меня глаза.
Она ждала на улице, сжимая в руках пакет, будто догадывалась, что я все равно побегу за ней через всю улицу, и решила разобраться со мной как можно скорее. Черные волосы, родинка на щеке, похожая на ноль.
– Привет, Алиса.
– Привет, Марк, – она мимолетно улыбнулась, и на секунду мне показалось, что не было последнего месяца, и не было нашего расставания, и что на самом деле мы просто разминулись в магазине, а она просто вышла чуть раньше, и сейчас мы пойдем домой, весело болтая и подшучивая друг над другом так, как можем подшучивать друг над другом только мы во всем этом мире. И границы вдруг стали расходиться, словно я уже почти полностью перенесся в то время, которое было до вот этого, настоящего времени, хотя какое оно, к черту, настоящее? Оно ненастоящее, фальшивое, это какой-то затянувшийся сон, да?
– Что? – непонимающе спросила она, и я вдруг понял, что перестал себе отдавать отчет в том, что говорю и о чем думаю.
– Послушай, – я постарался улыбнуться, впервые за две недели – просто улыбка мне была не нужна, будто она существовала только для нее. – Мне очень плохо без тебя… Давай мы с тобой забудем обо всем? Я сделаю все так, чтобы было правильно. Я брошу то, что тебе не нравится, и я займусь тем, что ты считаешь нужным. Мы снова станем продолжением друг друга – просто вернись ко мне, хорошо?
Не буду врать, мой голос под конец немного дрогнул. И, кажется, она это заметила – я понял это по ее грустной улыбке и маленьких слезинках, внезапно возникших в уголках ее глаз.
– Прости, Марк, – она покачала головой. Посмотрела куда-то в сторону, и я, проследовав за ее взглядом, увидел мужчину за рулем автомобиля, который неотрывно наблюдал за нами. Повернувшись, я увидел на ее лице искреннее раскаяние. – Мы больше не будем вместе. Прости меня.
– Нет, – я покачал головой, теряя обладание. – Нет. Ты просто запуталась! Мы всего лишь пару раз поссорились, но это не значит, что нужно расставаться! Такие проблемы нужно решать вместе, сообща, понимаешь? Нам ведь было так хорошо вместе! Неужели ты забыла?.. Неужели забыла, как мы встретились? Забыла, как мы говорили про судьбу, про высшее предназначение?
Я продолжал нести какую-то ахинею, понимая, что ничему я уже не смогу помочь – я просто хотел снова побыть рядом с ней, почувствовать себя живым, хоть и в такой извращенной форме.
– Такие проблемы не решить, Марк!.. – Крикнула она. Прохожие заозирались, начали перешептываться. Мужчина за рулем стал заметно нервничать.
– Почему?..
– Да погляди на себя! У тебя нет никакой цели в жизни! Ты от всего отказывался, все тебе кажется сложным, бесполезным!.. Ты застрял в какой-то яме, и заодно втягивал и меня в нее!.. С тобой я как будто была в глубоком сне и не могла проснуться… И болела от этого… Я не хочу стать такой же, ясно? – Ее красивое лицо перекосилось от злобы, и ее слова превращались в бесконечное эхо в моей голове, которое продолжало бесконечно множиться. – Я не хочу, чтобы ты был послушной тряпкой. Мне не нужна послушная тряпка, Марк! Ты – ноль!.. Ноль! Ноль!
***
Он один в офисе. Глубокая ночь, которую нарушает лишь скрип карандаша. Все бумаги уже давно исписаны нулями. Все столы, пол, доски на стенах. Вокруг были нули. Когда закончилась паста в ручках, он принялся писать карандашами. Один за другим, бесконечная работа, чтобы заглушить эхо в голове. “Ноль! Ты – ноль! Ноль!”. Поверхности закончились? Нет, есть еще стены! Наверняка на них найдет себе место его самый лучший ноль!
Ему кто-то говорил, что у каждого нулевода есть только один достойный ноль. Нужно лишь приложить давление, да? Кажется, так.
Столько нулей, но среди них нет достойного! Но нельзя сдаваться, нет, нельзя, ни в коем случае! Он всю жизнь сдавался, но сейчас он не отступит. Он чувствует, он способен написать его, этот самый ноль, нет, не просто ноль, а Ноль. Ноль.
Огрызок карандаша летит в сторону, им больше нельзя писать. Быстро, нужно продолжать, но чем писать? Чем? Глаза лихорадочно ищут… Нож! Нужно найти, чем писать! Нельзя останавливаться…
Черные нули, нули масляные, грифельные и красные, еще такие яркие, такие свежие… Уже рассвет? Сколько времени прошло?
Больше нет сил пошевелиться. Он прислонился к стене, обессиленный и полностью выдохшийся. Он уже не может говорить, ведь в этом нет смысла, и какая-то сила неуловимо покидает его, будто он уже выполнил свою задачу, и она ему больше не нужна. Ноль где-то здесь. Его нужно найти.
За дверью какая-то возня, слышится звук ключа, барахтающегося в замочной скважине. Наконец в проеме появляется изумленный Орфан. Проходит час или секунда, и за ним уже стоят десятки человек, и даже сам И., руководитель фирмы, на голове которого, как и всегда, красовалась фиолетовая чалма.
– В чем дело, Орфан? – морщится И. Он говорил со странным шипящим акцентом, в котором всегда слышалось что-то загадочное. Затем его взгляд переходит на Марка, без сил сидящего у исписанной стены, и в этом взгляде мгновенно начинает закручиваться какой-то сверхъестественный туман.
Орфан, вскрикнув, закрывает Г. ладонью глаза, и кричит:
– Отвернитесь, не смотрите!
– Что там, что? – спрашивают остальные, которые ничего не видят из-за спин коллег, спешно прикрывающих глаза. – Что там, Орфан? Скажи!
Орфан, окидывая взглядом стены, медленно приближается к огромному нулю, которого еще совсем недавно звали Марком. Его опытный взгляд изучает каждый поворот бесконечной дуги, запертой в самой себе, и смотрит на то, что находится в центре – то, что и требовалось получить. Какая ирония.
– Орфан, что это? – спрашивает пришедший в себя И., осторожно подглядывающий из-под чьей-то ладони.
– Это? – переспросил Орфан. Затем, поднявшись, произнес: – Это – Ноль.