Стоило мне остановиться, как он вернулся к прежнему разговору.
— Так ты говорила с отцом обо мне?
«Ядрёна кочерыжка! — мысленно выругалась я. — Вот приставучий какой». Но деваться было некуда.
— Что ты хочешь узнать? — задала встречный вопрос.
— Как он меня оценивает.
— Диаметрально противоположно, — не стала скрытничать. — С одной стороны, считает классным сотрудником, настоящим профи в рекламном бизнесе. С другой, — бабником и моральным уродом, который меня недостоин.
— Что, прямо так и сказал? Урод моральный?
— Это я ещё мягко, — решила подзадорить Артура. Конечно, Владимир Кириллович не позволил себя подобных высказываний. Они родились у меня во время обиды на предательство. «Ничего, пусть послушает, ответочка ему за дурацкое поведение и на будущее урок», — подумала я.
— М-да, — задумчиво ответил Артур, почёсывая подбородок. Пока был в душе, мужчина моей мечты успел побриться, и теперь от него тянуло свежестью морского бриза.
— А ты как хотел? Он мой отец, любит меня и хочет, чтобы я была счастливой.
— Понимаю, — вздохнул Артур.
— Не волнуйся ты так, — провела ладошкой по его мягкой щеке. — Ему важно, чтобы у меня всё было хорошо. А с кем я встречаюсь, это для него значения не имеет.
О, Боже! Как же я ошиблась, сказав последние слова!
Глава 61
Узнав о том, что мой роман с Артуром не закончился, не ушёл в прошлое, а восстановился и даже разгорелся по-новому, Владимир Кириллович неожиданно для меня шарахнул кулаками по столу. Он вскочил, так что даже его кресло резко откатилось назад, ударившись об стену. Лицо босса побагровело, глаза сузились, он наклонился вперед, опираясь на кулаки и сказал медленно и жестко:
— Я не думал, Лика, что ты такая… глупая!
Последнее словно пребольно ударило меня по самолюбию. Это он меня сейчас дурой назвал, я верно всё поняла? Меня, свою дочь и человека, который себя таковым никогда не считал и не собирается? Мне показалось даже в какое-то мгновение, что Леднёв выпил. Но, насколько помню, на работе он капли в рот не берёт. Хотя знаю: у него в комнате отдыха есть бар, заполненный всевозможными крепкими напитками.
— Не поняла? Как вы меня назвали? — спросила я, сузив глаза в ответ.
— Глупой! — бросил мне в лицо Владимир Кириллович. — Я же тебя предупреждал насчет Уварова! Я же тебе говорил, какой он бабник и прохвост!
— Прохвост? Тогда по какой причине вы его держите на работе? — выпалила я, начав злиться. Никому и никогда не позволено меня дурой называть. Какими бы другими словами это оскорбление не маскировали. Суть одна!
— Больше не держу! — выкрикнул Леднёв.
Он схватил телефон, нажал кнопку.
— Слушаю вас, Владимир Кириллович, — невыразительным голосом проскрипела Гиена.
— Подготовьте приказ об увольнении Уварова А.Л. — потребовал босс.
— Основание?
— Нарушение внутреннего трудового распорядка! — бросил Леднёв и ткнул кнопку. — Ну что, убедилась?
— Вы не имеете права. Артур ничего не нарушал.
— Да мне на-пле-вать, поняла?! Я тут главный! — заорал Владимир Кириллович.
В этот момент злость внутри меня, готовая превратиться в ярость, неожиданно схлынула. Так, словно воздушный шарик проткнули, и гелий выскочил из него и растворился в воздухе. Эмоции упали до нуля, разум заполнило ледяное спокойствие. Я посмотрела на Леднёва другими глазами. «Да, папенька. Что-то слишком быстро вы показали не самую лучшую черту своего характера», — подумала, глядя на босса. Прямо ему в покрасневшие от напряжения глаза.
Нет, я всё понимаю. Каждый родитель хочет счастья для своего ребенка. Но оскорблять меня дурой… Будь мне лет 17, я бы ещё простила. Даже в 20 постаралась бы забыть. Теперь — нет. Очень хотелось всё это объяснить боссу. Но зачем? Стоило ли метать бисер? Я решила, что не стану. Молча встала, развернулась и направилась к выходу.
— Стоять! — потребовал Леднёв. — Наш разговор не окончен!
