-то от его баек нет никому. Ты и сама их слушала, развесив уши. А теперь вдруг прозрела. И винишь во всем бедного старика. А он виноват не больше, чем мы, на мой взгляд. Не хотели бы — не слушали. И верить нас никто не заставлял.
— Вот все вместе и пойдем под суд, — мрачно произнесла Марина. — Ты, я и ангел во плоти по имени Тимофей. Только нас отправят в тюрьму на нары, а его — в психиатрическую лечебницу, где будут лечить, кормить и содержать, как в санатории.
Они замолчали. Какое-то время в комнате раздавалось только тяжелое дыхание мальчика. Потом Олег почти виновато спросил:
— И что ты предлагаешь?
— Я пойду в поселок и все расскажу отцу и матери малыша, — сразу ответила Марина, как будто давно ждала этого вопроса и была к нему готова. — Я не хочу брать на себя ответственность за его жизнь.
— Может быть, ты и права, — задумчиво произнес Олег.
— Нет, не права.
Никто из них не заметил, как и когда в капище появился Тимофей. Могло показаться, что он вышел из-за камня, за которым прятался, пока они разговаривали. Но этого не могло быть. Когда они вошли в комнату, та была пуста. Если только за камнем не было лазейки, в которую протиснулся старик, минуя входную дверь. Но Олег никогда ее не видел и мог бы поручиться, что в комнате нет ни лазеек, ни нор, ни подземных ходов, начинающихся или заканчивающихся.
— И почему же я не права? — упрямо спросила Марина. — Аргументируй!
— Ты сама это поймешь, но будет поздно, — сказал Тимофей. — Я бы не стал настаивать, но я дал слово Ратмиру, когда он умирал. И сдержу его. Даже если ты будешь угрожать мне смирительной рубашкой. Так, кажется, поступают с пациентами психиатрических лечебниц?
— Только с буйными, — сказал Олег, пытаясь перевести все в шутку. — Так что тебе не о чем беспокоиться.
А Марина почувствовала, что ей стыдно.
— Ты меня не правильно понял, — попыталась она оправдаться. — Я говорила не о тебе и не о нас с Олегом, а о мальчике. А все остальное только последствия необдуманного поступка, который, как мне кажется, мы сообща совершаем.
— В таком случае предлагаю компромисс, — сморщил свой носик Тимофей. — Мы посылаем к родителям мальчика Гаврана…
— И он рассказывает им о сыне, — саркастически произнесла Марина. — Или приносит им в клюве записку… Если они еще не обезумели от горя, то после этого точно сойдут с ума. Или подумают, что сошли. Ну, уж нет! Это не по-человечески.
— А как будет по-человечески? — невозмутимо спросил Тимофей.
— Я пойду сама. И постараюсь успокоить их, как смогу. Пробуду с ними ночь, если потребуется. А наутро приведу в Усадьбу волхва. И либо к этому времени ты, Тимофей, своими снадобьями излечишь мальчика, либо они сами решат, что делать — доверить тебе и дальнейшее лечение ребенка или отправить его в больницу. Мне кажется, это самое разумное из того, что может быть.
— Мне так не кажется, но не буду спорить с женщиной в твоем положении, — сказал Тимофей. — Делай, как считаешь нужным. Однако помни, что одну ночь ты мне дала. И это твоя головная боль, как не подпустить родителей мальчика к Усадьбе волхва до утра. Но предупреждаю сразу — если они до восхода солнца начнут стучать в наши ворота, то я нашлю на них Гаврана с его воронами. И тогда пусть пеняют на себя. Я не брошу этого мальчика на произвол судьбы. Не нарушу слова, данного Ратмиру, даже если это будет стоить мне жизни самому.
Старик помолчал, а потом спросил:
— Итак, по рукам?
Марина подумала и ответила:
— По рукам.
И они скрепили договор рукопожатием.
— Как я понимаю, Марина сейчас пойдет в Кулички, — сказал Олег. — Михайло уже ушел в лес. А что делать мне?
— То, что ты умеешь делать лучше всего, — черные глазки старика хитро блеснули из зарослей волос. — Готовься к обряду. Обратишься к владыке нашему Велесу и снова будешь просить у него помощи. Но это чуть позже. Сначала мы с тобой напоим мальчика чаем с малиной и разотрем его моей заветной настойкой из диких трав. Потом приготовим отвар из растений, которые принесет Михайло. Ну, а если все это не поможет… — Тимофей словно даже стал выше ростом, патетически произнеся: — Тогда настанет твой черед, жрец Горыня! Вся