Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 – й п р о х о ж и й:
У каждого окна… нет, точно, у каждого окна —
предметы хвастовства одни и те ж. Оттого окна
сделались похожими друг на друга.
Да я и сам уже не могу понять, что такого особен-
ного сам в себе имею.
1 – е д е р е в о:
Этот человек – эквилибрист. Его страхуют фа-
келы и вертел. Он задается похвальными вопро-
сами.
3 – е д е р е в о:
Нет. Его черные пальцы никогда не лягут на
белые клавиши.
1 – е д е р е в о:
Чтобы подпрыгнуть – нужно оттолкнуться от
дна!
3 – е д е р е в о:
Он носит под одеждой труп.
1 – е д е р е в о:
Нельзя избавиться от болезни, не осознав, что
болен!
Я хотел бы посвятить ему свою песню.
2 – е д е р е в о:
О чем вы говорите!? Склон – полог! На нас уже
двинулась северная лавина!
1 – е д е р е в о:
Я имею то, что я пою. И больше здесь ничего нет.
Я пою для него.
2 – е д е р е в о:
Лес костенеет, ребра качаясь, трещат.
Вода стекленеет. Восход солнца – дощат.
1 – е д е р е в о:
Ты сгустил краску небесного холста. Все небо
затянуло.
3 – е д е р е в о:
Ш-ш-ш…
Лето уснуло.
3 – е дерево про себя:
Это случалось не раз и не два.
Что мы имеем —
В морщинах коры
Кольцами дыма вьется в года,
Конец и начало игры.
Инструкции к стулу
Где взять инструкций к стулу и чай Ван Гога?В желтый стакан – искусственной бы заварки…Последний десяток лет я сплю плохоНеподалеку тут, в сине-зеленом парке.
Обычным служакой, вяло бреду со сменыВ серых ботинках, стоптавших седое летоВ почте, не доставляющей перемены,В поле подсолнухового рассвета.
Автопортрет не старится, там мне тридцать.Я уже знал, как остается мало…Мало цветов заблудится в море ситца,Бросившись с нервной кисти на покрывало…
Короткий полет
памяти ШМ
Логичная клетка заполнена сажей,Разряженный воздух и слезы сиделки,Где в области сердца пахнет пропажей —Я пью бессердечные посиделки.
Короткий полет видавшего виды,Штурмующего закаты пилота;Штурвал от себя и шлоки из ГитыВ колючую проволоку восхода…
Медный всадник
Пылится… нет, не местность – времяМне отведенное. Торг неуместен.Нога тверда, чтобы качать ей стремя,А может, чтоб верней стоять на месте.Я нагоняю пыль – оживший всадник,Вонзивший шпоры в медь глухим ударом,И стоны верст летят за виноградник,Но как украсть дающееся даром!?
А суета повсюду: сбоку, сзадиСопровождает от рождения до смерти,И медный конь дрожит под весом кладиВ стандарте карусельной круговерти.Я сбился с времени и заблудился в датах,Терять – пустяк, страшнее – оглянуться.Я начался в истоке циферблатаЧтобы в конце пути туда вернуться.
Нет смысла ехать к океану
Нет смысла ехать к океану,Достаточно взглянуть на небо,Увидев в синем отдаленьеВоздушный флот и след за судном.Нет смысла плыть по океану,Ища глазами в дымке берег,Довольно посмотреть – а нет лиВдоль неба фьордов горизонта.А есть ли смысл смотреть на небо?Не лучше ли его представить:Безбрежность режут скрипом чайки,Кораблик, пущенный ребенкомБезвольно вынесен на берег,Горячей гальки хруст под влажнойСтупней коснувшейся прибояИ облака далекий парус,Подсвечен яркими лучами
И мы сидим с тобою рядомВверх обгоревшими плечами.
Она разговаривает со мной
Она разговаривает со мной, нежно смеясьКошками во ржи, высоковольтными проводами.Незаметно любит меня, не ругаясь и не разводясь,С кем бы я ни стоял, она всегда стоит между нами.Сколько было потрачено ластиков и карандашей,Сколько выпито, скомкано, выброшено и потеряно —Она смотрит в глаза и обнимает меня за шею,Она гораздо больше меня во мне уверена.
Она разговаривает со мной стихийными бедствиями,Кем-то в погонах, превышающим полномочия,Неисчерпаемыми причинами и последствиямиОна разговаривает со мной днем и ночью.Можно сказать, что она бесконечно хороша собой,И нескромно заметить – иногда мы с ней чем-то схожи,Только каждую ночь она укрывает меня с головой.Не обращая внимания на одежду и на мой цвет кожи.
