— Прости, ба, — как заклинание шепчу. — Прости… Прости….
Свет фар ослепляет мое лицо, я ничего не вижу. Подхожу совсем близко. Прикладываюсь к бутылке и потом ложусь на мокрый асфальт перед блестящим капотом. Прямо под колеса.
Глава 6
Лицо заливает дождем, все вокруг плывет и размывается. Алкоголь сделал свое дело, все чувства притуплены. Нет ни страха, ни злости, ничего. Абсолютная пустота, что до дыр разъедает мою привычную необходимость быть правильной.
Надо мной склоняется лицо, но оно искажено игрой тени от автомобиля и слепящего света фар. Ничего не различить.
— Настоящая суицидальная попытка или глупый способ привлечь к себе внимание? — раздается над ухом. Голос ровный и спокойный, в нем ни капли раздражения или гнева, что я легла под колеса, ни каких-то пронизанных желанием ноток. Но он же преследовал меня.
— Хочешь познакомиться? — безучастно спрашиваю и тут же замолкаю, чувствуя, как мир начинает вертеться на лопастях вертолета. Нет, нет… только не это!
Едва успеваю перевернуться на бок, как меня выворачивает наизнанку и водка вместе с шампанским выходит обратно. Боже… Все вокруг сужается до грязной лужи, в которой я лежу. Теперь я сполна ощущаю себя на самом дне.
Как в каком-то фильме ужасов криво ползу к обочине, чтобы исчезнуть в овраге. Через минуту меня настигает чужое прикосновение, мягкое, но требовательное. Меня поднимают и ставят на колени. Мягкость тут же исчезает. Чужие пальцы с силой надавливают на мой рот, заставляя челюсть разжаться. Какого черта?
Пытаюсь развернуться и ударить рукой, отпихиваю от себя жесткие бедра. Но наглые руки удерживают мой рот открытым. Слабо мычу в попытке призвать помощь, в голове лихорадочно пульсирует мысль, что меня сейчас изнасилуют орально.
Однако совсем неожиданно в рот начинает заливаться чистая вода. Поперхнувшись от неожиданности, сплевываю, но манипуляции безжалостно продолжаются, нос зажат и мне приходится глотать. Вода стекает по подбородку, шее и груди, но это не важно. Я промокшая насквозь от дождя и луж, и это никакой роли сейчас не играет.
Меня заставили выпить, наверное, целый литр, прежде, чем отпустить. Покачиваясь на дрожащих коленях, не чувствуя впивающийся в кожу асфальт, я удерживаюсь в неприличной позе на ладонях. Через буквально несколько секунд, внутренности бунтуют и содержимое желудка вновь выходит наружу. Теперь уже алкоголь с водой. Мужская рука держит мои распущенные влажные волосы вверх. Какой, блядь, галантный.
Дрожь пробивает каждую клеточку тела, каждое нервное окончание, но все происходящее мне безразлично. Будто не со мной. Апатия не отпускает и когда мне умывают лицо остатками воды из бутылки. В свете фар и звуке почти неслышного мотора, я все еще различаю дождь. Слышу барабанную дробь, это падают капли на капот. Вижу золотистые косые линии.
Глаза слипаются, уплывающее сознание отмечает, что конечностям холодно. Вот бы уснуть долгим сном, проснуться, а это всего лишь кошмарный сон. У меня моя прежняя жизнь и повседневные заботы. Ни единой лжи между мной и близким мне человеком. Беззаботные выходные с друзьями. Как все быстро полетело к чертям.
В теле необычайная невесомость, оно парит, легкое и эфемерное. Внезапно понимаю, что меня несут на руках. Руки сильные и крепкие, как и хватка. Мне не вырваться, даже если бы я не была пьяной.
Ах, какая я глупая. За один чертов вечер подвергла себя риску множество раз. Совершенно наплевала на свою жизнь. Так, может это и справедливо, что у меня ее забирают? Может, я недостойна?
Прижавшись к теплой шее незнакомца носом, вдыхаю легкий запах кедра и под ложечкой начинает посасывать от нехорошего предчувствия. Странное чувство дежавю, как будто все это со мной уже происходило.
Меня усаживают на пассажирское кресло, пристегивают ремень, фиксируя мое непослушное тело. На колени падает насквозь промокшая сумочка. Нужно достать телефон и позвонить в службу спасения. Но руки отяжелели, я не могу даже пошевелить пальцами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кто ты такой? Что тебе от меня нужно? — выдавливаю из себя осипшим голосом.
