— Говорю тебе, у меня предчувствие, — он отпускает меня, и я уже было хочу заползти в свою комнату, ища уединения, чтобы подкинуть себе очередную порцию жалости, но его голос останавливает меня.
— Эй, сын, иди-ка сюда. Вернись, — он подзывает меня ладонью. — В глаза смотри. У тебя что-то происходит?
— Ничего не происходит, — ворчу, стараясь придать голосу скучающие нотки.
— Ладно. Иди проспись. Утром поговорим, когда протрезвеешь.
Ничего. Ничего не происходит. Кроме того, что я тоскую по Еве.
Сбрасываю с себя шмотки и плюхаюсь на кровать.
Эти три дня меня бросало из стороны в сторону. Я не знал, что делать — примириться с ее отказом или собраться с духом и не отступать?
Я ничего не говорил отцу. Но мне кажется, что он сказал мне много между строк, даже если он сам того не знает. Даже если и не совсем словами.
Что бы сделал он? Как бы поступил? Мне не нужно спрашивать. Я знаю ответ.
Завтра я попытаю удачу с Евой еще раз. Я обязан быть решительным за двоих.
Обычный будильник может не разбудить меня. Достаю из тумбочки и завожу старенький радио будильник.
Казалось, я только коснулся подушки и уже через мгновение меня вырывает из сна мелодия.
«Вот снова ночь моя темна,
И день мой бел…
Кто виноват, что ты одна
В моей судьбе?
Ещё вчера я был другой…
Я так скучаю по тебе, моя любовь.
Ещё вчера я этих слов
Не мог сказать,
Когда дарили мне тепло
Твои глаза,
Теперь я стал твоим рабом
И на свободу не прошусь, моя любовь.»
С непривычки не сразу понимаю, что это сработал будильник и в раздражении сажусь, отбрасывая одеяло. Потом слова начинают проникать в меня. Это так созвучно мне сейчас.
«Рождённый от любви,
Пришёл я в этот мир
Тебя отыскать в толпе,
И за руку взять,
Забыв, что нельзя,
И эти слова пропеть.»*
Хлопаю по кнопке выключения. Она срабатывает лишь с третьей попытки. Радио смолкает, но мелодия и слова продолжают вдохновлять меня даже в наступившей тишине.
Спешно одеваюсь, полный решимости пойти к ней и добиться от нее если не расположения, то хотя бы ответов. Почему она так резко поменялась?
Но судьба вмешивается в мои планы. Мой боевой настрой сменяется отчаянием, когда я выхожу из комнаты и узнаю, что на нашу семью обрушился ад.
Мою младшую сестру ночью похитили. Прямо у подъезда ее новой квартиры. Вина и сожаление переполняют меня. Я должен был настоять вчера, чтобы она переночевала дома. Отец был прав. Ей не следовало переезжать. Он всегда оказывается прав.
Я никогда не видел его таким убитым горем. Весь день я провожу с родителями. София звонила с какой-то заправки и сказала, что с ней все хорошо. Но отца это не успокоило.
Все мои мысли только о сестре. Но сердце все равно зовет Еву.
Отец утешает мать. Или, вернее, это она утешает его. Они в своем мире.
А мне нужна Ева. Мне так плохо. Только она сможет сделать эту боль терпимее.
16
ЕВА
Сегодня я впервые услышала его голос. Ему передали, что я согласилась. Видимо, ему надоело ждать и он лично позвонил узнать, почему я медлю и когда приеду.
Тон, которым это было произнесено, ясно дал понять, что он не потерпит другого развития сюжета, чем тот, что задумал он. У меня мурашки побежали по телу от этого голоса, и сразу захотелось принять душ и смыть его с себя.
Он привык к тому, что все всегда так, как хочет он. Теперь это очевидно. Если что-то происходит не так, как он задумал, он просто выходит из себя. Как капризный ребенок, не может смириться с тем, что все не по его. Он просто не в силах перенести этого. Это ясно читалось между строк. Не это ли признак незрелой личности?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все это в сочетании с имеющимися в его распоряжении деньгами и властью, делает его просто несгибаемым тираническим монстром. Безжалостно берущим все, что он хочет.
