Читать интересную книгу Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая - Татьяна Норкина

В третьем классе словарные слова мы записывали в словарик, это такая разрезанная по длине тетрадка. Я невзлюбила слово «расчёска», делала в этом слове много ошибок, не помогал и словарик. В сочинении на выпускном экзамене я умудрилась сделать всего две ошибки, но обе в одном слове: «бессребреник», а я написала «бессеребряник». Слово это библейское, где мне знать его! Вы же видите, что я написала его, как могла. «Он был настоящий бессеребряник, Женька Столетов!» – писала я восторженно, немного повторяя автора (по памяти, разумеется)…

* * *

Девчонки из соседней комнаты пригласили меня однажды задачу решить по химии – они не могли. И я загадала, оказывается, я суеверная, решу: значит поступлю! А задача-то оказалась трудная, необычная; не простая, а на сообразительность. В ней всего что-то одно дано; вот и решай! Но я исхитрилась понять её суть, и решила! Они смотрят на меня с уважением, а то уж я было привыкла, что Танька Миллер в нашей комнате всегда на меня плохо смотрит, как мне это надоело.

По воскресеньям я не занимаюсь и ничего не учу, а отдыхаю и гуляю по Москве. Я повторяю маршруты наших с мамой прогулок, так сказать, закрепляю пройденное. Да это же классика: Третьяковская галерея, Красная площадь, улица Горького, ВДНХ. Мне всё очень нравится, и я пройду этими улицами ещё сто раз; никто в группе не будет так интересоваться Москвой, и никто не будет знать Москву лучше меня.

История ветеринарной академии не знает, конечно, сослагательного наклонения, но если бы летом 1975 года мама не показывала мне в течение 4-х дней Москву, то ещё неизвестно, как бы всё получилось. Смотрите: музей в Филях и Бородинская панорама, Исторический музей, Мавзолей, Третьяковская галерея, Кремль, Александровский сад. Мама ушла в ГУМ за туфлями, а меня оставила там ждать. Мне казалось очень долго, и я то и дело покупала кофе с пирожными. Я там полдня провела!!!!! Я пошла и сфотографировалась на Красной площади одна, с проспектами в руках; капроновые ленты в хвостиках жёлтые! Но это уже чуть позже, поскольку на мне новые мамины туфельки: мама велела мне разносить их. (Это точно на том же месте, чуть-чуть подальше, где мы втроём с Ларисой и Леной академию вспоминали пять, нет шесть с половиной лет назад!)

Мне очень понравилась Москва.

Путеводители «Три часа в Москве», купленные для меня мамой в прошлый наш приезд в Москву, буквально запали мне в душу. Сейчас у меня их с собой нет, но я хожу, и хожу, и хожу по улицам города, и всё вспоминается само. По улице Кирова с Комсомольской площади к памятнику Дзержинскому, а от него по улице 25-го Октября прямо к Историческому музею. Я вспоминаю, как мама рассказывала мне о Кутузове, о его разговоре с французским послом («Какая в Париже погода? Что носят женщины?»), и как потом толпа посетителей музея разочарованно отхлынула от нас: это не экскурсовод…

Но и Кузьминки, наша будущая «малая родина» – это тоже интересно. Памятник С.А. Есенину какой-то близкий и родной, свой. Всё время мимо, на автобусе; промелькнёт, нет, чтоб сойти с автобуса и разглядеть. Бывает, пешком идёшь до метро – ну, так не по той же стороне Волгоградского проспекта! Да ещё у кинотеатра «Высота» некий памятный знак: здесь, в парке «Кузьминки», отдыхал вездесущий Ленин. Ещё бы! Наш парк – прекрасное место для отдыха, это все знают. Первый наш кинотеатр в Москве – это кинотеатр «Высота», затем «Восход», «Ташкент» и так далее до плюс бесконечности. (Забыла, как называется киноконцертный зал на метро «Ждановская». Как-то необычно! Мы всего один раз с Наташкой там были. Но как он называется?! Что мы там смотрели?! «Карнавал?»)

…Вечерком я ненадолго иду в парк, одна или с девчонками, отдохнуть немного, посмотреть как играют в волейбол. На мне чуть выше колен юбка-шестиклинка, которую я сшила сама из папиных брюк. Я сшила себе целых три таких юбки!!! В Москву я взяла самую лучшую, тёмно-синюю (китайский бостон, проговаривал папа задумчиво, поглаживая ткань рукой; что бы из него, Таня, сшить. Я решила сшить себе юбку – на левом колене папиных брюк красовалась аккуратная дыра. Я удивилась, что мне было выражено от родителей неудовольствие.), свою любимую; она была всё же немного не дошита, без пояса.

