Читать интересную книгу Синдром удава - Борис Витман

По бокам колонны двигались бронетранспортеры с направленными на пленных пулеметами. Между машинами шагали солдаты с автоматами в руках. В пути пристроили еще несколько колонн. К исходу дня общая длина колонны уже достигала нескольких километров.

Горестно смотрели местные жители на нескончаемый поток пленных. Выкрикивали фамилии в надежде, не отзовется ли кто из близких.

— Сколько же вас, родимые, — раздался женский голос. — Уже второй день мимо нас идете, а конца не видать!

Собравшись с силами, я приподнялся и окинул взглядом нашу колонну. Наша повозка в этот момент как раз въезжала на небольшую возвышенность. То, что я увидел, трудно было себе представить и описать. Извивающаяся лента вытянулась настолько, что не видно было ни начала, ни конца. И голова, и хвост колонны скрывались за горизонтом. Сколько же тут нас было?..

Мысленно прикинул: в обозримом пространстве в обе стороны на длине примерно в 8 километров могло разместиться не менее 4 тысяч шеренг (даже при дистанции между движущимися шеренгами в 2 метра), или 4000 х 20 80 000 человек. Примем это количество пленных за одну условную колонну длиной 8 километров. При минимальной скорости движения 4 километра в час колонна пройдет мимо определенной точки отсчета за 2 часа, а за день (8 часов) может пройти четыре таких колонны, или 4 х 800 000 = 320 000 человек за один только день! Не мог поверить... решил посчитать по-другому.

Предположим, что каждая шеренга успевает пройти условную точку отсчета в среднем за 1,5 секунды, за один час пройдет 2400 шеренг, а за день 2400 * 8 = 19200 шеренг, или 19 200 * 20 = 384 000 пленных только за один день. А если за два дня? Да еще учесть огромное число убитых и тяжело раненных?

Трудно выговорить эту умопомрачительную цифру наших потерь всего в одной операции. Трудно поверить в такое количество погубленных человеческих жизней в результате «неудачи наших войск под Харьковом», как скромно потом назовут эту, вероятно, самую ужасную трагедию Второй мировой войны. Приведенный здесь расчет построен на увиденном собственными глазами и подтвержден жителями, свидетелями этого бесславного зрелища.

По тогдашней сводке Совинформбюро наши потери составили:

5 тысяч убитых и 70 тысяч «пропавших без вести», превратившиеся позднее усилиями целой когорты военных историков и энциклопедистов, более чем через четверть века, в «наши общие потери» под Харьковом весной 1942 года всего в 250 тысяч человек!

Но как тогда объяснить, что именно на этом направлении немецкие войска всего за два последующих месяца совершили многосоткилометровый бросок до Сталинграда на Волге с захватом огромной территории вплоть до Северного Кавказа?.. По данным немецкого командования, потери Красной Армии в Харьковской операции составили более 400 тысяч человек только пленными. Здесь надо принять во внимание, что это произошло не в первые месяцы войны. Уже была победа наших войск под Москвой (потери от которой тоже пора бы посчитать добросовестнее и научнее, — они, победные, будут недалеки от харьковских разгромных). Уже успешно прошли осенние и зимние наступательные частные операции на многих участках фронта. Стал очевидным провал гитлеровского блицкрига. Наметился некоторый перелом в нашу пользу. Скачок вермахта оказался возможным из-за огромного образовавшегося пробела в нашей обороне в результате «неудачи» под Харьковом. Он действительно поставил под угрозу само существование нашего государства. Потерю почти миллионного войска со всем вооружением не так-то просто было восполнить. Только к концу 1942 года удалось заполнить эту гигантскую брешь, остановить продвижение немцев и собрать силы для нового наступления.

Откуда же такая огромная цифра наших Потерь? Ведь если верить опубликованным данным, в харьковском наступлении участвовало всего 640 тысяч наших войск.

Уже тоща, во время нахождения в разведгруппе фронта, мне стало известно, что в этой операции помимо трех основных армий Юго-Западного фронта будут участвовать и другие войсковые соединения, переброшенные с других фронтов или из резерва. Они были включены в состав трех основных армий. Это держалось в строжайшем секрете в целях дезинформации противника (и своего народа, в случае неудачи).

После провала наступления об этих частях нигде не упоминалось. Кроме того, наступление поддерживали части двух соседних фронтов, так же понесших большие потери.

Общее, так и не названное действительное число участников этого наступления, превышало миллион человек. (В свидетельствах участников харьковского сражения, кроме трех основных армий, назывались 9-я, 54-я, 38-я армии, 103-я стрелковая дивизия, прибывшая из Самарканда, и другие.)

