Читать интересную книгу Очи черные - Уильям Рихтер

– Да, они рассказали мне, откуда я. То есть… я всегда это знала, ну, в целом, но это была просто идея, понимаешь? Я была ребенком и не очень-то думала об этом.

– Но теперь-то ты не ребенок.

Валли обвела взглядом пруд, припоминая в деталях тот момент, когда закончилось ее детство.

– Однажды, когда мне было лет девять или десять, – сказала Валли, – я смотрела телевизор после школы. Тупо переключала каналы, ну, просто в ожидании ужина. И мне попался репортаж в местных новостях о пожаре в ресторане или что-то такое. В таком месте, Брайтон-Бич…

– Это рядом с Кони-Айлендом?

– Точно. Брайтон-Бич – русский район. В новостях это было видно: в магазинах вывески на русском и английском, люди на заднем плане кричат по-русски, пока пожарники поливают дом из шланга. И я не могла оторваться от этого всего. Это было что-то совсем чужое, но в то же время очень знакомое, если так вообще может быть.

– Но ты там никогда не была? Жуть.

– Я пыталась поговорить об этом с мамой, но она все держала в тайне. Она, очевидно, хотела, чтобы я просто забыла эту часть своей жизни. От этого я сходила с ума. Это ведь пять лет – половина моей жизни на тот момент, – а она вела себя так, как будто даже думать об этом опасно для жизни.

– Она сильно испугалась, точно.

Эта мысль удивила Валли.

– Чего испугалась?

– Потерять тебя, наверное. Что ты решишь, будто на самом деле ты не ее дочь.

Валли подумала несколько мгновений, и эта мысль показалась ей такой простой и верной. Конечно, Клер была в ужасе. Как Валли самой не пришло это в голову? Элла же сообразила в полминуты.

– Элла, ты монстр.

– Это точно.

А ведь именно так и случилось в конце концов, думала Валли, Клер потеряла ее. А может быть, это еще предстоит решить? Валли не знала.

– Моя мать хотела, чтоб я перестала думать обо всех этих русских вещах – может, потому что была напугана, как ты говоришь, – но ничего не вышло, понимаешь? Эти мысли крепко засели у меня в голове. Я знаю людей, которые помнят, как я приехала в Штаты, и я спросила их, какой я была тогда.

Элла и другие ребята знали, что Валли из богатой семьи, но до сих пор она никогда не рассказывала никаких подробностей об этой стороне своей жизни. Она сказала Элле, что поговорила с Раулем, молодым швейцаром, который стоял у двери в холле, сколько она себя помнила, и с Джоанной, женой коменданта дома, помогавшей Стоунманам по хозяйству. Оба они рассказали практически одно и то же: Валли была обычной русской девочкой, когда приехала, но быстро адаптировалась к новой жизни, за два или три месяца она стала таким же американским ребенком, как и все дети в их доме. Джоанна вспоминала – с некоторым, как показалось Валли, сочувствием – русскую песню, которую пятилетняя Валли напевала в ванне, но, по словам Джоанны, очень быстро на смену ей пришли английские песенки, вот такие дела.

– Это было что-то вроде принудительной амнезии, – добавила Валли. – Этого и хотели мои родители, просто стереть все, что было раньше.

– Жесть.

– Да. Когда я начала все это выяснять, отношения с матерью у меня сильно испортились. Наверное, это оказалось заразным, потому что родители тогда тоже стали ссориться и отдаляться друг от друга.

Валли было не по себе, но она не придавала особого значения настроению. Элла провела большую часть жизни в гостиницах для временного проживания бездомных в Квинсе. Она была единственным ребенком разведенной матери-алкоголички. Ее отец отбывал двадцатилетний срок за вооруженное ограбление. Элла видела его лишь однажды – навещала в тюрьме, когда ей было семь лет, – и он сказал ей больше никогда не приходить. Сожитель ее матери – грубый и жестокий коп из Инвуда – наваливался на Эллу каждую ночь, когда ее мать напивалась до беспамятства. У него была маленькая видеокамера, и он снимал Эллу и то, как он ее насилует. Элла просто ждала, когда перестанет чувствовать боль, и смотрела в потолок, про себя считая мгновения. Самое большое число, до которого она досчитала, было сорок семь.

По сравнению с этим собственная история казалась Валли не более чем увеселительной прогулкой, и ей не давала покоя мысль о том, что Эллу так чудовищно мучили. Может быть, однажды она и ее команда ввалятся к дружку матери Эллы и научат его ответственности. Эта мысль немного утешила Валли.

– А где твой папа? – спросила Элла. – В смысле твой приемный отец.

