Дверной демон — не самое опасное из адских созданий, там, в Геене Огненной, его родном мире, его сородичи, должно быть, сродни садовым слизням. Но даже той толики адской силы, что в нем заложено, достаточно, чтобы причинить слабой человеческой оболочке больше увечий, чем многие инструменты, специально придуманные для этого грубым и косным человеческим разумом.
Например превратить ее руки в огромные рачьи клешни. Или связать их узлом друг с другом, сделав кости мягкими и податливыми, как горячая карамель. А может, просто развеять их невесомым пеплом или…
Заткнись, зассыха, приказала себе Барбаросса. Иначе истечешь соплями, так и не взявшись за дело…
Осторожно прикоснувшись пальцами к полированной дверной пластине, Барбаросса улыбнулась. Несмотря на все усилия Панди она так и не научилась разбираться в замках, однако этот — она отчетливо чувствовала — не таил в себе ни хитростей, ни секретов. Он был рассчитан на обычного взломщика, вооруженного отмычками, а не на ведьму.
— Upphaf vinnu, — произнесла она шепотом, вдувая эти слова в замочную скважину, — Лемигастусомиэль!
Демон взбрыкнул было, ощутив магическую ауру чужого, незнакомого ей существа, отличную от ауры хозяина дома, но почти тотчас обмяк, услышав в ее устах собственное имя. А следом за ним едва не обмякла от облегчения и Барбаросса. Ключик оказался без ловушки, как она опасалась, без хитрости, он легко вошел в невидимую замочную скважину.
— Taktu því rólega, — приказала она, — Lækkaðu viðvörunarstigið niður í eitt.
Она терпеть не могла демонический язык. Говорить на нем — что пить расплавленный свинец, только свинец этот не вливается тебе в глотку, а выплескивается из нее. Мучительное, тягостное ощущение. Достаточно ошибиться на полутон в интонации, исказить сорвавшимся дыханием один-единственный звук, и произнесенные тобой слова станут тебе же смертным приговором. Несмотря на то, что Гоэцию, тайное искусство управления демонами, они начали изучать лишь на третьем круге, полгода назад, у нее было чертовски много возможностей убедиться в том, как щепетильно Ад относится к подобным небрежностям.
Одна соплячка запнулась, произнося несложную формулу инициации, запнулась лишь едва-едва, но во рту ее в то же мгновенье точно взорвалась праздничная шутиха, разорвав щеки, точно старую ветошь, и хлынув наружу водопадами багряных искр. Осталась жива, кажется, но нижняя половина ее лица навек превратилась в подобие запеченной до углей картофелины. Жалкая участь, отныне ей не суждено стать ни ведьмой, ни женой. Другая — кажется, ее звали Жабкой — случайно кашлянула, не окончив слова. Должно быть, что-то попало в горло, на миг перебив дыхание. Участь ее была легче, но лишь немногим. Ее горло превратилось в стеклянную трубку вроде тех, что торчат из алхимических реторт, зубы сделались вплавленными в челюсти осколками кварца, а язык — в длинный извивающийся ящеричный хвост.
Адские владыки не терпят небрежности — в ней они видят неуважение, а это худший из всех возможных грехов. Они дают право распоряжаться своей силой, но лишь тем, кто это заслужил долгой беспорочной службой или удовлетворением их жутких противоестественных склонностей, за неуважение же карают неукоснительно.
Барбаросса не единожды сжигала себе глотку словами демонического языка, пока Котейшество терпеливо обучала ее тонкостям этого искусства, добиваясь идеального произношения. Демонический язык надо осторожно выдыхать из себя, как отравленный дым. Мягкими аккуратными толчками, при этом язык должен двигаться чутко и легко, как палочка дирижёра…
Демон внутри замка дернулся, отпрянув на миг. Он ощущал чужое прикосновение, не похожее на прикосновение хозяина, и силился выполнить свой долг, как и положено верному вассалу. Полыхнуть огненной вспышкой, выжигая пришельцу глаза, оповестить хозяина, поднять тревогу… Наивный малыш. Ему никогда не приходилось сталкиваться с ведьмой.
