Месяц взошел на крыльцо:
– Не будем же ждать, пока на голову нам свалится новый цветок. Слышишь – как раз ударил колокол…
И они постучали в дверь.
Их встретила молоденькая служанка и приняла в прихожей плащи и шляпы. Затем она провела Месяца и Морталиса в просторный зал, где уже собрались хозяева и гости: Бернхард Бюргер, его красавица-дочь, молодой господин с неприятными глазами и в одеждах простолюдина и две девицы, – должно быть, подруги дочери.
Господин Бюргер представил гостей друг другу.
Дочь его звали Ульрике. Месяц и Морталис преподнесли ей несколько собольих мехов, на что хозяин дома молвил: «Истинно российский подарок!». Подруги Ульрике – худенькая Алина и толстушка Гертруда – приветствовали подарок восторженными восклицаниями: «Ах, какой чудный мех!», «Ах, счастливица Уле!…».
Когда подошла очередь представить молодого господина, Ульрике это сделала сама:
– А вот Герд. Говорят, он мой жених.
– Нет дыма без огня… – опустил глаза Герд.
Правая рука у него была перевязана платком. Герд слегка поклонился новым гостям: как бы с прохладцей, но и достаточно учтиво. Месяц только краткий миг видел его настороженные глаза.
Герд сказал:
– Мне отчего-то знакомы ваши лица, господа. Но никак не могу припомнить, где мы встречались.
– Быть может, в море… – с поспешностью произнес Месяц, видя, что Морталис собрался напомнить про случай с горшком.
– В море?.. – Герд усмехнулся своим мыслям. – Это маловероятно… Меня вообще на море мутит…
– Герд шутит, – сказал господин Бюргер. – Он опытный мореход.
Герд предпочел сменить тему:
– А вы, значит, с «Юстуса»… Да, я уже слышал о вашем судне. Особенно много о нем говорилось сегодня в «Рыцарской кружке». Был даже какой-то шум… Впрочем умные люди не придали этому шуму никакого значения: от него, согласитесь, не подует ветер вправо или влево, и тем более не остановится солнце. Трактирные недоразумения подобны эху – вот они есть, и вот их уже нет, и ничего вокруг не переменилось, все осталось на своих местах. Кроме того, весьма часто бывает, что самая шумная на берегу команда при первой же опасности в море обращается в сущих ягнят.
– Что за опасности? – спросил Месяц.
– Вы, господин россиянин, счастливый человек, если задаете такие вопросы. Со времен знаменитых витальеров Штёртебеккера, а может, и того раньше, в Восточном море полно разбойников-висельников, полукупцов-полуграбителей, воров, убийц, каперов и просто лихих молодчиков, ищущих себе славы и нескучной жизни. Неужели вы не встречались ни с одним из них?
– Миловал Господь!… – ответил Месяц. – Я – простой российский купец, хочу жить безбедно, хочу своим делом приносить пользу отечеству. И никому не желаю зла.
– Что ж! Дай Бог вам добраться до Нарвы… Здесь в их разговор вмешалась Ульрике и сказала, что молодые господа злоупотребляют вниманием других гостей. Ульрике заметила, что беседа о ворах и убийцах – не самая лучшая беседа для девичьих именин. Герд пытался было возразить, говоря, что новые люди – это новые разговоры; но Ульрике ответила ему, что люди-то новые, а вот тон для разговоров он задает старый. И больше не желала слушать возражений.
Ульрике пригласила всех к накрытому столу. И Месяц увидел такое обилие блюд, какие видел, пожалуй, только на царском столе в тот памятный день встречи с Иоанном в Полоцке. Ульрике пояснила, что их кухарка – простая женщина из Везенберга, городка в нескольких милях от Любека, что дальше Любека она не бывала за всю свою жизнь, однако знает толк и во французской, и в голландской, и в немецкой кухне, в чем каждый теперь сможет убедиться. И Ульрике взялась рассказать немного о некоторых блюдах: о салатах, о супах и о сладостях.
Месяца посадили между Алиной и Гертрудой. Морталис оказался возле Гертруды. И не случайно, так как с самого начала он бросал на нее довольно продолжительные взгляды, заговаривал с ней о чем-нибудь и даже во время застольной молитвы старался как бы ненароком коснуться своим локтем ее локтя. Напротив Месяца, через стол, между Гердом и отцом сидела Ульрике. И пока гости нахваливали блюда, пока господин Бюргер говорил здравицу, а Морталис молол разную занимательную чепуху, Месяц рассмотрел Ульрике повнимательней. И у него затрепетало сердце от неожиданной мысли о том, насколько похожа Ульрике на Деву Марию, на Богородицу с соловецкой иконы, явившуюся ему лет пять назад в лютый холод, на вершине горы, и одарившую его золотой ладейкой – знамением свободы и предтечей дальнего пути. Несмотря на пышный наряд, сшитый в подражание испанскому, несмотря на высокий каркасный воротник, придающий девушке вид надменности, несмотря на дорогие украшения, какими она была убрана, подобно царице, – бусы в завитых волосах, нити жемчуга на стройной шее, перстни, вышивки, – Ульрике виделась Месяцу простой и открытой, как тонкое деревце на краю поля; она была самой свежестью и нежностью, так как была юностью; глаза ее были чисты от чистоты душевной, а на губах у нее Всевышний запечатлел любовь; Ульрике еще оставалась безыскусной – ее молодое деревце могло покачнуться и от слабого ветерка, но даже самый большой ветер, похоже, не смог бы это деревце сломить – столько силы заключало его естество… Когда Ульрике заметила, как смотрит на нее Месяц, то залилась таким ярким румянцем, что это не укрылось от всех присутствующих за столом. О том Алина поведала Гертруде за спиной у Месяца, а господин Бюргер сказал, что он целый час выбирал вино у знакомого винодела и не напрасно потратил время – вино превосходно, оно сохранило в себе все то солнечное тепло, какое впитала некогда виноградная лоза, и теперь это тепло бросается в голову. Морталис же с тонкой улыбочкой предположил, что это особое именинное вино, какое бросается в голову не каждому, а только как будто молодым дамам; и предложил – не попробовать ли его еще раз и не последить ли за другими молодыми дамами?.. Так и поступили. Под внимательными и насмешливыми взглядами мужчин Алина и Гертруда вспыхнули, будто свечки (впрочем они вспыхнули бы и без вина). Всем от того стало смешно. И только Герд смеялся без явного веселья; глаза его, обращенные к Месяцу, были холодны.
Далее господин Бюргер чуть-чуть подробнее, насколько знал сам, представил новых гостей. При этом он упомянул о несомненных достоинствах их корабля и сказал, что если бы такими достоинствами обладало хотя бы одно из двух его судов, то они год назад не исчезли бы бесследно, а бороздили бы и доныне морскую ниву. Однако ничего не поделаешь: что пропало – то пропало! Господин Бюргер уже смирился с этим. Зато у него появилась возможность иметь общее дело с такими приятными молодыми людьми, которые через посредство меркатора Кемлянина связаны с самим Аникеем Строгановым… Потом Бернхард Бюргер завел речь о своей родословной и возвел ее до предков, живших двести лет назад и бывших славными мастерами-жестянщиками. А по материнской линии семейство Бюргеров считало себя потомками Патерностер-макеров, или иначе – потомками знаменитых обработчиков янтаря вестфальцев ван Гусфельдов, получивших латинское прозвище за изготовление янтарных четок…