Я не ожидала, что он такой.
И во что я ввязалась? Я думала, будет легче.
Я ответила ему, что приеду как только закрою все вопросы по учебе. Это ложь. Я просто хочу оттянуть неизбежное.
Раньше у меня никогда не было необходимости врать кому бы то ни было. Неужели это войдет у меня в привычку в моей новой жизни?
После этого разговора мне плохо весь день. Только Рома мог бы сделать все лучше.
Но он больше не придет.
Четыре дня! Четыре! Вот сколько прошло с тех пор, как я прогнала его. За эти дни я пережила мириады эмоций. Но, чтобы я ни чувствовала и как бы ни уговаривала себя, все сводится к одному. Печаль. Печаль, что он ушел. Печаль, что я, возможно, встретила «того самого», но слишком поздно.
За те немногие дни, что он приходил, мне кажется, у меня выработалась привычка смотреть в окно. Вот и сейчас я неосознанно подхожу к окну и вглядываюсь в вечернюю улицу. Знаю, это бесполезное занятие, но продолжаю смотреть.
Когда из-за угла, словно мираж, вдруг показывается знакомая фигура, не могу поверить своим глазам.
Он пришел. Он все равно пришел!
Не вполне отдаю себе отчет в том, что происходит дальше. Кажется, я спускаюсь вниз по лестнице. Кажется, опять в тапках. Но это не точно.
Мне нужен он, чтобы отмыться от этого голоса.
Мне просто нужен он.
17
РОМАН
Уже поздний вечер, когда я выхожу из дома. И надежда совсем слаба. Но я так скучаю по ней, что мир словно окутан унылой дымкой, и ноги сами несут меня в сторону общаги. Эти дни без нее, казалось, тянулись вечно. Смогу ли я когда-нибудь забыть о ней? Не безумие ли это, так застрять в ком-то после всего нескольких встреч?
Я пришел.
Я снова на месте. Задираю голову и смотрю в ее окно. Вечером оно подсвечено желтизной лампы. Но я не вижу в окне ее силуэт. Мне нужно как-то дать о себе знать.
Инстинктивно перевожу взгляд на скрипнувшую дверь и не верю своим глазам. Сначала мне кажется, что она плод моего воображения.
Но Ева стоит прямо передо мной. На ней бледно-голубое платье без рукавов, свободно струящееся по ее телу. Она молчит. Лишь зовет глазами. Подхожу ближе и беру ее за руку, чтобы не растворилась в воздухе. Ева улыбается и ведет меня за собой.
Наверх.
Сжимаю руки в кулаки, борясь с желанием обнять ее и прижать к стене прямо на лестнице.
— Не могу поверить. Ты пришел, — шепчет она, когда мы заходим в комнату. Ее голос мягок, а глаза все еще продолжают звать.
Не давая себе шанса подумать и остановиться, притягиваю ее к себе, приподнимаю и завладеваю ее губами.
Я опьянен. Ею, ее всхлипами, когда наши губы соединяются. Это побуждает меня углубить поцелуй. Она отвечает на это так, как будто ее цель — забраться внутрь меня. Разве она не знает, что уже там? Владеет каждой клеточкой моего тела.
Моя Ева не невинна.
Я знаю. Я вижу.
Но это ничего. Я и сам не святой.
Я буду думать о том, что ждет нас этой ночью, а не о том, что было. Ее ответ на мой поцелуй становится все смелее. И все равно я так нервничаю. Что если ей не понравится?
Отстраняюсь от нее, чтобы посмотреть ей в глаза. Но она продолжает держать их закрытыми.
— Я скучал по тебе, — шепчу, думая, что эти простые слова не способны передать в полной мере моих чувств.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Осторожно ставлю ее и провожу дрожащими руками по ее бокам.
— Ай, — она уворачивается. — Щекотно.
— Что?
— Это щекотно, когда ты прикасаешься лишь едва, кончиками пальцев. Ты можешь прикоснуться ко мне... мм... весь?