Читать интересную книгу Сборник фантастических рассказов - Ник Алнек

– Что вы со мной сделали? – спросил я, еле ворочая языком.

– Яд. Рептилоиды выбрасывают яд, который содержится в их слюне. Жертву парализует, и она умирает от удушья в течение нескольких минут.

Мое сердце странно билось в груди. Ощутив это, я сглотнул и понял, что мышцы гортани не двигаются. Тело стало деревенеть.

– Ты не сопротивляйся. Твоя смерть неизбежна, зачем продлевать агонию? Просто расслабься. Настоящий профессор долго сопротивлялся. Ты себе не представляешь, как мне надоело его старческое тело! Но, к сожалению, другого под рукой не оказалось, вот и пришлось готовить сыворотку из того, что было. Другое дело ты. Высокий, довольно симпатичный. Думаю, что двух недель хватит, чтобы преобразиться. Я давно хотел, вернее, хотела попасть на Землю. Мой народ, когда-то жил на твоей планете, но та же Конфедерация вышвырнула нас из Солнечной системы. Но Землю мы не забыли…

Профессор поднялся, подошел к боковой панели салона и нажал на какие-то кнопки. Панель отъехала в сторону и сквозь пелену я рассмотрел мини лабораторию. Профессор достал какой-то аппарат и подошел ко мне. Приставив его к моей шее, он нажал на что-то, и я почувствовал небольшой укол.

– Ты мне очень нравишься, – сказал профессор, возвращаясь к своей лаборатории. – Пока ты слышишь, я хочу поблагодарить тебя за возможность став тобой, попасть на Землю. У вас есть прекрасные пустыни и яйца, которые я собираюсь там отложить, будут в полной безопасности. К тому же, когда мои дети вылупятся, мне не нужно будет думать о том, чем их накормить и во что переодеть.

Профессор достал небольшую ампулу с какой-то жидкостью и, вставив ее в аппарат, повернулся ко мне:

Хрипло дыша, я прошептал:

– Хочу жить…

– Если бы я не была так голодна, то просто перенесла бы свое сознание в твое тело, но извини – я не ела две недели…

– Вас… всех… найдут, – с трудом произнес я.

– Как ты меня напугал! – профессор рассмеялся. – За последние пятьсот лет погибло много кланов. В том числе и мой. Я осталась совсем одна. Те, кто был умнее успели поменять внешность и тем самым спасли себя и потомство. Попав на Землю, я положу начало новому клану, став его королевой.

Я слушал эту тварь и перед моими глазами возникла свиная голень, приправленная зеленью и чесноком. Я не мог поверить, что все это происходит со мной наяву. Скорее всего – это сон. Меня погрузили в глубокий сон, и я вижу кошмар. Закружилась голова и я понял, что не могу нормально дышать.

– Какой великолепный вечер! Меня ждет прекрасный ужин, через день будет готов преобразователь и, что самое главное – мой клан скоро будет править Землей.

Но этих слов я уже не слышал. Мои мышцы окаменели, и я погрузился в небытие.

Бег на месте

Я не люблю выходные. Вернее, люблю, но только в тех случаях, когда меня не принуждают ходить по гостям, посещать магазины, парикмахерские или воскресные службы.

Моя мать Барбара не хочет этого понимать и продолжает таскать меня за собой, куда только можно, считая, что у меня дефицит общения. Я пытался объяснить ей, что комиксы или сериалы куда интереснее, чем пустые разговоры с многочисленными родственниками и знакомыми, но она меня не слышит.

Недавно, подкрашивая губы ярко-красной помадой, она заявила:

– Ян, тебе пора обзавестись семьей и несколькими отпрысками. Я хочу увидеть своих внуков прежде, чем отправлюсь к праотцам…

Мама, мама… Ну как донести до тебя, что я не хочу жениться? Не говоря уже о том, чтобы обзавестись потомством. Я вообще не хочу им обзаводиться. Я не люблю детей. Они меня раздражают, особенно маленькие – вечно орущие, писающие и какающие существа, требующие внимания, когда тебе хочется спать, вопящие, когда хочется тишины, и рыдающие, когда ты на них не реагируешь. Лично я не готов пожертвовать своим спокойствием ради сюсюканья Барбары над кроваткой младенца. Так и вижу это сцену: «Это кто у нас такой хороший? Это кто у нас такой красивый? А чьи эти ножки? А чьи эти ручки? А чей этот животик? А это что у нас такое?» При этом будут коверкаться слова, издаваться странные звуки, понятные только ребенку.

