Читать интересную книгу Черная часовня - Кэрол Дуглас

Увы, та история по большей части не знакома миру. Уже тогда, в первые месяцы нашего знакомства, я собирала секретную информацию для Ирен, ибо не было никаких сомнений в том, что она спасла меня от участи куда более страшной, чем столкновение с уличным беспризорником. Ирен была убеждена в том, что Годфри Нортон знает местонахождение пропавшей реликвии королевы Марии-Антуанетты, который примадонна пыталась разыскать по заданию американского ювелира мистера Тиффани. Поэтому мне была отведена роль шпионки при Нортоне и, по совместительству, его машинистки.

Стоит ли упоминать, что под конец истории мистер Тиффани выкупил у Ирен обнаруженные ею драгоценности французской короны, Ирен и Годфри поженились, и мы втроем обосновались во Франции, причем на тот момент и моя подруга, и мой бывший наниматель считались погибшими в железнодорожной катастрофе!

И вот теперь я в Париже, веселом и грешном сердце Франции, разглядываю сообщников Марии-Антуанетты в ее преступлениях против народа: картины, изображающие бледных, красноносых, разодетых в пух и прах французских аристократов давно минувших лет. Портреты этой изысканной компании в накрахмаленных париках, сплошь в резных позолоченных рамах, покрывали почти все стены, нарядные, словно подарки ко Дню святого Валентина.

Посреди всей этой – что ж, французы иногда умеют метко подобрать словечко (в конце концов, кому как не им знать толк в излишках) – посреди всей этой frou-frou[15] я наконец заметила живого человека из плоти и крови, юную девушку.

Она одиноко сидела посередине очень длинного, обитого гобеленовой тканью дивана в стиле Людовика Четырнадцатого с таким количеством позолоченных ножек, будто это был не диван, а гусеница, случайно пробежавшая по столу мастера сусальной позолоты.

Меня поразили огромные, глубоко посаженные глаза на овальном лице с выразительным подбородком и густыми бровями. Ее темные локоны были уложены в прическу куда более замысловатую, чем забранные вверх волосы Ирен, а по-девичьи тонкую фигуру обтягивал корсаж нежно-розового вечернего платья с глубоким вырезом и почти без рукавов. Она выглядела свежо и бодро, как любая английская девушка восемнадцати лет. Помнится, одна из моих бывших воспитанниц, милая Аллегра Тёрнпенни…

Разумеется, примадонна в своем темном мужском костюме не преминула прервать мои воспоминания, испортив идиллическую картину.

– Меня зовут Ирен Адлер Нортон, – представилась она в той деловитой американской манере, к которой обычно прибегала при общении с пожилыми влиятельными мужчинами. Чем больше была разница между положением моей подруги и статусом тех, к кому она обращалась, тем меньше формальностей она соблюдала. Кое-кто подумает, что подобная манера могла сыграть против Ирен, но на деле ее всегда принимали снисходительно и с любопытством. Без сомнения, годы, проведенные примадонной на сцене, научили ее не только тонко чувствовать человеческую природу, но и манипулировать ею. – А это – моя подруга Пенелопа Хаксли, – продолжила Ирен отрывисто, хоть и негромко. – Мы здесь для того, чтобы помочь вам.

На фоне роскошной обстановки мрачная фигура подруги напоминала злодея из мелодрамы, если бы не ее явно женское лицо и буйные локоны.

Она опустилась на стул рядом с девушкой так, чтобы быть к ней лицом, а мне досталось кресло с противоположной стороны дивана, в целых десяти футах[16] от них.

– Хотя мы с мисс Хаксли и жили раньше в Лондоне, теперь поселились недалеко от Парижа. И разумеется, до того как перебраться в Европу, я много лет обитала в Америке.

Никогда еще я не слышала, чтобы Ирен так охотно болтала или сообщала столько деталей о нашей жизни и перемещениях совершенно незнакомому человеку.

Тут я заметила, что девушка, внешне представлявшая собой образец самообладания, сидит очень тихо, будто позирует для мистера Уистлера[17]. Ее сложенные на коленях руки были сжаты так сильно, что костяшки пальцев побелели, а на приятном лице застыло неестественное выражение спокойствия, скорее напоминающее маску из греческой трагедии.

На столике на серебряном подносе я заметила графин с какой-то темной жидкостью, окруженный хрустальными бокалами на коротких ножках. Один из бокалов был наполовину полон. Зная экстравагантную привычку французов наполнять стакан только до половины, а потом ждать, пока напиток «подышит», я предположила, что из бокала еще не пили.

Девушка, казалось, не замечала странного костюма Ирен, как и не слышала обращенных к ней слов.

