его [короля] войско к реке Хонин. Войска всех князей находились в верхнем течении, [где] мелководье и лошади могут перейти вброд, кроме того посередине имелся мост. В нижнем течении вода глубокая, Субэдэй хотел связать плоты для скрытной, подводной, переправы, выводящей в обхват врага сзади. Не [дождавшись] переправы,
чжуван [Бату] первым перешел вброд реку для сражения. Войско Бату стало бороться за мост, но вместо того, чтобы воспользоваться [им], утонул каждый тридцатый из [числа] воинов, вместе с ними погиб его [Бату] подчиненный полководец Бахату. Сразу после переправы
чжуван, ввиду увеличивающегося войска врага, захотел потребовать возвращения Субэдэя, с запозданием рассчитывая на него. Субэдэй сказал так: „
Ван желает вернуться — [пусть] сам возращается. Пока я не дойду до города Пешт на реке Дунай — не вернусь!“ — и помчался к городу Пешт. Все князья тоже пошли [к городу], вследствие чего [вместе] атаковали, захватили его и вернулись назад. Все князья пришли на сбор, и [там] Бату сказал так: „Во время сражения у реки Хонин Субэдэй опоздал помочь, был убит мой Бахату“. Субэдэй ответил так: „
Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, все равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении [еще] не завершил связывание плотов. А сегодня знай себе говорит — я опоздал, и думает, что именно в этом причина“. Тогда Бату тоже уяснил [как было дело]. Позже, на большом сборе, пили кобылье молоко и виноградное вино. Говоря про события во время похода на короля, [Бату] сказал так: „Все, что захватили в то время — это заслуга Субэдэя!“»[935]. Это уникальное по подробностям описание сражения и сопутствующих ему действий и разговоров высшего монгольского командования.
Силы венгров были сравнительно небольшими, как сообщает Рубрук: «Венгерский король имеет, самое большее, не свыше 30 тысяч воинов»[936]. Оценка эта была высказана в 1256 г., уже после погрома, но и во время нашествия далеко не все силы венгров были мобилизованы — рыцарское ополчение проигрывало монголам в этом отношении. Но для решающей битвы при Шайо к королю Беле IV успел подойти с войском брат, хорватский герцог Коломан (Кальман), и их объединенная армия могла достигнуть 60 тыс. (цифра, конечно, преувеличена средневековым хронистом). Разгром этих сил был решающим для дальнейшей судьбы кампании — после Шайо монголы приступили к облаве беззащитной страны (были взяты Варадин, Арад, Перг, Егрес, Темешвар[937]). Для этого был выделен значительный корпус Кадана. Он прошел огнем и мечом от Пешта до Адриатики. Сам же Бату отправился в Словакию и Чехию — перед его туменами пали Банска Штявница, Пуканец, Крупина (в Словакии), а также Опава, Бенешев, Пржеров, Литовел и Евичко (в Чехии)[938].
Максимальное продвижение монголов на запад было зафиксировано в апреле 1242 г., когда они вышли к Адриатике. Воевавшие там монгольские отряды, рассыпавшись на отдельные мелкие подразделения, потеряли свою ударную силу, были уже не в состоянии брать крупные города, а только занимались грабежом их окрестностей. Начавшийся отход на плодородные пастбища Паннонии для устройства там постоянной базы монгольской конницы, как это планировал Бату еще осенью 1240 г., завершился уходом из Центральной Европы навсегда. Дело в том, что монголы не смогли остаться в Венгрии из-за пришедшей вести о смерти 11 декабря 1241 г. каана Угэдэя. Отозванный ранее из Европы Гуюк стал опасным конкурентом в борьбе за власть, а то обстоятельство, что он враждовал с Бату, торопило последнего занять более выгодные позиции ближе к Центральному улусу. Поэтому для учреждения своей ставки Бату решил вместо самого западного края выбрать Поволжье, середину Дешт-и-Кипчак. Туда он и двинул свои войска из Центральной Европы — на обратном пути от низовьев Дуная. Туда же, для встречи там с Бату, прибыл и корпус Кадана. Он прошел с Адриатики через Болгарию, эту последнюю жертву монгольского нашествия в Европу.
Заключение
Уже в 1243 г. Батый принимал первых русских князей, прибывших в Орду с выражением покорности и просьбами об утверждении на столе своих княжеств. Первым появился у него Ярослав Всеволодович, за ним сразу и другие князья. По сообщению русских летописей, Батый высказал ему свою волю, волю предводителя чудовищной по силе военной машины, только что разгромившей Русь и Центральную Европу: «„Ярославе! Буди ты старей всем князем в Русском языце“. Ярослав же возвратися в свою землю с великой честью»[939]. Так русский князь, точнее великий князь Владимирский, владевший самым сильным на тот момент столом Руси, признал сюзеренитет хана, а тот принял от него присягу и наделил ярлыком на владение Русской землей. Тут есть сходство с западноевропейским оммажем, но Батый действовал в координатах собственной культуры. Он признал Ярослава старейшиной правящего рода Руси (ака) и сделал владетелем зависимой от Монгольской империи страны, отвечающим за нее в целом. В его обязанности входило соблюдение исполнения повинностей такой территории, в свою очередь, хан воздерживался от новых нашествий на уже «собственные» земли и даже мог оказать помощь от нападений извне. Подобные вассальные владетели зависимых от Монгольской империи территорий, например Кореи, в юаньских документах титулуются чжуванами. Именно поэтому другие русские князья, узнав о происходящем, не могли не прибыть в Орду — они рисковали остаться без подтверждения прав на собственные земли. Их теперь могли теснить и разорять как татары, так и признавшие власть Монгольской империи другие русские князья.
Впрочем, договоренности русских князей с Батыем еще не означали полной ясности. Батый сам был владетелем только части империи, улуса его отца Джучи (точнее, его западной половины), а окончательно статус Ярослава Всеволодовича и других русских князей утверждался в Каракоруме. Туда в 1245–1246 гг. едут и Ярослав Всеволодович, его сыновья и племянники, да и другие русские князья. Увиденное и услышанное ими там — сила и могущество империи, вид других царей и князей с половины мира, прибывших за подтверждением своего вассального положения (армянские и грузинские владетели, хорезмские, иранские и малоазиатские эмиры и султаны, киданьские, чжурчжэньские и китайские феодалы), величие подвластной монголам территории, которую они могли обозреть в своем путешествии в орду каана, все это сильно повлияло на их понимание международной ситуации вообще и места Руси в этом мире, в частности.
От русских князей власти империи (как Каракорума, так и ее улуса Джучи) требовали исполнения повинностей, раскладываемых на подобные, автономные по внутреннему управлению страны — денежно-товарную дань («выход» в русских летописях), обеспечение продовольствием и транспортными средствами (кони, фураж, телеги) проезжающих монгольских послов или транзитных войск, иногда могли потребовать выставить