Но от этого не легче, что сделаешь одними ногами против как минимум четверых противников.
Прислушиваясь, не различил звуков борьбы с места, где в последний раз видел Демьяна. Оттуда доносился лишь чей-то довольный смех, да громко переговаривались несколько весёлых голосов, но о чём, разобрать не получалось. Вывод напрашивался один — крепыша им тоже удалось скрутить. Что ж, иного результата сложно было ожидать, всё-таки против толпы не выстоять даже такому бойцу, как Демьян. Ну, мы с ним хотя бы попытались.
В этот момент один из кузнецов основательно придавил мне руку. Сделал ли он это со злым умыслом или же просто нечаянно наступил, но пришлось основательно стиснуть зубы, чтобы не выдать себя неосторожным выкриком.
"Вот и доверяй после этого людям." — с неприязнью подумал я о хитрости и коварстве кузнецов. Но особо на этой мысли не сосредотачивался. Сам же пытался вспомнить только что привидевшееся мне сновидение, как и прочие, моментально забытое и вновь слившееся с необъятной пустотой, заполнявшей память. Вроде там кровь какая-то была, или ещё что… Или не было, и я уже сам себе что-то там напридумывал?! Нет, не вспомнить…
В душе загорелась злость. То ли из-за невозможности восстановить в памяти сон, или из-за коварных кузнецов, перетягивающих тело очередной петлей, а может причиной была вся совокупность произошедших со мной неприятностей.
Злость пришла неожиданно и резко. И я вдруг понял, что ни к чему, из происходящего сейчас, прямого отношения это чувство не имеет. Оно пришло из сна. Эмоциональная составляющая — это всё, что мне удалось вынести из того миража или кусочка памяти, с которым успело повидаться моё сознание, отправленное в небытие после предательского удара по затылку. К тому же эта безадресная эмоция, в отличие от вмиг позабытого миража, никуда не собиралась исчезать. Оказалось, что прочувствованная неистовая злость, точнее, даже не злость, а ярость осталась со мной, преодолела рубеж между сном и явью, не растеряв ни капли своей мощи и теперь переполняла меня, заставляя вновь сжимать кулаки, скрипеть зубами и рваться, рваться на волю из тесных пут.
— Вона оживат, шибчее вяжите, шибчее! — заметив мои шевеления, начал торопить учеников Гендальф-Эйнштейн.
— Так сызнова ему по башке дать и вся недолга. — донёсся голос сидевшего на моих ногах кузнеца.
— А еси зашибём?! Он Годуну живой нужон! Вяжите, бестолковыя!
Но я уже не слышал их разговор, ярость разлилась по телу, заполняя каждый сосуд, каждую клеточку. И я не стал её сдерживать, впустил в себя окончательно, сливаясь воедино с этим чудовищным пожаром, с рекой гнева, несущей по венам свои огненные струи.
Ярость! Тело рванулось вверх, отбрасывая сидевшего на ногах кузнеца в сторону, словно тот был пустотелым пластиковым манекеном, а не крепким мужиком под девяносто килограммов весом.
Оказавшись на ногах, слегка удивился не только тому, что и руки удалось освободить в один миг, разорвав крепкую верёвку, но и тому, что остальные ученики тоже успели получить по заслугам и лежали сейчас в нескольких метрах, совершенно безвредные и тихие.
Это я их, вскакивая, расшвырял?!
Но удивление от этого факта действительно было незначительным и мимолётным, промелькнув где-то на периферии сознания, целиком и полностью заполненного рекой гнева.
Замершего и ошалевшего Гендальф-Эйнштейна уложил походя, несильным хлопком раскрытой ладони по уху. Всё же я с уважением относился и к великому физику, и к персонажу саги сэра Толкиена, чтобы причинять вред человеку, внешность которого напоминала мне каждого из них. Пусть этот человек на деле и оказался тем ещё неприятным скользким типом.
Не отвлекаясь больше на получивших своё кузнецов, двинулся к столпившимся в отдалении, противникам. Те были заняты, увлечённо довязывали брыкающегося Демьяна. Чуть в стороне, надменно наблюдая за действом, стоял Годун с охранниками, которые до сих пор так и не сняли своих горшкообразных шлемов. Всего, вместе с ними, врагов осталось девять человек. Всё-таки неслабо крепыш их проредил, чуть не половину уложил, прежде чем его схватили. Теперь моя очередь.
Эти мысли, пронёсшиеся в голове за мгновение, в течение которого, разворачивался и оценивал обстановку, снесло волной гнева.
Некоторые враги успели заметить случившееся с кузнецами несчастье и отреагировали, бросившись мне навстречу. Их оказалось двое. Прочие тоже начали оборачиваться, почуяв неладное, но те ещё были далеко, а эти совсем рядом, и двигались плечом к плечу, видимо, собираясь напасть одновременно.
Ярость! Когда до противников оставалось полтора метра, я оттолкнулся от пола и, взвившись в воздух, встретил одного из них мощнейшим ударом колена в грудь. Раздался громкий хруст — кажется перестарался. Ничего, иммунные — ребята крепкие, пару недель полежит, потом оклемается.
Второй тоже не успел ничего сделать. После моего неожиданного прыжка он сделал ещё пару шагов вперёд по инерции и теперь оказавшись позади шустрого врага, разворачивался. Очень медленно, на мой взгляд, разворачивался. Резкий шаг назад и короткий удар тыльной стороной кулака в затылок прервал разворот и дальнейшее его участие в схватке.
Остальные, вязавшие Демьяна бросили своё занятие и двинулись ко мне навстречу, но уже не так уверенно, как те двое.
— Айда, ребятушки, того здоровяка уделали и энтого шустрого свалим! Айда, вместе! — подбадривал товарищей идущий посередине усач в красном кафтане.
Ярость! Первым кинулся двигающийся слева, кряжистый, словно пень векового дуба, паренёк, выбрасывая вперёд увесистый кулачище. Полагался на свою силу, рассчитывая одним ударом дело и решить. Поймал его кулак на полпути к моему лицу, начал выворачивать руку, но привыкший к своему силовому превосходству, балбес попытался надавить в ответ. Зря он это! Силы, пришедшей вместе с яростью из сна, у меня сейчас на пятерых таких дуболомов хватит. Поэтому не стал затягивать, просто сломав ему руку в локте.
Ярость! Тем временем, подобравшийся справа, подвижный мужичок обрушил на мою голову кусок скамьи, видимо обломанный отбивавшимся от толпы врагов Демьяном. Не уклониться, не пытаться смягчить удар я не стал, хотя, пожалуй, мог бы осуществить и то и другое на выбор. Кусок дерева ударил по неожиданно крепкой и упругой голове, затрещал и отпружинил обратно, едва не стукнув растерявшегося мужичка по лбу. Мой кулак догнал многострадальную деревяшку в момент, когда она находилась прямо напротив его лица. Треснувшая пополам доска впечаталась в ошарашенную физиономию и вместе с нею улетела куда-то за ближайший стол.
Внезапно я почувствовал, что с каждым ударом, с каждым побеждённым противником река гнева, бушевавшая внутри, становится всё спокойнее. Значит, силы, полученные после пробуждения, подходят к концу. Хотя, как показала практика, я и в обычном состоянии кое чего стою, но лучше всё