Саша достала из сумки косметичку, открыла пудру и сделала несколько торопливых мазков кистью по лицу. В другое время, прежде чем выйти на улицу, она собиралась более тщательно: всегда использовала тональный крем, потом накладывала на лицо пудру. Но тональный крем она уже накладывала — утром, а теперь можно обойтись и без него… Накинув куртку, она выбежала из дома, уже по дороге одной рукой застегивая «молнию», а другой на ощупь пытаясь привести в порядок волосы.
Как она и думала, дети играли на улице. Вокруг песочницы собралась целая толпа. Среди разноцветных курток Саша почему-то никак не могла разглядеть Маринкину, светло-голубую. Вот красная куртка Юли Кулешовой, вот розовое вязанное пальто Катюши Беляевой. Маринки почему-то не видно. Невдалеке, в маленькой беседке на скамейке, вполоборота к детям, сидит воспитательница с какой-то молодой женщиной. Кажется, это та самая ее подруга, которая приходит сюда почти каждый день. Почему-то она так и не видит Маринку…
— Здравствуйте, Ирина Витальевна.
Воспитательница обернулась.
— А, это вы. Пораньше сегодня? Марина!
Саша смотрела на детей, столпившихся вокруг песочницы, и никак не могла увидеть Маринку.
— Марина! — снова, погромче, позвала воспитательница. — Да где же она у меня? Мариночка! Мама пришла! Марина! Да ее, кажется, нет…
— Ее нет, — повторила Саша, не слыша собственного голоса. — Нет.
— Может, в группу… В туалет пошла… — поднявшись, воспитательница снова оглядела детей поверх голов. — Дети, вы не видели Марину? Вы не знаете, где Марина?
Дети, поглощенные своими делами, никак не отреагировали на вопрос воспитателя. Только одна девочка…
Саша заметила, как от толпы отделилась одна маленькая фигурка. Девочка в желтом пальто приближалась к ним. Это была Ксюша Рязанова.
— А Марины нет, — тихо сказала она, обращаясь к Саше.
— Я вижу, что ее нет, — нервным голосом произнесла воспитательница. — Где она? Ты знаешь, куда она пошла?
— Знаешь? — Саша присела на корточки и обхватила девочку за плечи, почти вплотную приблизившись глазами к ее глазам. Ксюша смотрела печально, но спокойно.
— Марины нет, — повторила Ксюша еле слышно. — За ней пришел папа и забрал ее. Она ушла с ним. С папой…
— С папой, — повторила Саша, чувствуя, как сердце падает вниз. Застывает, медленно превращаясь в острый кусок льда, охлаждает кровь, заставляя ее остановиться…
— У Марины нет папы! — тут же вмешалась воспитательница. Ее голос доносился словно из другого мира — Саша уже не понимала, где она находится и кто эта женщина, чье лицо в считанные секунды покрылось алыми пятнами.
— Послушай, Ксюша, — сказала Саша, из последних сил пытаясь преодолеть настойчивое желание — просто закрыть глаза и закричать. Закричать так, чтобы пошатнулись стены домов, чтобы попадали на землю деревья. — Скажи… Скажи, каким он был. Как он выглядел… Этот мужчина, который…
— Он был высокий, — наморщив лоб, задумчиво произнесла Ксюша. — В коричневой куртке и в брюках. Не помню, какого цвета были брюки. Высокий… Большие такие плечи. Волосы были черные, а глаза, кажется, светлые. Вот.
Ксюша замолчала. Она выглядела растерянной и по-прежнему грустной. Саша разжала наконец руки, крепко сжимающие плечи девочки. Воспитательница смотрела на нее с надеждой и тревогой — ведь она не имела ни малейшего понятия о личной жизни Марининой мамы. Может быть, на самом деле у Марины совсем недавно появился папа? Может быть…
Но Сашины глаза, наполненные ужасом, в считанные секунды разбили последнюю надежду. Глаза были неподвижными, как два синих озера, покрытых толстым слоем зимнего льда.
— Вы знаете?… — все же спросила она, уже не веря и чувствуя, что произошло что-то ужасное.
— Не знаю, — ответила Саша, но, казалось, не ей, а самой себе. Голос был неузнаваемым, лицо — белым. Под пудрой словно и не было живых тканей, не бежала под кожей кровь. — Не знаю. Не понимаю. Не понимаю…
На самом деле, это было непостижимо: ведь в жизни два этих человека были абсолютно не похожи. Они были совершенно разными, несмотря на то, что у них были волосы одинакового цвета и глаза одинакового цвета. Несмотря на то, что оба были высокими и широкоплечими…
Опустившись на скамейку, Саша закрыла лицо руками. Так кто же это был? Кто?… Затаившееся и совсем застывшее сердце молчало, ничего не подсказывая.
После состоявшегося накануне разговора с Федором Денис почувствовал облегчение — такое, какого не чувствовал уже очень долгое время. Каждый день, приближающий срок подписания контракта с испанцами, увеличивал напряжение. Оно росло в душе, как снежный ком, сводило его с ума. Теперь, решив наконец пойти к Кристине и поговорить с ней о Саше, Денис словно заново родился. Тысячи мыслей, тревоги, сомнения и даже капля надежды — все это бурлило в душе водоворотом, но от этого водоворота было не тяжело, а легко. В самом деле, Федор был прав — без этого разговора он никуда не уедет. А если уедет, то потом уже никогда не простит себе собственной нерешительности. Пусть прошло пять лет, пусть нельзя ничего вернуть — по крайней мере, он узнает. Узнает, что ей хорошо, что она спокойна и счастлива — тогда и сам успокоится. Тогда, может быть, и ему станет хорошо. Нужно же было прожить эти пять лет для того, чтобы решиться!
Забежав после утренней тренировки домой, он принял душ, наскоро чем-то перекусил, побрился, слегка смущаясь от осознания того, что так сильно волнуется перед этой встречей. Знакомый путь от своего до Сашиного дома он прошел пешком, по дороге пытаясь унять волнение и продумать собственные слова. Те первые слова, которые он скажет Кристине. Она должна его понять, должна ему поверить. Поверить, и, может быть, простить. Чувство вины, зародившееся уже в первое утро разлуки, продолжало жить в душе все эти годы и теперь, накануне встречи с прошлым, запылало с новой силой.
Больше всего Денис не хотел, чтобы муж Кристины оказался дома. Разговор, который должен был состояться между ними, был просто невозможен в присутствии постороннего человека. Да и сама Кристина — вдруг ее нет дома? Сначала Денис собирался позвонить, чтобы договориться о встрече, но потом, уже набрав номер, повесил трубку — а если она просто не захочет его видеть? Вдруг скажет — не приходи, и что тогда? Уж лучше явиться без предупреждения, понадеявшись на то, что обстоятельства сложатся в его пользу.
Позвонив в дверь, Денис прислушался. С той стороны ясно слышались какие-то звуки, и он вздохнул облегченно: значит, кто-то есть дома. А если учесть то, что рассказывал Федор про мужа Кристины, пропадающего на работе с утра до вечера, то этот «кто-то» и должен был быть Кристиной, которая, по рассказам того же Федора, свои романы писала на домашнем компьютере. Дверь почему-то не открывали, хотя Денис ясно слышал звонок — все тот же звонок, те же звуки и почти то же мучительное и тревожное ожидание, которое сводило его с ума пять лет назад. Он снова нажал на кнопку и уже не убирал пальца — до тех пор, пока спустя еще несколько минут дверь наконец открылась. Дверь открылась — и Денис вскрикнул, увидев Кристину…