– Как ваше имя? – спросила примадонна самым добрым тоном из всех возможных.

В первый раз за все время девушка подняла на нее глаза. Она была похожа на испуганную птаху.

– Имя? Э-э…

– Здесь, заграницей, меня зовут Ирен, – сообщила моя подруга, – но раньше в Штатах, конечно, я была просто Эрин. А вот мисс Хаксли именовалась Пенелопой. Во всяком случае, пока не встретила меня, потому что я зову ее Нелл. Ну так как ваше имя?

Болтовня Ирен дала девушке возможность собраться с мыслями, которые явно были у нее в большом беспорядке.

– Здесь меня зовут Розой, – наконец ответила она неуверенно, будто бы сомневаясь в собственных словах.

Я вмешалась в разговор, желая приободрить девушку:

– Роза. Какое милое имя! Очень английское.

Серо-голубые глаза метнулись в мою сторону.

– Вообще-то так мое имя переводят французы. Дома… на самом деле… меня зовут Пинк[18].

– Пинк? – повторила я, озадаченная таким неуместным именем.

– Пинк, – с одобрением откликнулась Ирен. – Розовый – прекрасный цвет как для девушки, так и для садовых роз. – Она улыбнулась девушке: – Он вам очень идет! А теперь, Пинк, как вы видите, сюда прислали не полицейских из участка, а нас с Нелл, поскольку мы надеемся, что вам будет легче говорить на родном языке и со своей соотечественницей-американкой, женщиной.

Девушка (язык не поворачивается назвать ее Пинк!), вздохнула так глубоко, будто хотела разорвать шнурки, стягивающие ее корсет.

– Вы должны простить меня. За всю свою жизнь я не видела ничего настолько ужасного.

– Пока вы прожили совсем недолго, – заметила моя подруга.

– Но мне уже девятнадцать! – ответила девушка с вызовом.

– С кем вы прибыли в Париж? – продолжала Ирен.

– Ни с кем. Одна. – Весь ее запал куда-то вдруг подевался. – Я живу здесь.

– Здесь – это в?..

Простой вопрос поверг нашу собеседницу в глубокую задумчивость. Она обвела взглядом богатое убранство зала, дотронулась до вышитой бисером ткани своего платья, будто бы удивляясь увиденному, и снова вздохнула:

– Это в maison de toĺerance[19].

У меня все внутри похолодело. Я знала, как по-французски будет «дом», а слово «терпимость» звучало почти одинаково на обоих языках. Сейчас оно казалось мне синонимом той гадкой ситуации, в которой я оказалась. Значит, мы в заведении, по-французски называемом «бордель». О, это был очень элегантный бордель, рассчитанный на посетителей голубых кровей и исключительно богатых, но тем не менее – бордель.

Ирен же, услышав жуткое откровение, даже ухом не повела.

– Вы уже пили бренди? – кивнула она в сторону бокала.

Девушка покачала головой.

– Вам непременно стоит сделать глоток, сугубо в медицинских целях. Нелл, не могла бы ты?..

Теперь я поняла, что молодая женщина находится в шоке… а кто не был бы, окажись он вдруг в борделе, пусть и шикарном?

Я переместилась на диван и села рядом с нашей новой знакомой. Держа хрупкий бокал, как медицинскую склянку, я поднесла его к губам девушки:

– Пригубите. Знаю, невкусно, да и запах ужасный, но вам станет легче.

Девушка странно посмотрела на меня, но повиновалась. Сделав крошечный глоток, она потянулась к бокалу и взяла его за хрустальную ножку. Передавая напиток, я почувствовала, как дрожат пальцы у бедняжки, но была рада тому, что она, по крайней мере, расцепила сведенные судорогой руки.

Вернувшись в свое кресло, я заметила, что Ирен одобрительно мне кивает.

– Не увлекайтесь, – посоветовала она девушке. – Вам нужно прочистить разум, а не утопить в алкоголе воспоминания. Ну вот и славно. Знаете, нам ничего не рассказали о том, что здесь произошло. Мы целиком полагаемся на вас.

Эффект от бренди превзошел наши ожидания. Пинк встряхнула очаровательной головкой, будто после долгого сна, и требовательно спросила:

– Зачем вы здесь? Вы не из полиции. На континенте женщинам не позволяется вмешиваться в подобные дела.

– А в Соединенных Штатах позволяется? – удивилась я.

– Разумеется, Нелл! – Ирен даже не посмотрела на меня, полностью сосредоточившись на девушке. – Я ведь работала на агентство Пинкертона, когда жила в Америке, а потом и в Англии, хотя и недолго.

Наша собеседница ухватилась за знакомое название: