— Давай-ка наведем порядок, — говорит бабушка, едва войдя в квартиру. Она протягивает свое пальто Йенне, чтобы та повесила на вешалку, и принимается носиться по всей квартире с тряпками, шваброй и средством для полировки. Вскоре вся квартира пахнет бабушкой.
Йенне это не нравится.
— Здесь бы все переделать… — говорит бабушка, стерев невидимые пятна с буфета. — Ей это не подходит.
— Что — это? — спрашивает Йенна, сидя с учебником за кухонным столом.
— Здесь все… не приспособлено, — отвечает бабушка, кивая на кухонные полки, и начинает переставлять миски, вазы и парадные тарелки с верхних полок на нижние. Йенна наблюдает за тем, как рыжая голова мелькает то тут, то там, заглядывая во все шкафы, чтобы проверить, обследовать, критически осмотреть: не дай бог чего упустить! Руки снуют над полками, звякая браслетами.
— Вот так вот! — самодовольно произносит бабушка, слезая со стула. — Это уже похоже на порядок.
Йенна ничего не отвечает. Она предпочитает не смотреть на приведенные в порядок шкафы — на приспособленные для больного человека шкафы.
В душевой — стул.
В стенном шкафу среди одежды — три парика.
На кухне у плиты — дозировочная коробочка с таблетками.
Запасной набор накладных грудей ждет в коробке.
В углу отдыхают костыли.
В квартире бабушка.
Среди всего этого — Йенна, которая идет в свою комнату, ложится на кровать, закрывает глаза, зажимает уши и говорит себе, что всего этого на самом деле нет.
Глава 14
Лучшую мамину подругу зовут Марита.
Иногда, если мама возвращается из больницы усталой и вялой, Марита приходит в гости и приносит собственного приготовления мармелад, варенье, желе, пироги и прочие вкусности.
Мама почти не ест Маритины гостинцы — ее может вырвать. Но это неважно, говорит Марита, можно ведь оставить на потом, когда станет лучше, или просто смотреть на еду, это тоже удовольствие, а можно и выбросить потом. Но приносить гостинцы я буду. Всегда приносила и буду приносить, говорит она.
От слов Мариты у мамы на глаза наворачиваются слезы, и она отвечает, что Марита просто чудо.
И у Мариты тоже наворачиваются слезы, и она говорит, что если кто и чудо, то это мама. И они обнимают друг друга. Долго.
Иногда Йенна почти ревнует маму к Марите, хотя и понимает, что это просто смешно. Ей же тринадцать, господи, в тринадцать лет уже не ревнуют маму к друзьям!
Иногда Йенне кажется, что мама это замечает и поэтому устраивает девичник для них троих, выбрав вечер, когда чувствует себя лучше. Хотя бы немного лучше. Тогда Марита оставляет детей со своим непутевым, как она говорит, мужем и, надушившись, спешит к маме и Йенне. Марита никогда не звонит в звонок, она трижды стучит, распахивает дверь и входит со словами: «Эй, девчонки!» — и Йенна с мамой радостно откликаются. Потом откупоривается бутылка вина, и разговоры «между нами, девочками» продолжаются чуть ли не до самого утра. Йенне вина, понятное дело, не наливают: для нее мама готовит специальный напиток с соломинкой и ломтиком лимона, а бокал, в который наливается этот коктейль, заранее охлаждается в морозилке и покрывается красивыми морозными узорами.
— За нас! — восклицает Марита, как только все усаживаются поуютнее, и они поднимают бокалы, и бокалы звенят, и всем весело, и это настоящий девичник!
Марита всегда остается надолго.
Когда у Йенны начинают слипаться глаза, она кладет голову маме на колени, и плевать, что ей уже тринадцать. А мама и Марита все говорят ночь напролет, и зажигают новые свечи, и смеются, и подливают вина, и тихонько чокаются бокалами, чтобы не разбудить Йенну, которая все равно то просыпается, то снова засыпает. А Йенна обожает так лежать — лишь бы не в тишине, лишь бы не в темноте.
Здесь ей не страшно.
Здесь она под защитой от ненужных мыслей.