Поглаживая ладонями полированную пластину замка, Барбаросса видела его метания, как видела и сложно устроенную геометрию его невидимого тела, похожего на какое-то доисторическое насекомое — крохотные лапки трепетали, впившись в дерево и металл, крохотные щупальца метались из стороны в сторону.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не противник. Тщедушная мелочь, с которой она совладала бы даже будучи мертвецки пьяной.
— Лемигастусомиэль! Búðu til nýjan prófíl, — этим словам и словосочетаниям она выучилась на не занятиях в университете, а у Панди, наблюдая за ее кропотливой работой. Смысл некоторых слов она сама едва улавливала, но безошибочно знала, в каком порядке их следует произносить, — Лемигастусомиэль! Frumstillir nýja innskráningu. Staða — fjölskylduvinur, góður gestur.
Демон покорился. Да и не мог не покориться. Человек, обладающий его именем, обладал и властью над ним, ничтожным узником дверного замка. Досадно, что этот трюк, отменно работающий с мелкими адскими тварями, бессилен против их владетелей и сеньоров, подумала Барбаросса, с удовольствием ощущая, как дрожащие лапки Лемигастусомиэля цепляются за прорези в засове, медленно сдвигая его дюйм за дюймом.
Существо хоть сколько-нибудь сильное по меркам адского царства, способно скрутить в бараний рог самонадеянного заклинателя, вооруженного даже гроздью нужных имен, превратив его тело в полыхающие руины, а душу в безумный мятущийся дух. С сильными надо договариваться. Уговаривать их, унижаясь или обещая щедрые подношения, упрашивать, искать слабости и исполнять желания. Иногда — поить кровью и прочими жидкостями, которые им по вкусу.
Со слабыми проще. Слабых просто давят ногой.
— Opið. Þögn. Hafðu hljóð.
Демон покорно щелкнул замком, отпирая дверь. Барбаросса могла бы уничтожить его одним щелчком пальцев. Она так и сделает — на обратном пути. Может, демоны, обитающие в дверных замках, слабы и неразумны, но иногда у этих мерзавцев отменная память. Ей не нужно, чтобы он сохранил воспоминания об ее визите. Чтобы потом какой-нибудь демонолог, посланный городским магистратом расследовать дерзкую кражу, выудил слепок ее ауры из сознания Лемигастосомиэля, жалкого служителя входной двери.
Она просто уничтожит его, когда будет уходить. Расплавит, отдав череду столь сложных противоречивых команд, что его жалкие куцые мозги не смогу ее переварить.
Но это потом, позже — когда она покончит с насущными делами.
Барбаросса осторожно скользнула внутрь, прикрыв за собой дверь.
Ну здравствуй, гомункул. Будь хорошим мальчиком и сиди тихонько в своей банке, тетушка Барби, заглянувшая в гости, не причинит тебе вреда…
Ей никогда не приходилось бывать в жилищах отставных вояк — выйдя на пенсию, те обыкновенно предпочитали селиться в более спокойных местах, чем суетный Броккенбург. В сонном Бельгерсхайне с его прекрасными яблочными садами, в тучном Лангебенсдорфе с его прославленными кофейными пирожными, да хоть бы и в самом Магдебурге — там всегда можно найти развлечения на любой вкус, даже если после всех войн от тебя осталось так мало плоти, что впору хранить ее в печном горшке, а не облачать в костюм.
Прихожая оказалась пуста и безлюдна. Не очень большая, не очень маленькая, она была погружена в полумрак и ни единым звуком не отозвалась на ее вторжение, но Барбаросса, едва лишь прикрыв за собой дверь, замерла, стараясь не только не шевелиться, но и не дышать.
Хозяин-старикашка не спешил на скрип двери, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение, угостить стаканчиком и пригласить в дом. Верно, дрыхнет наверху, как и говорила Бригелла. Может, высосал бутылочку вина за обедом и будет спать до позднего вечера, даже не подозревая, что за гостей адские владыки привели нынче в его дом. Тем лучше. Тем больше у него шансов дожить до почтенного возраста.
Первые секунды после того, как скрипнула дверь — самые опасные. Если демон-привратник все-таки подаст сигнал, если престарелый хозяин в своей спальне вскочит, паля вслепую из пистолетов, лучше сохранить между собой и дверью как можно более короткую дистанцию — на тот случай, если придется улепетывать без оглядки.