На самом краю утеса сидел кто-то в белом.
Голикс едва не повернул назад. Ему не хотелось ни с кем общаться, и он жаждал только мира и покоя.
Однако любопытство потянуло его вперед, и когда он подошел к деревьям, ему стало ясно, что на камнях сидит Цира, сгорбившись и уткнувшись лицом в колени.
Если только это была не Сана.
Он медленно подошел, стараясь не испугать девушку и лишь чтобы показать ей, что она тут больше не одна.
Она подняла голову, и он замер на месте.
Ее лицо блестело от слез.
— Голикс, — жалобно произнесла она, и по ее хрипловатому голосу он заключил, что это Цира. — Голикс, помоги мне.
Он быстро подошел к ней, опустился на колени и страшно смутился, когда она обняла его за шею и зарыдала, уткнувшись в его плечо. Неловко обхватив ее за талию, он отвернулся и стал глядеть на море, ничего не видя из-под нахмуренных бровей.
Наконец он прошептал:
— Что с тобой?
Она ослабила свои объятия и слегка отстранилась, не убирая рук. Ее голова сотрясалась от рыданий.
— Я не хочу умирать, Голикс, я не хочу умирать…
Якс быстро шел по узким улочкам, расположенным к северу от главной площади. На них было не так многолюдно; основные празднества всегда проходили в южной части города, более близкой к морю. Но все-таки и тут было достаточно прохожих, чтобы он мог затеряться в их толпе. Его простые одежды выдавали в нем слугу. Он никому не бросался в глаза, оставался незаметным, и это его очень даже устраивало. К месту назначения Якс прибыл во второй половине дня. Он опаздывал, но потратил еще несколько минут, чтобы убедиться, что за ним нет слежки, после чего юркнул в самый обычный, довольно скромный дом.
Его ожидала женщина.
Насколько он мог судить, она была средних лет, но выглядела достаточно моложаво. Она восседала в глубокой тени, в кресле, стоявшем в дальнем конце комнаты. Как и всегда, нижняя половина ее лица скрывалась под тонкой вуалью. Он никогда не видел ее при свете дня и не узнал бы, встретив на улице.
Войдя в комнату, он извинился и сел на пол у самой двери, подобрав ноги и схватившись за щиколотки.
— Ничего страшного, — ответила она нежным и мелодичным голосом.
— Они выполнили это? — спросил он.
Она покачала головой.
— Но ведь их было много, целый десяток! — сердито воскликнул Якс — Разве не достаточно?
— Они столкнулись не с обычными людьми, Якс. Не забывай об этом.
Он нахмурился. Может, она и права, но все же… десять против двоих достаточно солидный перевес. Не в первый раз он пожалел, что не отправился с ними. Ротус — хороший парень, но он никогда не производил впечатление человека, способного повести за собой людей на серьезного противника.
— Что же нам теперь делать?
Он кожей ощутил ее обнадеживающую улыбку.
— Попытаемся снова, Якс. Времени у нас много. Очень много.
Пальцы его правой руки обводили сложный узор, проходивший по полу возле его ног.
— А если… — Он набрал в грудь воздуха. — А если мы не сумеем их остановить?
Она засмеялась, довольно ласково.
— Ах, Якс, конечно, мы их не остановим. Разве тебе это не понятно?
— Что?
— Нам не удастся их остановить. Это невозможно.
Он нахмурился еще сильней, понимая, что он не самый умный человек на свете, — вон Голикс гораздо сообразительней, хоть и провинциал, — однако ему показалось, что он понимает цель их плана: помешать Гераклу и Иолаю добраться до Фемона. В результате глава совета старейшин Тит Перикал окажется без судей, царица лета не будет выбрана, люди возмутятся и прогонят старого пройдоху с его должности. Все достаточно просто.
Если же Геракл и Иолай прибудут в город и избрание царицы лета состоится, горожане не возмутятся и пройдоха Тит останется на своем посту. Тоже просто.
Так отчего же он все-таки ничего не понимает?
— Ты должен мне доверять, — сказала женщина. — Ведь до сих пор мы все делали как надо, верно?
Ну, подумал он, утвердительно кивая, во всяком случае, он в это верил. Если сюда отнести пачканье зеленой краской дверей совета старейшин Фемона, обвинительные надписи на стенах, подметные письма, в которых сообщалось, что Тит Перикал никогда не избирался законным путем, что он плохо справляется с городскими делами да и вообще слишком засиделся на своей должности — как-никак, а уже двадцать лет…
Беда состояла лишь в том, что новый оттенок зеленого понравился самому Титу, надписи на стенах разнообразили монотонность городских стен, а добрая половина населения города все равно не умела ни читать, ни писать, так что подметные письма никакого проку не принесли.
И все-таки он не находил в своей душе повода для жалоб. В конце концов, она ведь ясно растолковала, что свержение существующей власти — сложное дело. И не все получается так, как задумано изначально.
— Я совсем запутался, — признался он.
— Не нужно слишком много размышлять над этим, дорогой Якс. Ты просто делай то, что тебе поручено, а я позабочусь насчет остального.
Они проговорили еще часа два, обсуждая, как помешать параду и празднику, который начинался на следующий день. И когда он уходил, его бунтарский пыл ожил с новой силой. Торопливо шагая по улице, он не удержался, поднял кверху руки и заорал просто так, для забавы:
— Долой тирана! Долой Тита!
Услышав его крики, какой-то сапожник выскочил из своей лавки и поглядел на крышу.
— Что такое? Что случилось? Кто-нибудь застрял, что ли? — Не увидев там никого, он недоуменно пожал плечами.
Якс вздохнул, покачал головой и отправился дальше.
Несмотря на запрет руководительницы, может, пора привлечь к делу Голикса?
Голикс был поражен и даже немного устал от рыданий Циры.
Наконец она успокоилась, но по-прежнему обнимала его за шею. Нет, он не против, совсем наоборот, вот только это так не похоже на прежнюю Циру. Или на ее сестру. Хотя они и были служанками в одном из богатейших домов Фемона, в кругу своих друзей они держались отнюдь не раболепно и всегда отличались острым язычком и язвительным юмором. А Голикса не раз называли неотесанным чурбаном и никогда не забывали, что он не местный, а пришлый.
До этого момента.
— Цира, — ласково произнес Голикс и погладил ее по спине, испытывая прилив вины, потому что ему все это начинало нравиться. — Ты не умрешь, не выдумывай. С чего ты взяла?
Она отстранилась от него как-то слишком поспешно, извлекла из длинного рукава платочек и вытерла глаза.
— Вчера вечером, — сообщила