Катунь. И синее небо… Цвета я запомнил с тех времен – а фотография, разумеется, черно-белая.
Любовался ли я всем этим тогда? Человек в таком возрасте не любуется – он живет всем окружающим миром!
Как и жили мои родные староверы, во всяком возрасте… Работали, растили детей – и растили свою пшеницу, которую любовно называли «Аленька» – за ее красноватый цвет. Особая пшеница, из нее, говорят, пекли караваи к царскому столу.
Скота до революции 1917 года держали без счета – масло также попадало в Зимний дворец… А в лесах, в горах – ягоды, грибы, всякие растенья и коренья, а в реках – рыба…
Божия благодать.
***
… «И считает Вахрамей число подвод с сельскими машинами. Староверское сердце вместило машину. Здраво судит о германской и американской индустрии. Рано или позднее, но будут работать с Америкой… Народ ценит открытый характер американцев и подмечает общие черты. «Приезжайте с нами работать», – зовут американцев. Этот дружеский зов прошел по всей Азии.
После индустрийных толков Вахрамей начинает мурлыкать напевно какой-то сказ. Разбираю: «А прими ты меня, пустыня тишайшая. А и как же принять тебя? Нет у меня, пустыни, палат и дворцов…».
Знакомо. Сказ про Иосафа. «Знаешь ли, Вахрамей, о ком поешь? Ведь поешь про Будду. Ведь Ботхисатва – Ботхисатв переделано в Иосаф».
Так влился Будда в кержацкое сознание, а пашня довела до машины, а кооперация до Беловодья.
Но Вахрамей не по одной кооперации, не по стихирам только. Он, по завету мудрых, ничему не удивляется; он знает и руды, знает и маралов, знает и пчелок, а главное и заветное – знает он травки и цветики. Это уже неоспоримо. И не только он знает, как и где растут цветики и где затаились коренья, но он любит их и любуется ими. И до самой седой бороды набрав целый ворох многоцветных трав, просветляется ликом, и гладит их, и ласково приговаривает о их полезности. Это уже Пантелей Целитель, не темное ведовство, но опытное знание. Здравствуй, Вахрамей Семеныч! Для тебя на Гималаях Жар-цвет вырос».
У дома Атамановых. Мужчина слева, в белой рубахе – мой дед Прокопий с дочерью Олей – моей мамой. Рядом с Прокопием – Вахрамей Атаманов. 1926 год
Так пишет о моем прадеде в книге «Алтай – Гималаи» художник Николай Константинович Рерих… Во время своей Центрально-азиатской экспедиции 1923-1928 годов, летом 1926-го, Рерих останавливался в доме Атаманова в селе Верхний Уймон в Горном Алтае. Несколько десятилетий там существует музей, построенный, созданный поклонниками Рериха со всех концов Советского Союза, России.
Мой дед Прокопий (стоит) с участниками экспедиции Рериха в усадьбе Атамановых в селе Верхний Уймон. 1926 год.
В Верхнем Уймоне мне довелось побывать и в 1983 году, когда там только-только создавался музей. По итогам поездки опубликовал я путевой очерк в журнале «Нева».
Всю жизнь имя Рериха сопровождает меня – в отдалении, в отдалении, но сопровождает. Когда-то мать и тетка рассказывали о приезде рериховской экспедиции – не зная ни о каком Рерихе и экспедиции, а называя всех одним словом: американцы. Потом сам что-то почитывал, репродукции рассматривал, на выставки ходил. Иногда рериховцы (члены рериховских обществ) интересовались моей скромной персоной – в связи с Вахрамеем и музеем… Почитал-полистал в свое время огромный труд доктора богословия, диакона Андрея Кураева – «Рерихи: сатанизм для интеллигенции». Об их учении…
Прошли годы, и вот что я могу сказать сам.
В том же 1926 году Рерихи побывали и в Москве, куда привезли послание махатм – восточных мудрецов, и ларец «со священной гималайской землей, на могилу брата нашего, махатмы Ленина». Н.К.Рерих пишет: «В 1926 году мы имели долгие добрые беседы с Чичериным, Луначарским, Бокием. Мы хотели тогда же остаться на Родине, приобщившись к строительству. Но мы должны были ехать в Тибетскую экспедицию, и Бокий советовал не упускать этой редкой возможности».
А вот какие строки содержатся в послании махатм: «На Гималаях мы знаем совершаемое вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий… Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия. Вы сожгли войско рабов… Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали на значение познания. Вы преклонились перед красотой. Вы принесли детям всю мощь космоса… Вы увидели неотложность построения домов Общего Блага…
Знаем, многие построения совершатся в годах 28 – 31 – 36. Привет вам, ищущим Общего Блага!».
Такие вот премудрости… То есть все сотворенное большевиками – махатмами одобряется, а Рерихами – принимается. В книге «Основы буддизма» написано: «Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое слово его проповеди, каждый поступок его нес на себе печать незабываемой новизны…»
Притом, что все 20-е годы, особенно – 30-е, в стране шло уничтожение, прямое уничтожение ни в чем не повинных людей. Миллионов людей! И участь многих из тех, с кем Рерих вел «долгие добрые беседы» уже была предрешена…
И Жар-цвет на Гималаях вырос не для Вахрамея Семеныча. И пожелание: «Здравствуй, Вахрамей Семеныч!» – не для Вахрамея Атаманова. Как раз в те дни, когда писались эти строки, он, как и миллионы других, был «раскулачен».
Мать и тетка рассказывали мне, как это происходило. Все-все отобрали – и отправили на север, в так называемый Нарым. Долго везли в телеге, и на барже везли – и высадили на пустой берег какой-то реки.
Люди пытались копать землянки, но мёрли как мухи – есть совершенно нечего.
– Гнилушки толкли и ели, – рассказывала мать.
Через некоторое время детей увезли в детдом, а взрослые все остались там, на берегу. И могилка Вахрамея там осталась…
Такое вот «уничтожение семьи лицемерия».
…Беда ведь в том, что в царской России Рерих не один оказался таким, для которого «религия есть учение всеобъемлемости материи» – по махатмам.
По-православному – восточные лже-премудрости…
И когда сегодняшний человек начинает толковать про «бога в душе», показывать пальцем на сердце – значит, человек уже создал свою секту – пусть и только для себя… Что в конце концов и приводит к неразличению Добра и Зла. Всякому помутнению сознания… Пошел я как-то в библиотеку, в Петербурге, взять домой «Живую Этику», почитать, освежить знания, так сказать. Сразу встретил «рериховцев». Едва только