Читать интересную книгу Политическая наука №3/2011 г. Современная политическая социология - Сергей Патрушев

Smith R. Stories of peoplehood: the politics and morals of political membership. – Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2003. – 236 p.

Social movements and organization theory / Ed. by G.F. Davis … [et al.]. – N.Y.: Cambridge univ. press, 2005. – 434 p.

Social postmodernism: beyond identity politics / Ed. by L. Nicholson, S. Seidman. – Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 1995. – 397 p.

Sociological views on political participation in the 21st century / Ed. by Betty A. Dobratz, T. Buzzell, L.K. Waldner. – Amsterdam; N.Y.: JAI, 2002. – 264 p.

Socjologia polityczna Floriana Znanieckiego a współczesna polityka: praca zbiorowa / Pod redakcjạ O. Sochackiego. – Gdańsk: Gdańskie Towarzystwo Naukowe, 1996. – 288 p.

Stanfield J.H’. II. Black reflective sociology. Epistemology, Theory, and Methodology. – Walnut Creek, Calif.: Left Coast press, 2011. – 384 p.

Stirk P.M.R. Critical theory, politics, and society: an introduction. – L.; N.Y.: Pinter, 2000. – 246 p.

Taylor M. Public policy in the community. – Houndmills, Basingstoke, Hampshire; N.Y.: Palgrave Macmillan, 2003. – 263 p.

Terrier J. Visions of the social: society as a political project in France, 1750–1950. – Leiden; Boston: Brill, 2011. – 242 p.

The active society revisited / Ed. by W.C. McWilliams. – Lanham, Md.: Rowman & Littlefield, 2006. – 352 p.

The breakdown of class politics: a debate on post-industrial stratification / Ed. by T.N. Clark, S.M. Lipset. – Washington, D.C.: Woodrow Wilson Center Press; Baltimore: Johns Hopkins univ. press, 2001. – 336 p.

The encyclopedia of democracy / Seymour Martin Lipset, editor in chief. – Washington, D.C.: Congressional Quarterly, 1995. – 1605 p.

The handbook of political sociology: states, civil societies, and globalization / Ed. by Th. Janoski … [et al.]. – N.Y.: Cambridge, 2005. – 815 p.

The new political sociology of science: institutions, networks, and power / Ed. by S. Frickel, K. Moore. – Madison: Univ. of Wisconsin press, 2006. – 487 p.

The political sociology of the welfare state: institutions, social cleavages, and orientations / Ed. by S. Svallfors. – Stanford, Calif.: Stanford univ. press, 2007. – 291 p.

The politics of social inequality / Ed. by B.A. Dobratz, L.K. Waldner, T. Buzzell. 1st ed. – Amsterdam: N.Y.: JAI, 2001. – 414 p.

The sociology of spatial inequality / Ed. by L.M. Lobao, G. Hooks, A.R. Tickamyer. – Albany: State univ. of New York press, 2007. – 274 p.

Therborn G. What does the ruling class do when it rules?: state apparatuses and state power under feudalism, capitalism and socialism. – L.; N.Y.: Verso, 2008. – 290 p.

Tilly Ch., Tarrow S. Contentious politics. – Boulder, Co.: Paradigm publishers, 2007. – 245 p.

Unger R.M. Plasticity into power: comparative-historical studies on the institutional conditions of economic and military success: variations on themes of Politics, a work in constructive social theory. – L.; N.Y.: Verso, 2004. – 231 p.

Unger R.M. Politics. A work in constructive social theory. – L.; N.Y.: Verso, 2004. – Vol. 1. False Necessity: Anti-Necessitarian Social Theory in the Service of Radical Democracy. – 664 p.

Unger R.M. Politics. A work in constructive social theory. Vol. 2. Social Theory: Its Situation and Its Task. – L.; N.Y.: Verso, 2004. – 264 p.

Unger R.M. Politics. A work in constructive social theory. – L.; N.Y.: Verso, 2004. – Vol. 3. Plasticity into Power: Comparative-Historical Studies on the Institutional Conditions of Economic and Military Success. – 231 p.

Walsh K.C. Talking about politics: informal groups and social identity in American life. – Chicago: Univ. of Chicago press, 2004. – 292 p.

Zolberg A.R. How many exceptionalisms? Explorations in comparative macroanalysis. – Philadelphia: Temple univ. press, 2008. – 362 p.

ЭМПИРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ВЛАСТИ В ГОРОДСКИХ СООБЩЕСТВАХ: ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ

В.Г. ЛЕДЯЕВ

Что именно хотят узнать исследователи о власти в городских сообществах? Ответы на какие вопросы неочевидны и требуют специального изучения? Как менялась проблематика исследования в процессе эволюции когнитивных моделей и чем обусловлены эти изменения? Эти и некоторые другие проблемы характеризуют предметные области эмпирического исследования власти в социальных общностях, определяя его направленность и основные параметры.

Поскольку властные отношения пронизывают все основные сферы городской жизни, спектр проблем, заслуживающих специального исследования, очень широк. По сути, любые значимые действия и отношения между акторами городской политики могут рассматриваться в качестве проблемного поля исследования. С этой точки зрения проблематика власти в городских сообществах фактически тождественна проблематике всей городской политики. Однако ядром изучения городской политики выступают наиболее общие проекты и модели исследования, касающиеся распределения власти в целом и ориентированные на анализ и объяснение важнейших характеристик властных отношений6.