Она
Она пришла и сказала…Точнее, она сидела.Возможно, что у вокзала,Вряд ли что с пользой дела
Я ее не расслышал,Как оказалось после…Через полгода с лишнимСпали друг друга возле.
Молодость отползала,Словно была случайной,Что же она сказала —Так и осталось тайной.
Отец
Болен отец, случается с каждым,Материя – вещь неверная,Встретил весну, как кукла в кровати,Осень не встретит, наверное.Вижу, как жизнь в унитазе смыта,Вначале шальная и полная.Лицо его словно бы не умыто,Как карта больничная – желтое.
Что оставляет он, с чем уходит?Буду грустить о нем.Память найдет меня, как наркотик,Чтоб проглотить живьем,Кто-то уходит, кто-то приходит —Схема, заезженная до дыр.Если ли занятье привычней для плотиЧем оставлять этот Мир..?
Ритм
Радость – глупит, жизнь – виноватит.Снова опасность в обход опасенья…Я через день говорю себе «хватит!»И через два – меняю решенье.Сердце с биением – разные вещи,Как уверяют почившие в бозе —Грань между «жив и уж нет» вряд ли резчеГрани меж «нет и не было вовсе»
Жизнь – суть театр и поданный ужинЕсть декорация к скуке итога,Сыграна роль, мне больше не нуженНи собеседник для диалогаИ ни замешанный смысл на драмеВ доме построенном сикось-накосьЯ пережеван углами – ртамиИ ты, войдя ко мне – обозналась.
Работенка
Иногда поэтам подворачивается работенкаНе особенно чистая, но поэты не выбирают.Периодически кто-то ждет от них ребенка,Ну и вообще бытовые трудности напирают,Поэты – не обыкновенные эгоисты,Отличаются многим от большинства живущих.Они не торгуются, когда предлагают триста,И легко отстраняются от предложений пущих.
В жизни без толка им мало что интересно,Ценно одно лишь время, как ресурс невозвратныйИ поэтому с ними заговорить неуместно,Даже если они проживают у вас в парадной.
К слову сказать, жить с ними – невозможноСебе на уме, как правило, выпивохиИ девианты, врывающиеся безбожно,Как мотыльки, в ночное окно эпохи.
Это же можно заметить про публицистов,Лучших художников, скульпторов, музыкантов,Немного танцоров и иногда артистов,Впрочем, скорее гениев, чем талантов.
Что, запугал? Не думайте, их немногоНу и они, как правило, нелюдимы,Если однажды вас с ними сведет дорога,Не привлекая вниманья, пройдите мимо!Или рискните и, перейдя к обману,С ними ведите речь про любовь и бренность,Может быть, это послужит тогда роману,Песне, а может, фильму про современность.
Смешной музыкант
Смешной музыкант на маленькой сценеДергает скрипку за нежные части.В горячим экстазе, упав на колени,И звуки, рожденные органом страсти,Влетают в немые слои подворотен,И взломанных пылью ушных полуарок,И сходят цвета со старинных полотенНа занятых милой зевотой кухарок,Свой день начинающих возле кониныОтборного сорта и даже довольныхСвоим превосходством над плотью скотины,Не зная мелодий, кроме застольных.Но звуки запнулись вагоно-трамвайноИзвытые, как в лихорадке ознобаИ слесарь, возникший на сцене случайноКлянется кухарке в любови до гроба.Смешной музыкант безликий и хрупкийКак будто очнувшись в центре арены,Неловко шагал и вытягивал рукиВперед, чтоб ощупать отвесные стены.
Ты
Ты облачилась в черное и стоишь,Словно сам секс в человеческой упаковке.Там, где кругом только мертвые скаты крыш,Ты куст жасмина, раскинувшего головки.
Как я могу отдалиться? Пространство – жжет!Ты мне нужна, как Фаусту Мефистофель.Ты тем прекрасней, чем утонченней лжетТвой искушенный рот и арийский профиль.
Я унижаюсь, дикая Бовари,Ты шевелишь губами и все по новой…Нет! умоляю, только не говори!Все уже сказано… Бродским и Полозковой.
Полнолуние
Шок от удара ладонью по голове рождает музыку губ,Эхо шагов вторит крику, обрушенному на асфальт,Оглохший и липкий от снега, где низкие ноты трубРассыпаны в петлях следов, троих разбегающихся. И альтПытается поддержать рассеянный, еле слышный ритм,Но немота превращается в жилах города в снегопад,Над небом, венчающим верх колодца и алгоритмМузыки бездыханности жителей, волокущихся наугад,В поисках подворотен, чтобы уткнуться белками глазВ отражение ужаса, направляющих взгляды вскользь,Но охрипшие репродукторы вдруг разносятлохмотья фраз,Серые, с лицами первых встречных,продолжают идти врозь.
Вечерняя виолончель