* *
— Вова, а где ты работаешь?
Допрос с пристрастием не подождал, даже пока я разолью чай. Вот так между «какая восхитительная у вас тушёнка, почти, как ваша дочь» и «присаживайтесь, я сам дальше разберу», мама успела ввинтить интересующий ее вопрос.
— Я фрилансер.
Да блин, а так все хорошо шло.
Мама кидает более чем красноречивый взгляд на папу, папа сдвигает брови, явно пытаясь достать из закромов все свои познания в современном сленге. Родители у меня не так, чтоб прогрессивные. Телефон предпочитают с кнопками, интернет только для телевидения. Да чего уж там, они и телевизор ламповый сменили на ЖК только пару лет назад, когда антенна ловить федеральные каналы перестала, а девятичасовые новости — это святое.
Пока мама с папой общаются телепатически, это они умеют, я сигналю Вове бровями и выпученными глазами, умоляя оправдаться.
Я же ему все написала!
Он, однако, на меня не смотрит, загружая холодильник свежими банками с соленьями. От вида консервированных кабачков меня привычно подташнивает, нашли, куда сбагрить эту отраву! Я их как в детстве не выносила, так и пронесла эту нелюбовь через всю жизнь, но мама упорно делает вид, что этого не помнит. А я упорно скармливаю их Ангелинке, та по овощам вообще, без пяти минут, вегетарианка.
— Кому какой чай? — звонко спрашиваю я, пытаясь заполнить установившуюся тишину.
— Мне как всегда, Заюш, — подаёт голос неКурт из холодильника. — О, сало!
Я поворачиваюсь к подставному парню и с ужасом наблюдаю, как он упирается носом в огромный кусок сала и глубоко втягивает запах. Зрелище достойное Оскара. Или он реально такой голодный по утрам?!
— Копченое! — радостно выносит он вердикт.
— Собственного копчения! — гордо произносит отец.
— У вас своя коптильня? — глаза блондина так загораются, что я сама уже хочу носом в сало зарыться. Удивительная способность — заражать настроением.
— А то! — папа встаёт из‑за стола и тянется к ящику с ножами. — Давай сюда, сейчас настругаем, это надо пробовать!
Свёрток нежно передается из рук в руки, раскрывается. Мужские спины загораживают процесс нарезки, но судя по восхищенным вздохам, там у них все в порядке. Я разливаю кипяток по чашкам, мама пристально наблюдает за Вовой. Женщина‑рентген! Определила уже, какая почка у него увеличена и насколько здорова печень?
— Чувствуешь, чувствуешь? — радостно восклицает отец.
— М‑м‑м, — тянет псевдо‑парень. — Ольха?
— Она самая! На ней коптить — во! — папа выставляет большой палец и удовлетворенно улыбается.
— А на дубе пробовали? Для мяса — просто бомба будет.
— Не, дуб это дорого. Да и негде его достать у нас, а Ольха — хоть жо…
— Юра! — восклицает мама, прерывая фирменное папино «жопой жуй».
— Это самое, — не унимается папа. — Тут вишню ещё пришлось срубить, вот, думаю, с ней попробовать ещё.
— Вишня она больше для овощей, запах специфический. Для мяса лучше дуб. Для рыбы — ива. А так ольха — универсальное, — со знанием дела заявляет Кобейн.
— Разбираешься! — хлопает Вову по плечу отец. — Коптил?
— Родители. У них лесопилка своя, так я в деревьях лучше, чем в экономике, после пяти лет института, разбираюсь, — тихо усмехается мой ненастоящий парень.
Вот и новая информация подоспела. Я аккуратно оседаю на стул напротив мамы и офигеваю. И как понять, это правда или он просто хорошо изучил матчасть по моей анкете?
Кидаю взгляд на маму, та смотрит на меня с хорошо знакомым прищуром. Ох, пот по затылку побежал. Она все знает, все знает!!!
— А коптильню я знаешь, какую поставил? Полтора метра! Шахтная!
— Да хорош уже, Юр. Молодежи не интересно. Режьте свое сало и садитесь уже, — кидает мама.
Папа тут же замолкает и снова берется за нож. Привыкший. Я вскакиваю, чтобы подать тарелку под фирменное сало. К чаю. Фантастика просто.
— Сало у вас — огонь, — подбадривает отца Вова.
— А на черный хлебушек, с луком, под водочку… Ах ты ж! — неожиданно подскакивает на месте отец. — Мать, мы же банку в машине оставили!
— Так и сходите за ней, — закатывает глаза мама.
— Пошли, прогуляемся, — машет головой папа.
Вова кидает на меня взгляд полный непоколебимого спокойствия, едва заметно кивает головой, словно телеграфирует «все под контролем», и выходит за отцом. Мы с мамой остаёмся одни.
Я тут же начинаю суетиться по кухне: укладывать брошенное на столе сало, доставать тарелки под пирог, коробки с чаем, сахар, ложки. Лишь бы занять время и не оказаться напротив прожигающего взгляда.
Но дела заканчиваются раньше, чем в коридоре стихают голоса и слышится стук входной двери. Я обречённо опускаюсь на стул и затягиваю:
— Ну как тебе…
Мама смотрит на меня, не мигая, и спустя бесконечные десять секунд, отсчитываемые моим сердцем, выносит вердикт:
— Хороший мальчик. Родители обеспеченные, можно и помаяться дурью.
— Он не… — непроизвольно встаю на защиту, фрилансер — не значит маяться дурью! А потом вспоминаю, что за фриланс у него в реальности и захлопываю рот, сдуваю щеки. Интересно, лесопилка — это тоже часть легенды?
— Только ты особо не рассчитывай ни на что, такие, как он, на таких, как ты, не женятся.
А вот и фирменное нравоучение. Сиди, Ида, обтекай.
— Это сейчас ему сало нравится, тушёнка, а потом ноги от ушей подавай и интеллигенцию в третьем поколении.
— Мама, — не выдерживаю я. — У нас все серьезно! Мы вообще… съехаться собираемся!
Зря, конечно, ляпнула такое, потом не разгребу все это, но сейчас мне прям хорошо. Мамины поджатые губы и «смотри сама» стоят каждой минуты унижения после.
За «душевными» разговорами мы не замечаем, как возвращается папа и Вова. Они тихо разуваются и под басистый хохот отца входят в кухню.
У папы в руках бутылка с белой пятидесяти градусной жидкостью собственного приготовления, в чем я, собственно, не сомневалась, а у моего псевдо‑парня — банка с живыми мышами.
И ужас на лице.
— О, мыши! — сквозь натянутую улыбочку констатирую я.
— На сало ловил! —