Проблематика исследований власти в городских сообществах, с одной стороны, относительно стабильна, с другой стороны, претерпевает естественный процесс эволюции, отражая развитие данной отрасли социального познания. Некоторые проблемы, оказавшиеся в центре внимания исследователей уже в самых первых эмпирических проектах, продолжают оставаться в числе приоритетных и по сей день. Другие проблемы появились позднее, при этом фокус исследовательского интереса смещался в зависимости от изменений как в методологии исследования, так и в реальных властных практиках субъектов городской политики.

В более чем полувековой истории изучения власти в городских сообществах [Ледяев, 2010, c. 23–48] сформировалось несколько основных предметных сфер и направлений исследования. Главный вопрос, на который пытались ответить все поколения исследователей власти в социальных общностях, наиболее емко сформулировал Р. Даль: «Кто правит?» [Dahl, 1961]. Центральное место этого вопроса в изучении любых форм и проявлений власти обусловлено тем, что он затрагивает наиболее важные темы для понимания и объяснения устройства социума, направляя внимание исследователей на поиск тех социальных субъектов, которые в наибольшей степени ответственны за стратегию развития, социальные приоритеты и в конечном счете благосостояние социальной общности. Ответ на него далеко не всегда очевиден. Разные интерпретации могут иметь место даже в тех случаях, когда в качестве объекта исследования выступает социум с автократической политической системой7. Еще сложнее ответить на данный вопрос в отношении общностей, в которых сложились демократические институты управления. Этим во многом и обусловлен широкий спектр подходов к объяснению распределения власти в современном обществе и отдельных социальных образованиях.

Формулировки «основного вопроса о власти» несколько различаются, чаще всего терминологически. Например, А. Вилдавски предпочитает «Who Rules?» [Wildavsky, 1964, p. 3], а Т. Дай – «Who is Running?» (America) [Dye, 2002]. Разные термины используются и для обозначения субъектов власти: «лидеры общности» (community leadership), «влиятельные люди в общности» (community influentials), «клики, принимающие политические решения» («decision-making cliques»), «нотабли» («notables»), элиты («elites») и др. Но суть вопроса «кто правит?» хорошо понятна всем, кто изучает властные отношения в социальных общностях и, как правило, признает центральное место этого вопроса в исследовательской проблематике.

В свою очередь, в рамках проблемы «кто правит?» довольно четко выделяется набор взаимосвязанных, но аналитически самостоятельных вопросов.

1. Как много людей играют существенную роль в решении важнейших проблем в городских общностях? Косвенные ответы на этот вопрос были даны уже в самых первых исследованиях [Lynd R.S., Lynd H.M, 1929; 1937]. Задача выяснить, сколько людей активно и эффективно участвовали в принятии решений в городских сообществах (так предпочитали формулировать вопрос представители плюралистического направления) или имеют высокий потенциал влияния в городе (формулировка, более характерная для элитистской школы), была четко поставлена исследователями 1950–1960-х годов Ф. Хантером, Р. Далем и их последователями. Они буквально просчитывали количество «влиятельных» (элитисты) и «принимающих решения» (плюралисты) людей, которое сопоставлялось с общим числом жителей города. Результаты исследований, проведенных социологами (элитистами) и политологами (плюралистами), обнаруживали сходную картину: доля этих людей была крайне мала.

2. Из кого состоит группа наиболее влиятельных людей в городских общностях? Гипотетически ими могут быть представители самых разных групп городской общности. В реальности вариантов значительно меньше. Социологи – сторонники «стратификационной теории» (термин Н. Полсби) полагали, что доминирующие позиции в общности занимают представители высшего класса, обладающие высоким статусом, престижем, экономическими, социальными и интеллектуальными ресурсами. В исследованиях было обнаружено, что более других в категории наиболее влиятельных людей представлены бизнесмены [Hunter, 1953; Vidich, Bensman, 1958; Belknap, Smuckler, 1956, p. 73–81]. Иные гипотезы высказывались политологами. Они считали, что в плюралистической политической системе не должно быть заметного преобладания тех или иных групп. Дисперсия ресурсов власти, ориентация на участие в «своих» проблемах городской политики, изменчивость властных отношений способствуют рассредоточению власти в социуме, субъектами которой выступает достаточно широкий круг акторов, конфигурация которых меняется от проблемы к проблеме. Политологи полагали, что наиболее активными участниками политического процесса могут быть политики и чиновники в силу специфики своей профессиональной деятельности и необходимости представлять различные городские слои. Результаты эмпирических исследований плюралистов подтверждали эту гипотезу [Dahl, 1961; Banfield, 1961; Wildavsky, 1964]. Тем самым в данном аспекте проблемы «кто правит?» в 1950–1960-х годах наблюдалось довольно жесткое размежевание между различными научными школами, поддерживающее стабильно высокий интерес к нему со стороны исследователей. Острота проблемы заметно снизилась после появления теории городских политических режимов, перефокусировавшей внимание исследователей на коалиционные отношения основных акторов городской политики, которыми в большинстве случаев были бизнесмены и представители публичной власти.