За мной, оказывается, внимательно наблюдают. Он подходит ко мне познакомиться: «Вы так эмоционально болеете, что, кажется, сейчас выбежите на площадку играть!» Я ему отвечаю важно, что поиграла бы с удовольствием, но некогда: надо учить. Его зовут Али, я ещё не знаю, что фамилия у него, конечно, тоже Алиев. Мы идём в парке по вытоптанной земле: ни травинки; корни сосен заставляют внимательно смотреть под ноги, садимся на лавочку, он строго экзаменует меня по биологии.

Сразу же выясняется, что я слабо знаю строение митохондрий, «силовых станций» клетки! Внутренние мембраны называются кристы. Затем, кожное дыхание у лошадей, я совсем не знаю, а оно занимает 12 % от поступления кислорода в организм. А сколько у человека в таком случае?! У человека, разумеется, тоже существует кожное дыхание. (Я вспоминаю с детства известную печальную историю с мальчиком, которого выкрасили золотой краской.) Али не знает; только про лошадей много знает и любит их.

Но мне про лошадей совершенно неактуально, я вспоминаю собрание и не веду разговор, а даю ему говорить всё, что хочет, совершенно свободно; сама пристально слушаю своего знакомого; жду, что он ещё мне скажет. Он хочет поцеловать меня, но мне совершенно не до поцелуев; завтра у меня экзамен по биологии.

Как хорошо, что нас предупредили на собрании! Как в точку! Как мы не хотели слушать предостережения взрослых! Али дружит с какой-то девочкой из нашего общежития, и я неожиданно теперь вспоминаю, что уже видела его у нашего подъезда. Поэтому я говорю, что живу не там. Провожать меня не надо, я ещё немного посмотрю волейбол.

Я вижу себя на кухне нашего общежития, я сижу на подоконнике, уже очень темно на улице, но окно открыто настежь: до сих пор очень душно. Свет в кухне выключен, чтобы не залетали комары, но падает из коридора, вполне достаточно. Я жду, не иначе, когда закипит чайник, наконец-то, поздним вечером, газплита пустая. Заходят и снова выходят девчонки, ничего не поставив на газ; одна говорит другой непередаваемо презрительным тоном:

– Сидит.

Это в мой адрес, а я даже не сразу догадываюсь, что это сказано недовольным тоном про меня, не ожидала такого; я не привыкла к интригам; это мне за то, что с Али про кристы разговаривала на скамейке в парке. Я хочу сказать: «Мне это не ценно, можете забрать себе обратно!», но некому говорить – они уже ушли. Одну из них звали очень странно, поэтому я запомнила: Алина Брежнева. Мне почему-то в то время казалось, что такой фамилии просто не может быть; имя тоже непонятно, что означает. Она не поступила.

Я встречусь с ним ровно через год, точно таким же душным летом; буквально сталкиваюсь на выходе из проходной будочки. Али отходит в сторонку, приглашая поболтать с ним о чём-нибудь. «Поступила, а я и не знал… Какая молодец…» Уже давно, уже целый год, думаю я безразлично, вежливо жду, что дальше скажет. Зоофак занял наше общежитие, пылко возмущается мой старый знакомый, раньше товарофак в шестом общежитии жил! Куда поселили, там и живём, думаю я опять-таки безразлично; решал это ректор, профессор Данилевский, с деканами, нас не пригласили и нашего мнения не спросили. Я пожимаю плечами и приятно улыбаюсь. Чтобы Али не очень огорчался, я говорю, что на втором курсе мы будем снова в первом общежитии жить.

Это уже точно известно.

И на третьем курсе. Я сижу летом в парке на центральной аллее, недалеко от входа, на лавочке одна, учу какой-то предмет; он на лошади шагом едет мимо. Подъезжает очень близко, но умная лошадь отворачивает от меня голову, переступает с ноги на ногу и немного отходит. Она серая в яблоках. На морде у неё ни лысины, ни носового пятна, ни звёздочки. Я смотрю на неё внимательно: бабки тонкие, изящные, одна даже перебинтована; верховая. Мы ещё зимой сдали коневодство.

* * *

На одном из занятий по биологии, во время перерыва, вышли мы в коридорчик; дверь в кабинет звероводства была открыта, и ничто не воспрепятствовало нам зайти туда. В кабинете никого не было. Как интересно!

Во-первых, прямо напротив входа стоит чучело северного оленя, а кругом по стенам на полочках чучела пушных зверей. Есть знакомые, а есть и незнакомые. Гера Серебров, наверное, подумал: «Если уж у них по стенам такое, то что же в шкафах?!» И абитура вслед за Валькой Куренной и Герой стала совать свои любопытные носы в шкафы; нет, я в сторонке стояла, помню, мне было достаточно оленем любоваться, я очень удивилась, какой он низкорослый; в зоопарке настоящий живой олень почему-то мне показался выше и больше. Тут и вошла Елена Дмитриевна и вполне недовольно быстренько выдворила нас. Так впервые я её увидела.

Таня спрашивает у меня шёпотом: