Геракл на всякий случай в сто первый раз — вдруг Иолай не расслышал предыдущие отказы.
— Но, Геракл, — настаивал его приятель, — подумай о чести. О высоком положении.
— И о женщинах? — добавил Геракл.
— Ну… да, только это не самое главное.
— Что же тогда, по-твоему, главное?
Иолай разочарованно окинул взглядом комнату и наклонился вперед.
— Самое главное состоит в том, что эти хорошие и, по всей вероятности, неглупые люди убедятся, что мы, ты и я, достаточно ответственны и разумны для того, чтобы выбрать одну женщину, единственную женщину, самую лучшую женщину среди всех, чтобы она стала их царицей лета. — Он развернул свиток. — Это самая высокая честь, какой могут удостаиваться горожане. И их женщины тоже. И мы станем теми, кто выберет такую женщину!
— В чем же тут подвох?
Иолай издал удивленный возглас.
— Подвох? Почему тут должен обязательно оказаться подвох? Мы приедем туда, будем есть, пить, выберем царицу лета и уедем. Какой еще подвох?
— Верно. Так в чем же тут подвох?
Иолай откинулся на спинку кресла с удрученным видом.
— Я не понимаю тебя. Просто в толк не возьму.
— Я тоже не понимаю, — ответил Геракл. — Вот почему я и спросил тебя, в чем тут подвох.
Иолай ударил свитком по ладони и повысил свой голос почти до крика:
— Здесь. Нет. Никакого. Подвоха! — Он быстро посмотрел на Алкмену. — Извиняюсь. Этот тип иногда доводит меня до белого каления.
Не поднимая глаз от шитья, Алкмена жестом показала: мол, ничего, все в порядке, меня он тоже доводит.
Геракл пригладил ладонью волосы. Он уже устал спорить, но не настолько, чтобы Иолай мог без труда втянуть его в свою очередную авантюру. К несчастью, каким бы добросердечным ни был Иолай и какими бы хорошими ни были его намерения, его настойчивость иногда вызывала у Геракла бешенство.
И все-таки перспектива пожить несколько дней у моря, глядя на красивых женщин, показалась ему не такой уж и плохой.
Нынешний праздник лета обещал получиться веселым. По словам Иолая, он устраивался каждый год, чтобы боги даровали землепашцам богатый урожай. Жертвоприношения в честь богини плодородия Деметры на суше и в честь Посейдона на море сопровождались большими и малыми празднествами, парадами, уличными развлечениями и непрерывными пирами, а вершиной всех торжеств становился ритуальный выбор царицы лета.
Все упиралось лишь в подвох.
Подвох был всегда. Трюк. Скрытая пружина. Угол, за которым тебя поджидала неизвестность. Геракл в целом ничего не имел против сюрпризов, но они обычно все оказывались нацелены на его голову.
А уж для них с Иолаем такие сюрпризы сделались правилом.
— Послушай, — терпеливо вздохнул он. — Ты разве забыл тот последний раз, когда тебе пришлось выбирать самую красивую женщину?
Иолай поморщился.
Геракл рассмеялся:
— Гера, Афина и Афродита, помнишь? Их не устроил суд Париса, и они решили повторить все еще раз. Тебе пришлось выбирать из них самую красивую, и из-за этого едва не вспыхнула война.
— Я не виноват, — пробормотал Иолай. — Афродита обманула меня своими проклятыми золотыми яблоками. — Он с вызовом вскинул голову. — Но ведь на этот раз там не будет никаких богинь, верно? И все пройдет по-другому.
— Ладно, — осторожно согласился Геракл. — Тогда почему именно мы? Ведь мы там никогда не были, никого там не знаем и никак не связаны с теми, кто правит этим городом.
— Потому, — вздохнул Иолай, словно сетуя на его бестолковость, — что мы повсюду прославились своими подвигами, честностью и безупречной независимостью.
— Конечно. Я должен был догадаться.
Иолай закрыл глаза, сделал семь вдохов и выдохов, а потом с шумом вытолкнул из легких воздух.
— Ладно, — объявил он, ударяя ладонью по колену. — Я пойду туда один. Конечно, мне будет трудно, но я уверен, что справлюсь.
Геракл подавил смешок.
— Я тоже так считаю.
Иолай долго смотрел на огонь.
— Я слышал, что Фемон — красивый город.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Геракл.
— У самого моря.
— Да, я слышал.
Иолай снова вздохнул.
— Представляешь? Свежий воздух, соленый, морской. — Он ударил себя в грудь. — Говорят, он улучшает аппетит.
— Чей аппетит? — насмешливо поинтересовался Геракл.
Иолай ответил ему взглядом, говорившим «ну теперь я действительно обиделся», и повернулся к Алкмене, качая головой.
— Подожди-ка минуту, — начал Геракл, чувствуя за спиной заговор.
— Я думаю, тебе нужно туда пойти, — спокойно сказала его мать.
— Что?
— Вот видишь? — воскликнул Иолай. — Даже твоя мать со мной согласна.
Геракл нахмурился:
— Это нечестно.
Алкмена низко склонилась над шитьем, и ее лицо оказалось в тени, но он подозревал, что она улыбается.
— Тебе нужно развеяться. Поглядишь Фемон. Ты слышал, Иолай говорит, это очень милый городок. — Она подняла голову и посмотрела на них. — Так что поезжай, пока я не оторвала тебе голову.
Строгий взгляд заставил Иолая промолчать.
— Мать…
— Утром, — сказала Алкмена тоном, не допускающим возражений, — чтобы духу твоего тут не было. Помоги Иолаю, а то он без тебя попадет в какую-нибудь беду…
— Но-но! — возмутился Иолай.
— …и тогда я опять буду с нетерпением дожидаться твоего возвращения.
Геракл мог бы привести десятки, а то и сотни возражений, однако, глядя на умоляющее лицо друга и суровые глаза матери, он не нашел среди них ни одного заслуживающего внимания. И поэтому решил покориться.
— Вы прямо-таки спелись, без слов понимаете друг друга, — произнес он с невольным восхищением.
— Вы тоже всегда были не разлей вода, — ответила Алкмена. Потом она поднялась, поцеловала сына в щеку и улыбнулась Иолаю. — Утром я приготовлю вам в дорогу поесть.
Она удалилась, а Иолай старался изо всех сил скрыть свое ликование.
— Твоя мать замечательная женщина. Она лучше тебя знает, что тебе нужно делать, а что нет. — Он выпрямился и хлопнул Геракла по колену. — Все будет хорошо, вот увидишь. Мы неплохо проведем время, порыбачим, посидим судьями на этом дурацком состязании, и не успеешь оглянуться, как опять вернешься домой к матери.
— Дурацкое состязание? Я-то думал, это для нас такая честь, от которой мы не имеем права отказываться.
— Ах да, конечно, — согласился Иолай, потягиваясь и зевая. — Действительно. Так оно и есть.
Он пожелал Гераклу спокойной ночи и оставил его наедине с огнем и тенями на стене.
А потом и с глубоким сном.
Но даже во сне Геракл не мог избавиться от ощущения, что кто-то на него глядит.
Не из-за дерева, а сверху.
Из-за черной тучи, в которой рождаются грозы.
— Мне кажется, — заметил Иолай на следующий день, — что мы без всяких затруднений выберем самую красивую девушку.
Выйдя из дома Алкмены, они направились по полузаброшенной дороге, которая шла к морю через зеленые холмы. Погода стояла прекрасная, и