Нет, я хочу быть один и, проходя мимо зеркала, видеть в нем себя: невзрачного, сутулящегося парня 34 лет, грызущего ногти, ничем не увлекающегося, если не считать все те же комиксы, и работающего «цыпленком» за мизерные гроши при одной забегаловке. Что это за работа? Обыкновенная. При любой температуре вы натягиваете на себя костюм цыпленка и раздаете прохожим флаеры со скидками…

Я стою и покорно дожидаюсь, пока Барбара нахлобучит на свою голову пышный парик. На ее материнские стенания увидеть меня семейным человеком я в очередной раз обещаю, что женюсь, как только найду для себя подходящую девушку.

– Интересно, что в твоем понимании «подходящая девушка»? – тут же цепляется к моим словам Барбара.

– Ну, как сказать… Она должна уважать семейные ценности, быть милой и заботливой, уметь вести хозяйство и при этом не сидеть у мужа на шее.

Барбара, продолжая натягивать парик, внимательно смотрит на мое отражение в зеркале.

– Ян, сынок, ты бредишь. Нынче в природе такой просто не существует! Ты опоздал родиться лет этак на пятьсот. Не проще ли взять в жены хорошо воспитанную католичку?

– Мама, даже хорошо воспитанную католичку надо еще найти…

– А зачем далеко ходить? – оживляется Барбара. – Возьми, к примеру, Ядвигу. Девушка хоть куда! Все при ней! И тебя дурочка любит…

Ядвига – симпатичная, чуть полноватая блондинка 26 лет, учится на врача и подрабатывает сиделкой у парализованных больных. Ее отец Тадеуш Ковальский служит в полиции. Когда-то он был близким другом и напарником моего отца, погибшего двадцать лет назад – его подстрелил какой-то идиот. Во всяком случае, мне так сказали, а лет пять назад моя тетка Моника, сестра моей матери, проболталась, что отец скончался вовсе не от шальной пули, а задохнулся в машине от угарного газа в объятиях любовницы. Самое нелепое в этой истории то, что погибшая с ним женщина была женой его напарника.

Не знаю почему, но отец Ядвиги лелеял надежду женить меня на своей милой дочери. От одной только мысли созерцать обнаженную Ядвигу в своей постели у меня начинался понос…

– Ян, посмотри, волосы сидят нормально?

– Отлично, мама.

Наконец Барбара отрывается от трюмо, купленного на распродаже еще лет сорок назад, берет свой клатч, и мы не спеша выходим из дома. Я помогаю ей сесть в машину, затем плюхаюсь рядом, нажимаю на педаль газа, и мы трогаемся с места. Я разгоняю машину до пятидесяти километров в час – на большее эта старая колымага не способна.

– Ян, сынок, – обращается ко мне мама, – веди чуть медленнее. Ты же знаешь, я боюсь больших скоростей.

Я киваю головой и снижаю скорость до тридцати. Барбара облегченно вздыхает и начинает пересказывать мне последние сплетни.

– Мам, – прерываю я ее, – почему ты нарекла меня Яном?

Барбара замолкает на минуту и затем удивленно говорит:

– Это имя носил твой дед – мой отец.

– Я знаю, – отвечаю я. – Но это было его имя, а меня-то зачем так назвали?

Барбара тут же пытается донести до меня, что дед всей своей жизнью заслужил, чтобы его имя продолжало жить в потомках…

Дед умер, когда мне было лет семь. Но я отлично помню этого хмурого и вечно чем-то недовольного старика, постоянно бубнившего что-то себе под нос и срывавшегося на крик, если ему что-то не нравилось. Когда он находился дома, все ходили буквально на цыпочках и разговаривали шепотом, чтобы, не дай бог, потревожить Яна-старшего. Он хорошо зарабатывал, но при этом был жутким скупердяем. Каждую неделю дед выделял на хозяйство гроши, и бабушке приходилось придумывать массу способов, чтобы из этих денег откладывать хоть что-нибудь на «черный день». В отличие от деда бабушка была веселой и очень доброй женщиной. Я ее очень любил и не понимал, что такого она когда-то смогла разглядеть в деде, чтобы связать с ним свою жизнь?

Насколько я знаю, во время войны, будучи еще молодым человеком, дед, получив повестку в армию, быстро побросал все свое скудное имущество в небольшой чемоданчик и, купив билет на корабль, смотался из Польши в Америку. По дороге, которая заняла целый месяц, у него закончились деньги, и ему пришлось даже подворовывать еду, где придется. Добравшись до конечной цели, он обосновался в Нью-Йорке, устроился подмастерьем в часовую мастерскую, которую держал выходец из Польши, и через пару лет женился на Анне, его дочери. У них родились три девочки: моя мать и две ее сестры-близняшки, Тереза и Моника. После смерти тестя дед унаследовал мастерскую, в которой продолжал трудиться до тех пор, пока не был похоронен на одном из кладбищ Нью-Йорка. Бабушка пережила мужа на два года, после чего упокоилась рядом с ним.