Читать интересную книгу Король Яяти - Вишну Кхандекар

Странно, думал я. Выезжая на охоту, я мог сутками забывать о еде; следуя за конем, я делил с моими воинами все тяготы походной жизни, терпел и голод и жажду, но тогда мой ум был увлечен другим и тело не роптало.

Кача, казалось, ничуть не затруднялся постом, он сохранял улыбчивость и ровность обращения. Я не мог понять, как ему удается так легко терпеть голод — и не один день, как мне, — а целую неделю. Не в силах объяснить спокойствие Качи, я удовлетворился оправданием собственной слабости.

Рассуждал я так.

Я — кшатрий, воин. Я должен быть сильным и крепким, иначе мне не выполнить мой долг. Я обучен телесной ловкости и владению оружием. Тело мое нуждается в пище, поэтому я не умею голодать. Вот чем я отличаюсь от Качи, вот почему он может терпеть голод, а я нет. Плоть отшельника может иссохнуть, его члены превратиться в подобие сучьев, но мышцы воина должны всегда быть упругими, как сталь. Значит, нет ничего дурного в том, что я не могу поститься, как Кача. А смог бы Кача проследовать за конем победы по всей Арияварте? Если Кача красив, то это потому, что он молод и ведет добродетельную жизнь. Ну и что? Зато Каче нипочем не натянуть мой лук и не попасть стрелою в цель.

Занятый этими мыслями, я, однако, исправно исполнял все, что от меня требовалось. Жертвоприношение началось, окрестные жители стали стекаться в обитель на трехдневное празднество в ознаменование благополучного начала.

С началом жертвоприношения заканчивался очистительный пост Качи, чему юноша радовался, как ребенок. Он с удовольствием участвовал в празднестве, танцевал и пел со всеми — у Качи был красивый голос и очень тонкий слух. Ему вообще все было дано. Он, например, отлично плавал — будто в минувшей жизни был рыбой. Однажды, в час молитвенных песнопений, расплакался грудной младенец на руках одной из женщин, и мать никак не могла унять его. Тогда Кача подошел, взял младенца из ее рук и дурашливо показал ему язык. Тот замолк и заулыбался. Кто бы мог поверить, что смешливый юноша, играющий с ребенком, остался за главу обители и всего минуту назад так проникновенно выпевал звучные слова священных гимнов. Кача мог быть каждую минуту другим, оставаясь при этом всегда собой. Я не переставал удивляться ему. Как-то в обитель принесли корзинку спелых плодов. Кача разломил краснощекое, спелое яблоко и уже приготовился протянуть мне половинку, как вдруг увидел червяка. Он усмехнулся:

— Вот, принц, как устроено все в жизни. Никогда не знаешь, не обнаружится ли червь в прекрасном и сладостном.

Кача задумался и медленно, как будто бы про себя, добавил:

— Чем слаще жизни плод, тем легче он гниет.

Однажды мы с Качей забрели в деревушку, где маленькая девочка схватила Качу за руку и потянула смотреть цветок, который расцвел перед ее домом. Мы, посмеиваясь, пошли за ней, но в саду девчушка чуть не расплакалась: она вдруг сообразила, что гостей двое, а цветок — всего один! Она растерянно переводила глаза с одного на другого, не зная, как поступить.

— Подари принцу, — шепнул ей Кача.

— Нет, нет — великому мудрецу, — возразил я.

Девчушка уже потянулась было к цветку, но Кача остановил ее:

— Зачем срывать цветок? Он мне очень нравится — пускай себе растет, а я буду приходить и беседовать с ним, хочешь?

Девчушка была совершенно счастлива.

Я же весь день размышлял над словами Качи, а вечером сказал:

— Ну что ж, премудрый Кача, тот цветок еще день или два будет радовать взгляд, потом начнет увядать, потом осыплется. Разве приятно наблюдать за увяданием красоты? Уверен ты, что красотой нужно любоваться на расстоянии? Разве подлинное наслаждение не в том, чтобы сорвать цветок, насладиться прикосновением к его упругим лепесткам, вдохнуть запах… Из цветов плетут гирлянды для украшения кудрей, а лепестками устилают душистое ложе…

Кача улыбнулся моим словам:

— Ты прав, принц, это прекрасно. Но это простое удовлетворение желаний, а радость от него недолговечна.

— Что плохого в минутной радости?

— Ничего плохого, принц, если от этого никто не страдает. Но в жизни есть иные радости, не только удовлетворение желаний.

— Какие же?

— Радость от ограничения желаний.

Мне сразу же вспомнился Яти в пещере, ложе из колючек…

— Отшельник Кача, неужели счастье только в отказе от земных благ?

— Да нет! — рассмеялся Кача. — Каждому свое, принц. Твое дело, например, справедливо править королевством, печься о благе подданных. Удел правителя ничуть не ниже, чем удел аскета. Один правит миром, другой уходит от мира.