– Он вернулся в Вирджинию, – ответила Валли, – откуда он родом. Сначала он часто звонил и несколько раз приезжал сюда, а потом начал там новую жизнь. У него теперь другая жена и дети – собственные. Суть в том, что мы с ним вообще никак не связаны. Мы столкнулись совершенно случайно, как машины в автокатастрофе. Мы не одной крови. Вот и все.

Валли сама была поражена тем, как холодно звучал ее голос, но, очевидно, Элла видела, как ей больно.

– Я бы не была так уверена, – усомнилась Элла. – Мы вот с тобой не одной крови, но ты моя сестра навсегда.

Девочки переглянулись.

– Не выжимай из меня слезы, зараза, – сказала Валли.

Элла улыбнулась.

– А что было потом?

Валли вздохнула.

– Низость и гадость. И так несколько лет. И я, и мама – обе хороши, – Валли помолчала. – Наверное, мне надо было свалить на кого-то вину за то, что папа ушел, и мама взяла удар на себя. Это было по-настоящему плохо. Мне казалось, что все в моей жизни – ложь… просто чушь собачья, выдуманная история. А мама не хотела слышать или говорить об этом. Я думаю, она правда стремилась быть ближе ко мне, но в то же время продолжала отгораживаться. Дикость. А я повсюду все портила. В школе, везде. Это долго продолжалось. Я постоянно торчала на улице, там сначала встретила Ника, потом вас…

Тут Элла широко улыбнулась.

– Ура, – сказала она, и в глазах ее мелькнуло что-то, что появлялось только при виде пирожных и Джейка.

– Да, – согласилась Валли и постаралась улыбнуться Элле. – Ура.

Некоторое время они молча болтали ногами в не особенно освежающей воде, пока солнце постепенно опускалось все ниже.

– И все это началось из-за того, что ты случайно увидела по телику эту передачу про Брайтон-Бич?

– Да, – сказала Валли, – наверное, так.

– А ты там была хоть когда-нибудь?

– Нет. Никогда.

Валли села в поезд до Брайтон-Бич, дорога заняла минут пятьдесят. Вышла на станции и, немного волнуясь, направилась по адресу, который ей дал Панама, за новым хорошим удостоверением. Стоял погожий денек, так что в магазинах шла оживленная торговля. Здесь были бакалейные лавочки с традиционной русской едой, магазины с русской музыкой и книгами и насколько бутиков женской модной одежды, заметно отличающейся от того, что продавалось в американских магазинах, – другие цвета, ткани и производители. Для Валли это был очень странный опыт. Она первый раз была на Брайтон-Бич, и это место казалось волнующим, удивительным и в то же время знакомым.

Она шла по улице, заглядывала в витрины кафе и ловила взгляды посетителей, смотревших на нее поверх русскоязычных газет. Она одиноко брела по парку рядом с пляжем, где группы русскоговорящих людей курили, громко спорили и играли в шахматы. Остановилась посмотреть, как мальчики-подростки играют в баскетбол, казалось, они могут быть ее дальними родственниками. Она ощутила необъяснимое желание окликнуть их, как будто это ее старые друзья, которых она не видела много лет, и представила, как это будет, если они вдруг обернутся и приветственно улыбнутся ей.

Валли смотрела на местных жительниц, бродивших по продуктовому рынку под открытым небом, две пожилых женщины спорили о чем-то, и она каким-то образом поняла, что они говорят о помидорах. Это было просто случайное слово, долетевшее до нее из потока речи на непонятном языке, но… ей казалось, что скрытая часть ее сознания постепенно пробуждается.

Побродив по району минут двадцать или около того, Валли нашла магазин, который искала: надпись на вывеске гласила «Мицик и сыновья». На витрине было написано: «Оплата счетов, Факс, Нотариус, Абонентский ящик». Надписи были продублированы на русском – кириллицей. Снаружи перед дверью стоял приземистый коренастый человек, видимо, выполнявший обязанности охранника, – он недоверчиво осматривал каждого, кто проходил мимо. Он быстро взглянул на Валли, но потерял к ней интерес, как только она вошла.

Внутри находилось несколько копировальных машин и громоздились полки с инвентарем, главным образом канцелярскими принадлежностями. Вдоль задней стены тянулся широкий прилавок, за которым стоял человек в зеленом шерстяном кардигане, висевшем на его костлявых плечах, как на вешалке. Наверное, ему было не больше шестидесяти, но выглядел он лет на тридцать старше, с темными мешками под глазами и пальцами, пропитанными никотином. За его спиной возвышалась стена из запертых почтовых ящиков.

– Что ты хотеть? – спросил он Валли не слишком заинтересованно.

Валли полезла в карман, достала свое подлинное удостоверение, в котором было написано, что ей шестнадцать лет, и положила на прилавок. Она хотела, чтобы в новом, поддельном удостоверении вся информация была та же, кроме даты рождения.