Но… но господин Маркос обвинил меня в чём-то ужасном. Правда, я толком не поняла в чём именно.
Гораций в очередной раз презрительно скривил губы и, бросив едкий взгляд на Маркоса, сказал:
— Ну от клеймённого ничего другого ждать и не приходится.
Ясно, отношения между ними натянутые. Хотя забавно он Маркоса обозвал. Ещё бы понять, что означает клеймённый. Может, он какой-нибудь бывший преступник? Это бы объяснило его вспышки агрессии.
— Об этом можешь не беспокоиться, — тем временем продолжил Гораций. Но я его уже плохо слышала. С телом Лусинды опять начало твориться неладное. — Слово клеймённого не много стоит. А моя сестрёнка Дианта склонна к преувеличениям. Не знаю, кто напал на неё, он исчез, просто растворился в воздухе, и его следов мы не смогли найти. Но ты не можешь быть этим преступником. В это время тебя видели в совсем другой части Офире. Этому есть свидетели. Хотя плохо, что ты ничего не помнишь… — и тут Гораций наконец-то заметил, что со мной что-то не так. — Ты меня слушаешь?
Я хотела ему ответить, но к тому времени я уже во второй раз за сутки потеряла контроль над телом Лусинды. Кто-то другой опять пытался им управлять, но на этот раз у него это получалось очень плохо. И мне только и оставалось наблюдать за неловкими движениями этого тела со стороны, как кто-то попытался сделать два неуклюжих шага вперёд. Тут я и заметила, что в руке Лусинды опять непостижимым образом был зажат камень. Разглядеть я его не смогла, почему-то не получалось сфокусировать на нём взгляд. Хотя какие глаза могут быть у бесплотного создания, которым я сейчас являлась? А потом тело Лусинды обмякло, и оно несомненно упало бы, но его успел подхватить стоящий рядом Маркос. Ко мне вновь вернулся контроль, но всё равно я не могла пошевелиться.
— Лусинда! Лусинда?
Мне показалось или Маркос был обеспокоен?
— Позовите лекаря! — это уже Гораций.
А потом, видимо, я потеряла сознание.
Если раздражают рабы, пожалуй, стоит устроить революцию
Я не могла шевелиться, но некоторое время всё же ощущала то, что происходит вокруг. Меня куда-то несли. Я слышала, что кто-то что-то кричит возле меня, но понять смысл слов никак не могла. Я чувствовала руки человека державшего меня и исходящее от него тепло. А потом… Звуки стали постепенно затихать, словно люди куда-то уходили, далеко-далеко. Тепло тоже стало исчезать. Нет, я не ощущала холода. Но было как-то… никак, в общем. Словно я повисла в пустоте, в которой даже мои мысли и чувства начали растворяться. И нельзя сказать, что в тот момент минуты вдруг превратились в часы, их там просто не было: время тоже медленно иссякало, становилось ничем. Больше не было страха, что я не смогу вернуться домой. Не было переживаний, что всё это мне мерещится. Не было желания, чтобы меня перестали принимать за какую-то там Лусинду, в конце концов я ведь не она, а София. Не было облегчения, что наконец-то всё закончилось.
И…
Ничего.
***
Не знаю, что это было, и как я из этого выбралась. Но в следующее мгновение я осознала себя, когда поняла, что вокруг меня тьма, вязкая и почти осязаемая. В тот момент я ещё не могла испытывать страх, а поэтому просто барахталась в чём-то тягучем и густом, не зная, где верх, а где низ. Это было похоже на то, словно я находилась под водой и в тоже время нет. Казалось, что так могло продолжаться вечность. А потом впереди вспыхнул слабый огонёк, и я направилась к нему. Не то чтобы я почувствовала в нём своё спасение, но здесь это было единственным ориентиром. Время… я наконец-то снова ощутила его ход. И пусть сейчас действительно минуты растянулись в часы, словно они, как и я, вязли в этой темноте, это было неважно. Я жила! И я снова могла чувствовать!!!
Меня переполнила радость, почти граничащая с эйфорией. Вязкая тьма, препятствовавшая мне ранее, наконец-то поддалась, и я смогла свободно двигаться. Всего одно мгновение, и я оказалась в какой-то странной комнате, несущей отпечаток ненастоящести. Она больше всего была похожа на грубый набросок, чем на что-то материальное. Но в тот момент меня это совсем не взволновало.
Свет, что привёл меня сюда, всё ещё влёк. Оказалось, что это огонёк свечи. Её держала Ула. И поведение моей невольной спасительницы было довольно-таки странным. Она, опаслива озираясь по сторонам, подошла к сундуку, что стоял у самой стены. Достав спрятанный за поясом ключ, Ула открыла замок, а после начала что-то искать. Делала она это очень осторожно, постоянно прислушиваясь к чему-то. Значит, она боится быть замеченной? Я осмотрела по сторонам. Эта комната была довольно пустой, но, возможно, мне так показалось потому, что очертания предметов виделись мне какими-то смазанными. Можно было понять, что это, но не более. Даже огонёк свечи, что привёл меня сюда, казался картонным. Этот мир не был настоящим.
И я бы окончательно уверилась, что это плод моего больного воображения, но было в этой комнате кое-что, что всё ещё оставалось для меня реальным.
Там на высокой кровати с изогнутым изголовьем лежала девушка с довольно резкими чертами лица. Я даже могла различить складки на её одежде. Длинные волнистые волосы, отливающие рыжиной, были спутаны. А кожа девушки была бледна, но казалось, что сама она была наполнена жизнью, резко контрастируя с окружением. Девушка спала. Но я почему-то была уверена, что вот-вот она откроет свои глаза обрамлёнными пушистыми ресницами и посмотрит на меня.
Я забыла о влёкшем минуту назад меня огоньке свечи. Мне захотелось дотронуться до этой девушки, словно это могло вернуть меня к реальности.
Я