потирая запотевшую бутылку в руках, говорит папа. — Мать вечно недовольна, что я их лопатой… А тут и тебе польза и погреб от крови отмывать не надо. Красота.
Не то слово. Не то слово. Особенно ошалелый взгляд человека, держащего сейчас этих грызунов в своих руках. Он дышит там вообще? Не хватало только и этого потерять, что ж они все такие незакаленные нынче?
И отец тоже хорош, такая физиономия самодовольная, чует мое сердце, не зря эта банка в руках моего псевдо‑парня оказалась. Ох, не зря. Боюсь, если скажу, что Яша таких не ест, тут обморок сразу у двоих человек случится. У Вовы, что он зазря это все терпит, и у мамы, которая не готова снова отмывать кровь с лопаты. Не от повышенной чувствительности к жертвоприношениям, боже, да она гусю шею ломает с лицом постигшего дзен, просто реально достает все это дезинфицировать. А Яша и правда не ест. Ему нельзя. Для него нужны мышки особенные, чистые и здоровые, купленные в специализированном магазине.
Встаю, выдираю банку с копошащимися серыми грызунами из задеревеневших пальцев побелевшего парня и поворачиваюсь к отцу.
— Спасибо, пап. Отнесу на балкон.
Огибаю не отошедшего от шока Вову и выхожу в коридор. Когда родители уедут — избавлюсь от тварей. Жаль лопаты нет. Хотя кровь на балконе Ангелинка мне не простила б. Может отравы купить? Засыпал в банку и оп!
Надо подумать.
Захожу в свою комнату, открываю балкон, Яша привычно свисает с длинного сука, на шум и появление кормильца не реагирует. Сытый, следующая кормежка только через два дня. Мой красавчик. Идеальный питомец, лучший собеседник. По ходу единственный мужик в моей жизни до конца времен. С такими родителями так точно.
Ставлю банку на подоконник, проверяю, чтобы крышка с дырками была плотно закрыта.
— Что за подстава, Зинок? — от хриплого шепота я подскакиваю, банка опрокидывается и катится по полу. Слава богам, не открывается.
Оборачиваюсь на голос и встречаю недовольное лицо своего ненастоящего парня.
— Что?
— Решето! — передразнивает он. — Какая Зина? Что за мыши, мать твою?
Он нервным движением проводит по волосам, слегка взлохмачивая их, и снова походит на Курта Кобейна. Концерт 93 года. Шикарный. Дома кассета с записью затерта до дыр.
— Ау, Зина из магазина, — щелкает пальцами перед лицом НеКобейн. Черт, опять зависла.
Добавим к моей любви разговаривать с самой собой и дурацкой привычке биться головой о стену зависание на красивых мужиках и получаем комбо набор! Собери пять и получи венец безбрачия. И питона вместо пяти кошек.
— Упустила пару моментов, — тихо оправдываюсь, приседаю и поднимаю банку.
— Это косяк, Зинок.
— Фу, прекрати меня так называть, — морщусь и снова поворачиваюсь к Вове. — Ида. Все, никаких вариаций. И с лесными тварями тоже давай закругляться. Бесит твоя заюша.
— Перейдем на дикое сафари? — глаза парня снова зажигаются, явно вдохновлённые моими словами. — Как на счёт «бегемотика»? Или «мой жирафик»? Обезьянка!
— Не хочешь познакомиться с мышками поближе? — сквозь кровожадную улыбочку говорю я, протягивая банку этому фантазёру под нос и чуть приоткрывая прорезиненную крышку.
Тот отшатывается, мгновенно бледнея. Слабак.
— На кой леший они вообще их припёрли? — опускается до гневного шёпота мой парень напрокат.
— Так для Яши, — удивляюсь я, указывая на террариум с моим хладнокровным другом.
Взгляд Вовы перемещается влево, глаза округляются, с красивого лица снова сходит вся краска. Он отшатывается назад, спотыкается о порог балкона и вваливается в комнату, приземляясь на задницу. И продолжает ползти, как рак‑отшельник по дну океана — задом к спасительному укрытию.
— Ты чего? — выглядываю из‑за плотной занавески, ставлю банку с мышами на подоконник, чтоб не нервировать тонкую душевную организацию ползающего по полу человека.
— У тебя там змея! Огромная, мать твою, как анаконда! — теряя последнюю мужественность в моих глазах, лепечет Курт.
— Ну я же тебя предупреждала!
Стараясь сохранить остатки образа, Вова поднимается с пола, одергивает задравшийся джемпер и стискивает челюсти, принимая серьезный вид. Я, кстати, успеваю разглядеть цветастый орнамент, выбитый у него над поясом джинс и явно уходящий куда пониже. Интересно, что там за знаки?
— Ты что мне сказала, когда квартиру показывала? — снова недовольный шепот, решительный шаг ко мне. — «Вот комната моей соседки Ангелины, а на балконе спит Яша», — пародирует мой тонкий голос Вова, активно жестикулируя, как бортпроводник. — Я думал это ещё один твой сосед!
Черт. Ну возможно. А разве в анкете я не упоминала своего огромного питона на передержке?
— Что за сюрпризы, Зина?! — при звуке моего нелюбимого имени я снова морщусь. Вова делает ещё один шаг ко мне, практически утыкаясь нос в нос. — Так дела не делаются. Я же предупреждал, что должен все знать. И чуть не спалился перед твоим отцом, когда он мне эту банку всучил! Брр.
Его перетряхивает, будто те самые мыши были не в банке, а бегали по нему.
— Ну прости, ладно? Больше никаких живностей, клянусь, — поднимаю руку, как бравый пионер, коим быть априори не могла. Дожидаюсь расслабленно опущенных плеч и добавляю. — Только в виде еды.
— Еда это хорошо, — тут же расплывается в улыбке НеКобейн. — Отличный бонус к работе!
Он вытягивает руки над головой и смачно потягивается. Словно разминается перед предстоящей физической нагрузкой. Татуированный живот вновь оголяется, и я мельком кидаю на него заинтересованный взгляд. Дракон там что ли?
— Так может, возьмёшь часть оплаты натурой? — поднимаю взгляд к лицу голодающего и встречаюсь с самодовольной ухмылочкой, в стиле «знал, что не удержишься». — В смысле, едой? Там кабачков мама на целый полк привезла.
— Э, нет, хитрая заюшка, — я снова поджимаю губы от раздражающего обращения. — Леопардик, бегемотик, рысь? — видя мою реакцию накидывает варианты Вова. — Ладно, Ида, — сдается он. — Я натурой не беру, за кого ты меня принимаешь? — театрально прижимает руки к груди мой псевдо‑парень. — Особенно кабачками! Трунь!
Его палец в очередной раз щелкает мне по носу, а по рукам тут же бегут мурашки. Ну что я за недолюбленное создание? От такого простого контакта вся электризуюсь. Хотя более не интимного жеста и придумать нельзя! Но дурацкая