Читать интересную книгу Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

Характер младшего сына всегда оставался для Анжелики загадкой. Внешне мальчик был очень похож на нее и ее братьев, поэтому она никогда до конца не осознавала, что отцом Кантора был Жоффрей де Пейрак. А ведь в их сыне воплотился жизнеутверждающий, неукротимый нрав великого тулузского графа…

Она вспоминала, как Кантор в своей огромной шляпе уходил на войну, одновременно очень серьезный и сиявший от радости.

Перед ее мысленным взором снова вставала картина, как он пел для королевы, и Анжелика слышала его ангельский голос:

Прощай, мое сердце! Тебя я люблю,то с жизнью, с надеждой прощанье.

Она вспоминала его и совсем крошкой, когда в далекий зимний день она несла в Тампль через весь Париж, пропахший сретенскими блинами, легкий сверток с новорожденным.

Приглушенный цокот лошадиных копыт прервал поток материнских воспоминаний. Анжелика машинально взглянула во двор, и ей почудилось, что во всаднике, спешившимся у подъезда, она узнала Филиппа. Но ведь Филипп в армии, на фронте, король послал его во Франш-Конте.

К главному входу особняка подскакал второй наездник. На сей раз ошибки не могло быть, Анжелика сразу узнала массивную фигуру Ла Виолетта, сгорбившегося под проливным дождем. Значит, все-таки первым был маркиз дю Плесси. В галерее раздались шаги, и прежде чем Анжелика успела взять себя в руки, Филипп уже вошел в комнату. Выглядел он плачевно: по пояс в грязи, а со шляпы и широкополого плаща ручьями лилась вода.

— Филипп! — вскакивая, воскликнула Анжелика. — Вы промокли насквозь!

— Дождь идет с самого утра, а я скакал без остановок.

Анжелика дернула шнур звонка.

— Сейчас я велю приготовить горячие закуски, и, наверное, стоит пожарче затопить камин? Почему вы не сообщили о приезде заранее? В ваших апартаментах хозяйничают обойщики. Я думала, вы не вернетесь до осени, и решила… что сейчас благоприятный момент для… небольшого ремонта.

Но казалось, маркиз не слушал ее. Он стоял, широко расставив ноги: эту позу Анжелика видела уже не раз.

— Я узнал, что ваш сын погиб, — произнес наконец Филипп. — Эту весть я получил только на прошлой неделе…

В комнате повисла гнетущая тишина. Вдруг сгустились сумерки, словно мрачные тучи погасили последние отблески уходящего дня.

— Он мечтал о море, — вновь заговорил Филипп, — и его мечта сбылась. Я бывал на Средиземном море. Это голубой простор, расшитый золотом, как королевское знамя. Красивый саван для маленького пажа, который любил петь…

Анжелика заплакала. Она смотрела на Филиппа, но больше не видела его. Он протянул руку и погладил ее по голове.

— Вы опасались, как бы придворная жизнь не развратила Кантора. Смерть избавила его от слез позора, которые тайно проливают дети, окунувшиеся во взрослую жизнь. У каждого своя судьба. Его судьба подарила ему жизнь, наполненную только радостью и песнями. И у него была любящая мать.

— У меня никогда не хватало на него времени, — прошептала Анжелика, вытирая слезы со щек.

— Вы любили его, — повторил Филипп, — вы боролись за него. Вы дали ему все, что нужно для счастья: уверенность в материнской любви.

Сначала Анжелика слушала мужа с некоторым недоумением, но постепенно она осознала всю странность происходящего.

— Филипп, — в изумлении воскликнула она, — неужели я должна поверить, что вы оставили армию и проскакали восемьдесят лье по размытым дождями дорогам только для того… для того, чтобы утешить меня?

— И это не первая глупость, которую я совершаю ради вас, — сказал маркиз дю Плесси. — Но я приехал не только за этим. У меня для вас есть подарок.

С этими словами он отстранился, вынул из кармана какой-то потертый кожаный футляр и открыл его. Оттуда Филипп достал странное ожерелье. На массивной цепочке из сплава золота с серебром крепились три пластины из сплава золота с медью, в которые были вправлены крупные неограненные камни, два рубина и изумруд. Украшение выглядело роскошным, но то была варварская роскошь, предназначавшаяся для статных красавиц с тугими светлыми косами, которые плели первые королевы капетингской эпохи.

— Вот ожерелье женщин рода Бельер, — произнес Филипп. — То самое, что веками придавало им мужество. Оно достойно матери, пожертвовавшей сыном во благо королевства.

Маркиз подошел к жене, чтобы застегнуть ожерелье на ее шее.

— Филипп, — прошептала Анжелика, у которой от волнения перехватило дыхание, — что вы хотите этим сказать? Что это значит? Вы помните о пари, которое мы однажды заключили на ступенях Версаля?