— Скажи мне, Кача, а можно жить аскетом и оставаться королем?

Кача ответил мне с большой серьезностью:

— Принц, земные радости, семья и дети — в природе вещей, и человеку присуще стремление к ним. Если бы бог назначил человеку жить только духовной жизнью, он бы сотворил его бесплотным. Радость жизни, о которой ты говоришь, невозможно испытать, не имея плоти. Но не одна эта радость составляет смысл жизни, потому что вместе с телом бог дал нам душу. Душа должна сдерживать порывы плоти, а потому душа должна постоянно бодрствовать. Опьяненный возничий не совладает с упряжкой, кони разнесут колесницу, погибнет ездок.

Кача смолк. Потом добавил, глядя в небо, усыпанное звездами:

— Вот я и провинился, принц. Конь моей страсти понес меня. Все, что сказал я, — истинно, но только помни, принц: как и ты, я молод. Я не знаю жизни.

Кача часто говорил такие вещи, но убедить меня не мог. Он казался мне наивным, как дитя. Он действительно не знал жизни.

Уже много-много лет враждовали боги и асуры. Ну а после того, как наставник асуров, премудрый Шукра, упражняя неустанно свой дух, обрел способность возвращать мертвых к жизни, асуры начали готовиться к большой войне. Чтобы предотвратить пролитие крови, и решился святой Ангирас на жертвоприношение.

Пусть Индра собирает воинство богов, чтобы сразиться с асурами, — наставник Ангирас, сын наставника богов, изнуряет себя подвижничеством, чтобы помешать войне.

Ангирас не уставал повторять:

— Боги рвутся к наслаждениям, асуры ненасытно рвутся к власти. Кто бы ни победил — ни одни, ни другие не смогут дать миру покой. Войны не должно быть.

Мне были странны эти речи. Я много времени провел в общении с Ангирасом и очень привязался к старцу, однако так и не понял, что он за человек. Иной раз он казался мудрейшим из людей, иной раз был наивней Качи — мечтательный ребенок.

И расставаться мне с ним не хотелось, хотя я понимал, что мне неминуемо придется оставить обитель.

Время расставания наступило неожиданно. Гонец из Хастинапуры привез весть о том, что отец мой тяжко заболел, находится на смертном одре. Я должен был немедля возвращаться в Хастинапуру. В растерянности и смятении бросился я к Ангирасу.

Ангирас отечески положил руку на мое плечо:

— Возвращайся, не теряя времени, принц. И не тревожься за ашрам. Твое присутствие в обители позволило нам без помех совершить самую важную часть обряда. Сыновний долг не ниже долга веры, спеши в Хастинапуру, принц.

Я благоговейно коснулся земли у ног Ангираса.

— Я не благословляю тебя, принц, и не произношу пожеланий счастья. Годы и годы провел я в поисках познания, но и теперь неизвестно мне — счастье ли тень страдания, или страдание сопровождает счастье, как тень. Не трать, принц, время на эти мысли. Заботься о государственных делах. Твой долг как короля и кшатрия — укрепление доброчестия, приумножение богатства и наслаждение земными радостями. Но помни, принц, жажда благоденствовать и наслаждаться таит в себе опасность, как острый меч таит в себе смерть. Как женщину делает прекрасной покорность, так и земные радости тогда прекрасны, когда ведет к ним путь праведности. Ты спросишь, принц, в чем суть его. Нужно поступать так, как желал бы ты, чтобы поступали с тобою, и постоянно помнить об этом. И вот тебе мое пожелание, принц, — да пребудет с тобою всегда эта память.

Тревога за жизнь отца понудила меня задать вопрос Ангирасу: не оттого ли болен отец, что на нем проклятие? Что это за проклятие? И может ли оно быть снято?

— Лежит ли на моем отце проклятие? — спросил я.

Печаль окутала чело Ангираса. Лишь после долгого молчания он ответил:

— Да. — И добавил — Но проклятие лежит на каждом человеке, принц.

— На каждом? — Дрожь в голосе выдала мой ужас.

— Не нужно бояться, принц. Поистине, можно сказать, что все мы прокляты — я, Кача, твой отец.

— Значит, сама жизнь есть проклятие?

— О нет! Жизнь — драгоценнейшее из благословений, даруемых нам богом в его щедрости. Но благословенный дар несет в себе проклятие.

— В чем же смысл дара? Зачем он человеку? Чего ради человек рождается на свет?

— Чтобы освободиться от великого проклятия. Живым существам не дано выйти за пределы их телесного воплощения. Одному только человеку дано больше, он карабкается вверх по крутому склону, имя которому — понимание. Наступит день, когда человек достигнет вершины и освободится от проклятия. Запомни, принц, — не наслаждение тела есть истинная цель жизни, но радость духа.