Читать интересную книгу Операция «Гиппократ» - Валерий Смирнов

– Чего повылазили? – гаркнул Панкратченко. – Засуньтесь взад или забыли – чересчурное любопытство доводит исключительно до кладбища. Верка, я кому сказал? Тебе, сука, давно туда пора!

Мужика, по всему видать, уважали до такой степени, что после его ласковых слов коридор очистился, словно вдоль него палили из гаубиц.

Тем не менее, Панкратченко продолжал пропагандировать в пустоту коридора:

– Верка, сука! Скажи своему выблядку, если не снимет бумажку от звонка, я его вместо нее повешу. Разом с его, как он думает, папочкой, которому на том свете уже два года прогулы пишут!

Мужик доверительно прошептал в ухо Славки:

– Только ты никому не говори, что депутат… А то живым отсюда вряд ли выйдешь. Даже маме Басе.

Панкратченко постучал в одну из дверей, засунул в комнату голову и заорал так, что Славка подпрыгнул на месте:

– Мадам! Тут до вас…

Войдя в комнату, Славка увидел толстую до невозможного старуху, полулежащую на кровати.

– Здравствуйте, товарищ Цельник, – бодро поздоровался Моргунов, – я народный депутат Мышьяков. Праздники скоро, вот мы и решили ко дню Великого Октября сделать подарки ветеранам войны и труда. Не желаете приобрести праздничный набор продуктов с огромной скидкой по такому поводу? Средств, к сожалению, на всех не хватает, самую малость берем.

– А может мне от вашей власти ничего не надо, а? – противным скрипучим голосом ответила старуха. – Вы мне уже столько подарков сделали…

– А как же иначе, товарищ ветеран? – по-своему понял ее Моргунов. – Вы же воевали, страну из руин подымали, кто ж о вас забудет ко дню Победы или Великому Октябрю. Только разве это правильно, когда люди сами ходят за пайками, в очереди давятся? Нет, теперь всё по-другому будет, с доставкой на дом. Так что, товарищ ветеран, вам положен набор, будьте добры… И не иначе. Но если хотите, пусть ваш сын…

– У меня детей нет, – отрезала старуха.

– Как? А этот… Панкратченко. Явно на фамилию папы записан…

Старуха сурово посмотрела на народного избранника и сказала:

– Толька мой сын? Чем иметь такого сына, я бы сделала аборт. У него же в голове столько мозгов, как в моей заднице, хотя мне и вытворяли трепанацию черепа… Вы рассказываете – это мой сын? Это наш позор… Я говорила его маме, царствие ей небесное, чтобы лупила его, когда он начал… Что я вам буду чирикать, молодой человек? Если вам надо всучить мне селедку под телекамерой, считайте, что забота за меня уже состоялась. Скажите, только честно, вам надо именно забота о Цельниках, Панкратченки вас не устраивают?

– Почему вы так считаете, мамаша? – ошарашился Моргунов.

– Потому что оттого, – хмыкнула десятипудовая мадам. – Мне сейчас трудно ходить. Но когда я порхала среди кухни даже при таком весе… Да, тогда здесь явлением были Панкратченки, а не Цельник, как сегодня. Вы видели, сколько счетчиков электричества навешано в коридоре? Так один из них был Панкратченков, зато почти все остальные Цельников и других Абрамовичей… А теперь Цельник, как раньше Панкратченко. Так что, наверное, вы попали по адресу.

– Извините, мамаша, то есть, товарищ ветеран, мне еще много работы, – сухо сказал Моргунов, – но когда вам трудно ходить, так вам принесут подарок прямо сюда. Дадите сто девяносто две тысячи и распишитесь в ведомости.

– Я чувствую, за такие деньги вы хотите одарить меня набором костей, на которых не претендуют собаки, – начала мадам, однако Моргунов поднялся и пресек ненужные базары:

– Напрасно вы не верите в порядочность людей. До свидания, товарищ ветеран.

Мужик в семейных трусах одиноко курил в коридоре.

– Идем, – обратился он до Моргунова, – дверь за тобой замкну. Сейчас столько жулья лазит. Раньше входная дверь всю дорогу открытой была. Даже ночью иногда не закрывали. А теперь… Счетчик как-то и тот слямзили.

– Слушай, ты чего ее мамой называешь? – спросил на прощание Моргунов.