Я только усмехнулась в ответ и вышла вон. Вернулась в свой кабинет, написала заявление по собственному желанию. Затем снова пришла в приемную босса и потребовала, чтобы Гиена зафиксировала моё документ в книге входящих. Затем пришла к себе, сказала Снежане, что беру больничный, а потом ушла, оставив помощницу в полном недоумении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
О, сколько потом звонков было! Кто только ни пытался до меня достучаться. Сначала Леднёв, затем члены совета директоров (очевидно, посланные им, чтобы переубедить упрямую дщерь). Звонила Снежана, даже Гиена трижды постаралась докричаться. Я не брала трубку, хотя телефон вибрировал, как сумасшедший и даже с тумбочки свалился. Его сотрясало, как в лихорадке. Но Анжелика была неприступна, как скала.
Единственный, на чей звонок я ответила, был Артур. Только он позвонил мне в дверь, и я открыла. С порога кинулась ему на грудь и, не выдержав напряжения последних часов, расплакалась. Он обнял меня, стал гладить по голове, но не причитал, не приговаривал, не пустозвонил. Я была ему за это очень благодарна. Ненавижу, когда твердят «всё будет хорошо», даже если человек оказался в полной жопе.
Чуть позже, когда пили кофе (есть совсем не хотелось — потеряли аппетит), я спросила Артура, что было после моего ухода.
— Меня уволили, — усмехнулся он. — Вызвала в приемную Гиена. Она торжествовала, она светилась от счастья, когда показывала мне приказ.
— Будешь его опровергать? — спросила я. — Давай на него в суд подадим!
— Нет, я так делать не стану, — ответил Артур.
— Почему? Он тебя незаконно…
— Лика, послушай, — мой мужчина протянул руку, и я доверчиво вложила щеку ему в теплую ладонь, глядя в аквамариновые, такие любимые глаза. — Я не телёнок, чтобы с дубом бодаться. У Леднёва целый юридический департамент, сама знаешь. И денег столько, что придумают, как мне нагадить полную шапку. Но ладно я. Ты-то чего уволилась?
— Из-за дуры, — ответила я и пошла мыть посуду. Как ни хорошо было в ладошке, а напоминание о разговоре с папашей выбило из романтического состояния.
— Какой ещё дуры? Гиены, что ли?
— Нет.
— Елизаветы?
— Нет.
— Снежаны?
— Нет же! Ты что, всех женщин в «Проспекте» готов к дурам причислить ради меня?
— А мужиков — в козлов и пидорасов, — ответил Артур с улыбкой.
— Ничего себе загнул, — усмехнулась я. — Что, даже Леднёв, по-твоему, может быть заднеприводным?
— Вполне, — ответил Артур и расхохотался.
«Вот и отомстили мы моему папаше за глупую», — подумала я и вслух произнесла:
— Это меня Владимир Кириллович так оскорбил.
Любимый мгновенно посерьёзнел.
— Начищу ему рожу.
— Ну-ну, мой король Артур, рыцарь без страха и упрёка, притормози своего Росинанта! — сказала я. — Не нужно никого бить. Он сказал, что я глупая. Всего лишь.
— За такое бьют, — ответил Уваров упрямо.
— Ага, и плакать не дают, — продолжила я присказку. — Послушай, он поступил, конечно, как… порядочная свинья. Но и его понять можно: выросла дочка, не слушается папеньку. Я же для него всё ещё ребёнок, учитывая разницу в возрасте. Вот и решил меня повоспитывать. Только не с того начал.
— Потому плохо кончил, — поддакнул Артур.
— Погоди ты, он же все-таки остался моим отцом, — заметила я. Потом подумала и добавила вслух с сожалением. — Сходила, блин, к папаше поделиться радостью…
— Ты о чем?
— Да утром, понимаешь, он меня вызвал по рабочим вопросам, а я как дура: «Папа, ты знаешь, мы с Артуром снова вместе…» И понеслась езда по кочкам.
Уваров глубоко вздохнул и ничего не сказал. Что тут комментировать? Вон как обернулось. Мы допили кофе. Вышли на балкон, чтобы освежиться. На кухне было слишком жарко, а кое-кто слишком разволновался за сегодняшний день, хотелось понизить градус снаружи и внутри. Артур обнял меня, и так мы стояли, глядя на шумное пространство мегаполиса, распростёртое под нами. Всё-таки двадцатый этаж — это очень высоко, видно далеко и очень красиво.