предпочел бы медицину, или юриспруденцию, или – если все остальное не пришлось по душе – Сити.
– Все нормально, – говорит Асанти. – Лучше, чем в Брикстоне.
– В каком плане? – Это мать «проявляет интерес».
– Работа более разнообразная. И город. Здесь люди интереснее.
– Да? – говорит Кэролайн тем восторженно-многозначительным тоном, который присущ всем матерям, когда они имеют в виду девушку сына. Но ведь он, напоминает себе Асанти, не просто единственный сын, а единственный ребенок.
– Не радуйся, мам. Я редко выхожу из дома. Люди, которых я упомянул, – это те, кого я арестовываю.
* * *
– Черт побери, – говорит Гис, откидываясь на спинку.
– Знаю, – говорит Эв, допивая свой кофе. – Хотя бы на этот раз в этом проклятом деле нам не надо полагаться на слово. У нас есть соглашение о неразглашении.
– Да, – говорит он, хмурясь и снова подтягивая к себе лист бумаги, – только в нем ничего особенного нет, ведь так? Оно просто запрещает им говорить о ней. И не объясняет почему. Там абсолютно ничего нет ни о груминге, ни о ребенке – вообще ничего.
– Верно, но мы знаем, что Фишер спала с Янгом. Я видела фото. И, поверь мне, трудно не догадаться, чем они там занимаются.
– Это доказывает только то, что у них был секс. Но не то, что Фишер вынудила его. Не пойми меня неправильно, – поспешно добавляет он, – я на твоей стороне. Я просто предвкушаю, что скажет прокуратура. Никто не знает всей истории, кроме них.
Эв указывает на логотип вверху документа:
– Ниам Кеннеди наверняка знает, а? Ведь это она составляла его?
Гис пожимает плечами:
– Возможно, хотя, вероятно, не во всех деталях. Однако готов поставить любые деньги, что если она и знает, то спрячется за конфиденциальностью клиентской информации.
Эв хмурится:
– Ну, я считаю, что она знает чертовски больше, чем говорит. Я вспомнила после того, как пообщалась с Зои, – в последний раз она называла Фишер Мариной. Такое обращение используется скорее между подругами, чем между адвокатом и клиентом.
Гис в задумчивости смотрит на дом. Джанет стоит у кухонного окна. Она поднимает голову и машет им.
– Думаю, ты права, – говорит он после паузы. – Не знаю, насколько это важно, но, думаю, Калеб Морган может оказаться последним в длинной череде наивных сопляков, с кем Фишер поступила точно так же.
– Только на этот раз все по-другому, – говорит Эв. – На этот раз сопляк дал ей отпор.
* * *
– Энтони, нам несложно подвезти тебя, – говорит мать, открывая дверцу машины. – Нам почти по пути…
Но он загодя подготовился к этому – знал, что они предложат, и знал, что ему понадобится надежный предлог.
– Все в порядке, мам, честное слово. Сегодня замечательный день, и я с удовольствием пройдусь через Порт-Мидоу. Мне полезно подышать свежим воздухом.
Он знает, что ей будет трудно возразить на это – и что она все равно попробует.
– У тебя обувь неподходящая, дорогой.
Он улыбается:
– Ладно, пора признаваться. Я хочу кое-что проверить. В связи с делом.
Она надувает губы:
– Все рабочие дела надо делать в рабочее время.
– В том-то и дело, мам. Это не совсем официально.
* * *
Эв смотрит на часы и тянется за сумкой.
– Думаю, это все, босс. Янг зайдет сегодня днем, чтобы подать заявление, так что я позвоню тебе после этого.
– Хорошая работа. На твоем месте я бы позаботился о том, чтобы и Сомер поприсутствовала.
– Мы уже договорились, – с улыбкой говорит она. – И я сообщила адвокату Фишер, что мы хотим завтра еще раз побеседовать с ней. – Она встает. – Мне пора.
Он морщится:
– К отцу?
– Да, – отвечает она со вздохом. Пусть вздох и едва заметный, но Эв все равно чувствует себя предательницей. – К отцу.
* * *
Что до Куинна, то он проводит воскресенье в Боарс-Хилл. Мейзи многозначительно изогнула бровь, когда он предложил это («С моими родителями? Ты не заболел?»), но он лишь рассмеялся и спросил: разве плохо поплавать в такую погоду? И это искреннее желание действительно было одной из двух причин. Другая же причина касается более дальних перспектив.
Ее родители проявили исключительную деликатность и старались не мешать, так что бо́льшую часть утра они проводят у бассейна вдвоем: Куинн – на шезлонге рядом с ведерком со льдом, забитым банками пива, а Мейзи в нескольких футах от него – в сине-белом полосатом надувном гамаке, который мерно покачивался на воде (совершенно очевидно, что надувные фламинго выглядят слишком пошло для Боарс-Хилл). На Мейзи розовая шляпа с широченными полями и огромные солнцезащитные очки в стиле Джеки О[72]; выглядит она очень похоже на одну из участниц дела Профьюмо[73]. Город внизу, в долине, мерцает, будто мираж.
– Классная шляпа.
Она отрывается от книги:
– Эта? Да она древняя. Я ношу ее со школы.
Ее мокрые волосы взъерошены, и без макияжа она выглядит восхитительно свежей.
– Бьюсь об заклад, твоя школа из тех, где носят соломенные шляпы. – Она высовывает язычок, и Куинн смеется. – Ведь так, да?
Мейзи вытаскивает льдинку из своего стакана и бросает в него, но промахивается, и лед падает в воду.
Он усмехается:
– Она у тебя сохранилась? Я в том смысле, что ты выглядела бы очень соблазнительно в школьной форме…
Она сверлит его взглядом поверх очков:
– Честное слово, все вы одинаковые. Дуреете от спортивных трусиков.
– Черт побери, у тебя и такие есть?
Мейзи громко вздыхает и с наигранным возмущением опускает взгляд в книгу.
– Что это? – спрашивает он, указывая на книгу. – Хорошая?
– Пока нормально, – отвечает она, не поднимая головы. – Хотя ты сам знаешь, как бывает с преступлениями, – все дело в развязке.
Куинн смеется:
– Кому ты рассказываешь.
– В этой все явно неплохо. Я имею в виду развязку. Во всяком случае, так сказала мама.
– О чем она?
На этот раз Мейзи поднимает голову.
– О пропавшей девочке. У нее ужасные родители, и тебя подводят к мысли, что виноват один из них, но ясно, что все не так просто. А ребенок умеет ловко манипулировать людьми. – Она улыбается. – Немного напоминает меня. В том же возрасте я часто рассказывала дикие небылицы, но папа каждый раз проглатывал их.
– А мама?
Она смеется:
– Мама была гораздо более проницательной. А папа просто не мог поверить, что милые маленькие девочки восьми лет способны выдумать такое.
Куинн берет новую банку пива. Мейзи наверняка придется везти их домой. Уже дважды за две недели – это входит в привычку.
– Не только девочки, – говорит он. – Ребенок в том деле о сексуальном