– Так ее раньше все так называли. Все пацаны с нашей хаты. У нее своих детей не было, так она на чужих поехала. Муж ее с фронта не вернулся… А так, может, и были бы свои дети, хрен его знает… Тогда голодно было. Видишь, на первом этаже подоконник широкий, где окно фанерой заколочено? Сколько себя помню, столько заколочено. Так на том подоконнике всю дорогу стоял примус, и Бася жарила на нем бычки. Тогда бычка в море было, как грязи… Мы из школы шли, слюни глотали. Так даже те, кто их несильно глотал, мимо размеров мамы Баси не проскакивал. Она всем этих бычков скармливала. Я тебе, депутат, скажу… Если бы не бычки… На них и выросли все пацаны и девчонки с нашей парадной. И все ее сначала в шутку, а потом на полном серьезе мамой называли. Сейчас только я ее так зову, по старой памяти. Все давно разъехались, кто на тех бычках вырос, один я остался… Так что, депутат, если Верка за нее какую-то херню пишет, так я ей башку отобью, нехай третий срок намотаю.

– До свидания, товарищ Панкратченко, – сказал Моргунов.

– Только смотри, депутат, не доводите до грехов своими умными решениями. Чтобы я из товарища в гражданина не превратился. Между нами, старуха таки да мозгами немножко тронутая… Но я тебе так скажу – побольше бы таких тронутых, чем умных, как Верка. А кто бы не тронулся на ее месте, когда всю семью на глазах из пулемета… Да, старуха иногда делает что-то такое… Но это можно простить собственным родителям, почему же не хотят прощать другим старикам? Верка что, не мечтает дожить до старости? И доживет, если выступать не будет.

Мужик в семейных трусах закрыл дверь, а Моргунов долго изучал списки ветеранов, пока не понял: управдом Спиридонов включил в один список весь контингент, без разделений на ветеранов войны, труда и таких, как мадам Цельник.

Глава пятая

Через две недели после того, как депутат Мышьяков лично побывал у избирателей, а Капон перестал терроризировать собственную макушку красной феской, в жизни этой парочки при Майке Пилипчук произошли кое-какие изменения по поводу здоровья. Если вы думаете, что капоновской шобле было легко с утра до вечера пересчитывать купоны, так глубоко себе заблуждаетесь. Капон начинал жаловаться, до чего у него перегреваются мозги через три часа этой арифметики, Моргунов чувствовал острую нехватку слюны, которая при пересчете наличмана была ему задороже любого калькулятора. Что касается Майки, разучившейся рассуждать с немецким акцентом, то на плечи этой хрупкой женщины подельники свалили всю остальную сильно физическую работу.

Майка, груженная пересчитанными купонами тяжелее мула, только успевала сливать это золото на «книжке». На третий день после активного Майкиного вмешательства в сферу политики Национального банка базар стал подозревать: в этом мире что-то весьма нагло происходит без его участия и немедленно задул курс «зелени». А как же иначе, когда какая-то клиентка устраивает постоянный сброс карбованца мешками, так, может, и другим пациентам начали выплачивать пенсии и долги по зарплате.

После того, как Майка слила очередной мешок купонов, среди базара упорно зациркулировал слух: сельское хозяйство получило очередной кредит. Что бывает с купоном, когда государство, не надеясь на реальную отдачу, сыпет его в эту прорву, все уже убедились на собственном опыте, за который, как известно, надо платить, даже когда ты этого не хочешь.

Курс бакса для начала прыгнул на двадцать процентов, и такое доброе начинание не осталось незамеченным. Доллары принялись скупать усиленными темпами даже банкиры, которые за отдельную плату всегда держат руку на пульсе экономики, хотя сами себе хорошо понимают, что этого самого пульса у явного кандидата в покойники можно нащупывать с большим трудом.

Когда Майка слила остатки наличмана, ведущие экономисты страны уже гудели за причины нового нашествия инфляции, вешая всем лапшу на уши, отчего оно состоялось.

В очередном витке цен специалисты и нардепы обвиняли кого хотите, только не капоновское шобло. И в самом деле, при чем здесь Майка с ее мешками, когда шахтеры опять бастуют, Туркестан орет, что ему мало платят за газ, учителям не вовремя выплатили зарплату, а планета Сатурн пошла явно нездоровыми пятнами?

В магазинах, срочно закрытых на переучет для поднятия цен, шла привычная работа, и даже подорожавший стакан семечек намекал своим видом – доллар имеет тенденцию всосать завтра в себя гораздо больше карбованцев, чем жрет сегодня. Национал-патриоты снова доказывали, насколько глубоко всех нас вставляет Международный валютный фонд с его вредными кредитами, левые вспоминали, как прежде десятилетиями не менялась цена на колбасу, пусть ее на прилавках никогда не было, правые требовали трибуналов, а центристы не были такими припарками, чтобы обращать внимание на зачуханный карбованец, когда вели все расчеты, словно поголовно состояли в обществе «зеленых», отметая распространенное обвинение в явной голубизне своих лидеров.