— Да, помню, мадам, вы выиграли.

Он приподнял светлые пряди ее волос и нагнулся, чтобы поцеловать шею. Анжелика не двигалась. Тогда он сам приподнял ей голову и посмотрел в лицо. Она плакала.

— Не плачьте, — попросил он, сжимая ей плечи. Я приехал, чтобы осушить ваши слезы, а не для того, чтобы заставить вас плакать еще сильнее. Я никогда не мог видеть, как вы плачете. Вы — знатная дама, черт возьми!

«Безумно влюблен! Безумно влюблен! — повторяла про себя Анжелика. — Вот что означает это ожерелье».

Значит, он любит и признался в этом с такой деликатностью, что пролил бальзам на ее израненное сердце.

Она взяла руками лицо мужа и с нежностью заглянула ему в глаза.

— Могла ли я представить себе, что за вашей ужасающей жестокостью скрывается столько доброты! Вы настоящий поэт, Филипп.

— Я уже сам не знаю, кто я, — с раздражением пробурчал он. — Но одно знаю наверняка: фамильное ожерелье Плесси-Бельер украшает вас, а это не может меня не тревожить. Еще не было ни одной моей прародительницы, которая, надев эту драгоценность, тут же не стала бы мечтать о войне или о мятеже. Именно с этими негранеными камнями на груди моя мать поднимала армии в Пуату, чтобы поддержать принца де Конде. Вы помните это не хуже меня. До чего додумаетесь вы? Впрочем, я полагаю, что в дополнительной порции мужества вы и так не нуждаетесь.

Филипп вновь обнял ее и прижался щекой к ее щеке.

— Ну вот, вы опять смотрите на меня своими огромными зелеными глазами, — прошептал он. — Я вас мучил, я бил вас, угрожал, но вы всегда поднимали свою прелестную голову, как цветок после бури. Я бросал вас почти бездыханной, побежденной, но вы возрождались вновь и становились еще прекраснее. Да, это раздражало, но со временем такая стойкость пробудила в моей душе чувство… доверия. Столько постоянства у женщины! Я был поражен. В конце концов я стал с интересом наблюдать за каждым вашим шагом. Я спрашивал себя: «Неужели она выдержит?» В день псовой охоты, когда я увидел, как вы улыбкой отвечаете на гнев короля и на мою злость, я понял, что мне никогда не победить вас. И втайне гордился, что у меня такая жена.

Он покрывал быстрыми поцелуями ее лицо. Его губы казались робкими. До сегодняшнего дня, не привыкший к нежности, Филипп пренебрегал такими проявлениями любви, но теперь он ощущал их необходимость, хотя и не решался коснуться ее губ. Анжелика сама нашла его рот.

Ей пришло в голову, что его губы воина отличаются свежестью и даже невинностью, и как ни странно, они оба, умудренные жизнью и испачканные в страшной грязи, дарят друг другу целомудренный и нежный поцелуй — тот самый, которого так и не случилось в их юности в парке Плесси.

Неожиданно Филипп с привычной резкостью заявил:

— Я уделил достаточно времени сердечным делам и теперь должен уезжать. Могу ли я видеть сына?

По зову хозяйки тут же появилась кормилица с маленьким Шарлем-Анри, наряженным в белый бархатный костюм. Малыш восседал на руке своей кормилицы, как охотничий сокол на руке ловчего. Светлые кудри, выбивавшиеся из-под расшитого жемчугом чепчика, персиковая кожа и огромные голубые глаза — это был очень красивый ребенок.

Филипп взял сына, подбросил его в воздух, покачал, но так и не смог вызвать улыбку на лице мальчика.

— Я никогда еще не видела такого серьезного ребенка, — сказала Анжелика. — Под его взглядом окружающие иногда просто робеют. Но конечно, он очень забавный, особенно теперь, когда начал ходить… На днях Шарль-Анри запутался в шерстяной нитке, когда крутил колесо прялки, за которой сидела горничная.

Филипп подошел к жене и отдал ей ребенка.

— Я оставляю сына вам. Я доверяю вам его. Позаботьтесь о нем, как подобает.

— Этого ребенка подарили мне вы, Филипп. Он мне дорог.

Высунувшись из окна во двор, с прелестным малышом на руках, Анжелика смотрела, как в сгустившихся сумерках маркиз вскочил в седло и ускакал. Филипп приехал! Он смог утешить ее в горе, возродил ее душу для счастья. Казалось бы, от него в последнюю очередь она могла ждать поддержки. Но жизнь богата сюрпризами. Анжелика с восхищением думала о том, что этот суровый солдат, покоривший огнем и мечом множество городов, четверо суток напролет скакал в дождь и наперекор ветру только потому, что услышал сердцем эхо ее рыданий.