Горло саднит. Зубы, оказывается, уже давно отбивают чечетку. Вся кожа сплошь в мурашках от холода.
Тут же послышался шум печки.
Мне не отвечают, я пытаюсь сфокусироваться на профиле мужчины за рулем. Очков на мне нет, но я и без них вблизи вижу нормально. Вот только не будучи в хлам пьяной.
Все вокруг меня мажется темными мазками, уютное сиденье и тепло автомобиля радушно предлагают вырубиться. За окном мелькают заправки, лес. Много леса. Меня везут за город.
— Кто ты такой, мать твою? Куда ты меня везешь?
Острый профиль поворачивается как раз под уличным фонарем, и я начинаю различать черты лица. Волнистые темные волосы, тяжелый пристальный взгляд из под опущенных ресниц, словно высеченные из камня скулы. Красиво очерченные губы раздвигаются в до боли знакомой ухмылке.
— Даже обидно, что ты меня не узнала, Саша.
Да, теперь сомнений быть не может. Куда-то в лес меня везет Ян Истомин. Закрыв глаза, я обессиленно падаю в пустоту.
Глава 7
Очнулась от настойчивой вибрации телефона, слышимой совсем рядом. Еле разлепив глаза, тянусь к тумбочке, на которой мерцает экран. В комнате темно, ни черта не видно. Звонит бабушка. Резко усевшись в кровати, тут же охаю, когда в висок пинает железная нога похмелья. Поморщившись, пытаюсь собраться с мыслями.
Телефон продолжает настойчиво вибрировать.
— Алло? — голос высохший и скрипучий, я пытаюсь прочистить горло.
— Саша, ты как там? — спрашивает бабушка, и мне на миг кажется, что она все знает. Знает, где я была вечером. Что делала. Как убегала из отеля и блевала на обочине.
Стоп, Саша. Успокойся. Откуда ей об этом знать?
— Нормально, — пытаюсь говорить непринужденно.
Но попытка с треском проваливается, когда черная простыня оседает и сбивается на бедрах, и я с ужасом вижу, что на мне нет одежды. Судорожно проверяю под простыней, и тут же чувствую, как все лицо бросает в горячую краску. На мне нет ничего. Ни единого клочка одежды.
— Проект сделали? — доносится в трубке голос.
— А? Да-да. Сделали, — бормочу, ныряя обратно под ткань и накрываясь с головой. Боже, что тут произошло?
— Ну, не буду вам мешать. Я просто хотела сказать, что соседка, Нина Васильевна, зовет меня с собой на дачу. Съезжу с ней, дома не очень хочется сидеть одной.
— Да, конечно, ба, поезжай. Я… — вылезаю и насторожено оглядываюсь, но в комнате, кроме меня, никого нет. — Я буду вечером.
Закончив разговор, я встала, по-прежнему удерживая простынь и прикрываясь, и прошла к окну. Распахнув тяжелые портьеры, сощурилась — в глаза ударил яркий свет. На улице уже светло. На меня смотрел глухой хвойный лес. В комнате жутко пахло перегаром, поэтому я распахнула окно, впуская свежий сентябрьский воздух.
Обернувшись, уставилась на огромную чужую комнату.
Королевского размера кровать со столбиками и балдахином, но выглядевшая при этом современно, темно-серые, будто голые, бетонные стены. Тумбочка у кровати, странная картина на стене. Перевернутый вниз крышами, под землю, город. Тоже в мрачных серо-черных тонах. На полу черный мягкий ковер. И, казалось, отсутствие ярких светлых цветов должно угнетать и делать обстановку мрачной, но почему-то все здесь было цельным и даже приятным. Каждая вещица подходила другой.
Холостяцкая комната. Это спальня Истомина? Он здесь спит?
Почему-то была уверена, что да. Все на это указывало. Подойдя к дверям в стене, открыла огромные створки. Просторная гардеробная с полками и вешалками, размером с бабушкину квартиру. Всюду только мужская одежда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— едко шепчет внутренний голос.
Свое платье я так и не обнаружила. Как и белье. Ни под кроватью, ни в огромной, отделанной мрамором ванной комнате (конечно же, черной). Нигде не было.
Закрыв дверь спальни на щеколду, и, на всякий случай, придвинув кресло, я бросилась в душ, приводить себя в порядок, поскольку состояние мое было плачевное. Волосы спутались и висели тусклыми паклями, грязные и неухоженные. Под глазами разводы от туши, набитые ватой мешки под глазами. И запах. Боже мой, какой от меня шел отвратительный запах. Словно я в помойке всю ночь ковырялась.