Все это гигантское войско, вся эта трудноисчислимая масса людей всего несколько дней тому назад представляла собой огромную силу. Ту силу, с помощью которой командование — во главе с маршалом Тимошенко — намеревалось «полностью и окончательно освободить от захватчиков всю Украину!..»

Теперь плененные, без толики своей вины униженные, отторгнутые и преданные анафеме, шли, изнывая от жажды и голода. Жители близлежащих деревень выходили к колонне, но их не подпускали близко. Тех, кто пытался передать или перекинуть кусок хлеба, картофелину или протянуть кружку воды, отгоняли прикладами. Если кто-то пытался выйти из строя, чтобы принять подаяние, тут же раздавался выстрел. Иногда как предупреждение, а иногда — без промаха, наповал.

Когда на пути встретился перелесок, двое из нашей колонны бросились в сторону, надеясь успеть добежать до него. Но пули настигли их раньше.

Время от времени выстрелы раздавались снова, оставляя на пути следования вехи-трупы. Убитых, на устрашение живым, не убирали. Пленных шали безостановочно, не давая ни пить, ни есть. Только с наступлением сумерек была дана команда остановиться и сесть. Смертельно уставшие люди, как подкошенные, валились на землю и тут же засыпали. Те, кого команда застала в сырой низине, вынуждены были провести ночь в хлюпающей жиже, образовавшейся под ногами людской лавины. Вставать и сходить с места запрещалось.

Едва рассвело, пленных подняли и пошали дальше. Тех, кто не смог встать, конвоиры поднимали прикладами и коваными сапогами. Снова слышались короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы. Палило солнце. Жажда становилась все нестерпимее.

Видел, как несколько человек, шедших за повозками, бросились пить еще не успевшую впитаться в грунт пенистую лошадиную мочу.

Только к вечеру третьего дня нас пригнали к месту назначения. Это снова была окраина Харькова, где остановилось наше наступление. Здесь все уже было подготовлено для размещения многотысячной людской массы. Огромная территория огорожена колючей проволокой в два ряда и разделена на несколько загонов. В одном из них были установлены три больших котла, похожих на те, в которых варят асфальт. Котлы заполнили водой и развели под ними огонь. Выстрелами из карабинов охрана прикончила лошадей, привезших раненых. Туши разрубили на куски и бросили их в котлы, где вода уже начала закипать.

За этой процедурой наблюдали тысячи голодных глаз. Немцы покинули загон. У котлов остались только повара из числа наших пленных. Этого только и ждала вся огромная масса людей В одно мгновение она смела заграждения между загонами в неудержимо устремилась к котлам. Те, кто подбежали первыми, успели выхватить из кипящей воды куски конины. Но их тут же подмяли под себя те, кто напирали сзади. В считанные секунды котлы скрылись под облепившими их людьми. Раздались душераздирающие крики. Они вывели из оцепенения охранников, и те сделали несколько выстрелов в воздух. Но это никого не остановило. Люди по опрокинутым телам продолжали карабкаться на котлы. Задние сталкивали в кипящую воду передних. Лишь после того как охрана открыла огонь по людям и уложила несколько человек, людская волна отхлынула назад.

Прежде чем началась организованная раздача похлебки, пришлось сначала вылавливать из котлов сварившиеся трупы с неестественно огромными, вылезшими из орбит глазами. Количество желающих получить порцию такой похлебки заметно убавилось.

После завершения Харьковской операции гитлеровцы стали использовать пленных на устройстве и ремонте дорог. Те, кто попадал в рабочие команды, получали, хотя и скудное, но все же регулярное питание. Это спасало от голодной смерти, а главное, давало надежду на побег. В команды немцы отбирали тех, кто поздоровее, и тех у кого была более или менее прочная обувь. При этом предпочтение отдавалось тому, кто хоть немного понимал немецкую речь. Я быстро сориентировался, и был включен в одну из рабочих команд.

Нас посадили в грузовик и после недолгого пути разместили в здании тюрьмы на Холодной горе (так называлось место в городе).

Лежа на нарах, я обдумывал варианты побега, отрабатывал легенду для передвижения йо дорогам, для предстоящих действий. Вынужденное безделье способствовало заживанию раны. Это продолжалось целую неделю. Потом нас снова погрузили в машины. После нескольких часов пути, когда уже начало темнеть, высадили на опушке леса у кирпичного сарая. В лесу, как выяснилось позже, размещалась саперно-вспомогательная часть. В сарае была разостлана солома. После жестких, голых нар тюремной камеры и долгой тряски в кузове грузовика она показалась пуховой периной.