Мальчик прижался к Вану. Кузнец чувствовал, как он дрожит. И он вспомнил о годах, проведенных в тюрьме. Теперь взяли кондитера Ли, его веселого друга. Стражники ходили по городу, всюду выискивая непокорных. Ван вспомнил и ту ночь, когда к нему пришел безымянный посланец. Тогда надежда была велика. Потом в кузницу привезли железо, и он ковал мечи и наконечники для копий. Они верили, что вскоре на горах запылают сигнальные костры, и с нетерпением ждали этого часа. Но, оказывается, ожидания их были тщетны. Прошло много дней и ночей. С тоской вглядывались они в темные горы, окружавшие Ханбалык. Они все ждали и ждали…
Надежда, жившая в сердце Вана, умерла. «Я играю на бамбуковой флейте». Так сказал ему слепой Ши. Он не видит света, но у него мужественная душа. И он играл так, что всякий, кто его слушал, забывал свои заботы. Огонь в горне погас. В кузнице стало совсем холодно.
— Ладно, Ши, мы уйдем, — сказал Ван. — Ты будешь играть на флейте, а я буду просить милостыню… Хорошо стало жить в Катае, Ши.
— Я слышу, как они идут, отец Ван. Они выбивают двери в соседнем доме. Скоро они придут и к нам. Мы должны торопиться.
Ван уложил свой жалкий скарб, навьючил осла и вывел его через заднюю дверь в проулок. Когда он тихо сказал ослу: «Пошел, серый!»— стражники уже стучали в ворота кузницы.
Ши ухватился за поводья. Его юное лицо повзрослело от печали;
— Быть может, мы еще когда-нибудь вернемся сюда, — пробормотал Ван.
Глинистая дорога была разъезжена. Перед домами лежали кучи грязного снега. Многие лавки и мастерские были закрыты. Через южные ворота из города уходил поток людей. Часовые их не задерживали, потому что военачальник Ванчжу приказал беспрепятственно всех пропускать. Но у других ворот, которые охраняли стражники монгольского хана Коготая, многих задержали. Темницы были переполнены.
Министр Ахмед, который после происшествия с мусульманами стал могущественнее, чем когда-либо, плел интриги, как паук паутину. Народ голодал, а он безжалостно выжимал из него последние соки. Зато государственная казна вновь пополнялась, а Хубилай-хан не спрашивал, откуда берутся деньги. Он повсюду открыто хвалил Ахмеда. Когда же Ахмед обвинил Чуй Ина в невыполнении приказов императора и предложил его наказать сто семью ударами, Хубилай-хан не возразил против этого приговора. Так Чуй Ин погиб из-за того, что положил руку на плечо своему другу Ванчжу.
Ванчжу в белой одежде пошел туда, где похоронили его друга. Он долго стоял перед могильным холмиком. Дозорные не решались прогнать этого неподвижно стоявшего человека в трауре, хотя останавливаться в этом месте было строжайше запрещено. Небо затянуло, потом пошел снег, покрывая белой пеленой могилу, над которой кружились и каркали вороны. Ванчжу казалось, что небо разделяет его траур. Разомкнув вдруг свои плотно сжатые губы, он чуть слышно прошептал:
— Он убил тебя, Чуй Ин, но я отомщу за тебя. Я не буду знать покоя, пока тело Ахмеда не бросят собакам или гадюкам. Я клянусь в этом… Клянусь.
С каменным лицом покинул он могилу друга. Власть Ахмеда становилась все безграничнее. Придворные робели перед ним и дрожали от страха. Толстуха Джамбуи-хатун подарила своему любимцу в знак особой милости девять красивых рабынь. Хубилай-хан преподнес ему белого коня, украшенного драгоценной сбруей.
Ахмед упивался милостью великого хана и совершенно перестал считаться с предписаниями, исходящими от Сю Сяна, так как не придавал больше никакого значения его должности советника.
* * *
Ясным холодным днем в январе 1282 года Марко узнал, что поход на Чипингу потерпел неудачу. Матео покинул Ханбалык больше года назад. Прощаясь, он весело сказал другу:
— Я отправляюсь в путь, Марко. Ты даже представить себе не можешь, как я рад, что снова попаду на море. Только теперь я опять чувствую, что жизнь имеет какой-то смысл. Ашиму я оставляю на тебя. Ты ее защитник. Не сомневаюсь, что ты сумеешь оградить ее от любых посягательств. — Улыбнувшись, он добавил — Поговори с ней как-нибудь. Быть может, ее уже не мучает тоска по Куньмину. Быть может, она когда-нибудь согласится поехать с нами в Венецию. Ах, Венеция! То, что здесь из золота, в Венеции из железа. Я люблю железо, Марко. Оно надежнее золота. Будь здоров и счастлив, брат! До скорой встречи! Я вернусь, овеянный славой. И смотри не забудь поговорить с Ашимой. Быть может, она поедет с нами.
Таким остался Матео в памяти Марко — жизнерадостным и исполненным веры в будущее. Капитан Матео!
Сам министр Ахмед сообщил Марко печальную новость и выразил свое сердечное соболезнование. Он даже вспомнил в этой связи об Ашиме, которая, как он сказал, теперь осиротела.
Марко с рассеянным видом быстро шагал по улице, не обращая внимания на бедно одетых прохожих, которые, пугливо озираясь, тащили свою поклажу. Он не слышал ругани и проклятий стражников, которые гнали перед собой мрачных людей. Он вздрогнул, увидев, как какая-то женщина с криком бежала за процессией, но, подойдя к своему дому, уже забыл эту сцену.
Две тысячи катайских джонок направились в Чипингу. В них разместилось не меньше ста тысяч воинов. Они благополучно причалили к берегу богатого острова и в первой битве нанесли серьезное поражение вражескому войску. Но потом появился Токимуно с мощным подкреплением, собранным на всех островах Чипингу, и оттеснил монголов и катайцев к морю. Многие из них пали в этом кровопролитном бою, но кое-кому удалось добраться до джонок. Однако потом задул северный ветер, джонки попали в страшный шторм, и большинство из них затонуло.
«Венеция! Ах, Венеция!» Теперь его друг никогда уже больше не увидит Венецию! Марко не сомневался в том, что храбрый Матео дрался в первых рядах. Мало было надежды, что он спасся. Но чем ближе Марко подходил к дому, тем больше старался убедить себя, что какая-то надежда еще есть. Когда он шел по двору, он даже попытался придать лицу веселое выражение, однако сделал все, чтобы избежать встречи с Ашимой, отцом и дядей Маффео.
Войдя к себе в комнату, Марко сбросил плащ и сел к столу. Он подпер голову руками и уставился в одну точку, весь во власти тяжелых мыслей. Неужели возможно, что такой человек, как Матео, никогда больше не вернется? Они подружились за время длинного и опасного путешествия, их дружба окрепла благодаря всему, что им довелось вместе пережить за эти годы, и постепенно они стали друг другу совершенно необходимы. Марко видел Матео изо дня в день, ясный разум и хладнокровие друга помогали юноше идти прямой дорогой, не плутая по окольным тропинкам придворных интриг.
Мысли Марко обратились к прошлому. Воспоминания, словно гонимые ветром облака, плыли перед его умственным взором. Матео, вооруженный огромным мечом, сражается с караунасами, они накидывают ему на шею лассо, падая, он шепчет: «Беги, Марко…» Матео сидит в яме и вырывает у разбойника из рук копье… «Теперь ты во второй раз вытащил меня из ямы, Марко, и девчонку в придачу… В саду цветет большой желтый цветок… Вернусь ли я еще когда-нибудь в Венецию?»