Здесь она может спокойно спать.
Но на этот раз Марита не приходит.
У мамы нет сил.
— Я могу остаться еще на пару дней, — говорит бабушка. — Я уже отпросилась с работы.
— Может, хватит и меня? — возражает Йенна.
Мама лежит в постели, бледная и усталая. Бабушка и Йенна стоят по обе стороны от кровати, как стражи.
— Я останусь, — решает бабушка и утирает капли пота с маминого лба. — Хочешь чего-нибудь, Лив?
Мама просит немного воды, а больше ничего, ничего, надо только отдохнуть, отдых и покой — вот все, что ей нужно. Бабушка кивает и выходит из комнаты. Йенна садится рядом с мамой. Хочет обнять ее, но останавливается на полпути. Мама не похожа на саму себя.
— Тебе помочь чем-нибудь? — спрашивает Йенна.
— Нет, милая, — отвечает мама. — Не надо, спасибо.
Йенна не уходит, а смотрит на маму, которая лежит под одеялом. Ей хочется рассказать о том, что учительница французского Элис похвалила ее произношение, что физрук Йорген все твердит, что Йенне надо серьезно заняться баскетболом, что Сакке почти поздоровался с ней в подъезде пару дней назад — ну, по крайней мере, кивнул.
«Вы что, правда говорите о таких вещах?» — спросила однажды Сюсанна, имея в виду парней.
Да, правда, говорят. Точнее, говорили.
Йенна тоже гладит маму по лбу, и ей так хочется сказать, что ей не хочется, чтобы бабушка оставалась у них, что ей хочется быть наедине с мамой, что она справится. Но нельзя. Йенна смотрит на маму и понимает, что так говорить нельзя.
— Вот и водичка! — щебечет бабушка, влетая в комнату, которая тут же снова наполняется запахом ее духов.
Мама берет стакан и жадно пьет большими глотками.
— А теперь пусть мама отдохнет, — говорит бабушка, гладя Йенну по голове. — Зови меня, если что-нибудь понадобится, Лив.
— Или меня, — добавляет Йенна.
Но мама не отвечает. Она засыпает еще до того, как бабушка уводит Йенну из комнаты.
Глава 15
Йенна сбегает из квартиры, которая за последние дни слишком уж пропиталась бабушкиным запахом, и идет с Сюсанной в кафетерий «У Карин». Туда ходит весь город. Сегодня там почти нет свободных мест, и Йенне с Сюсанной достается шаткий столик у самого окна. Оттуда хорошо смотреть на дождь за окном.
— Отлично! — говорит Сюсанна, и они садятся.
Йенна ставит на стол свою чашку с кофе. Вообще-то она не любит кофе, но сидеть в кафе с чашкой кофе — это как-то правильно. Чашка чая — тоже ничего, но кофе круче.
— Фу, — Сюсанна смотрит, как Йенна делает глоток. — Это что, вкусно?
— Да, — отвечает Йенна и кладет еще один кусок сахару.
Сюсанна смотрит недоверчиво, но ничего больше не говорит.
— Дома все нормально? — спрашивает она чуть погодя.
— А почему я, по-твоему, сюда сбежала? — отвечает Йенна.
Сюсанна вздрагивает, удивленно смотрит на Йенну и не знает, что сказать. Йенна спешит оговориться:
— Ну, бабушка сидит с ней все время, — объясняет она, мельком улыбаясь. — Для мамы это, наверное, хорошо. Но меня бабушка достала.
— Вообще-то бабушка у тебя добрая.
— Коровы тоже добрые. Она старая.
— Не такая и старая! Сколько ей, шестьдесят? Моей вообще сто лет, типа.
— Все равно, слишком старая, чтобы жить в нашей квартире.
Сюсанна кивает и пьет какао. Йенна давится своим кофе. Горький вкус пленкой обволакивает десны.
Нет.
Невкусно.
В эту минуту из курящей части зала доносится гогот: только сейчас Йенна видит, что там сидят Уллис и Карро, и еще Лиселотта и Юхан плюс Хенке и какие-то его друзья. Гогочет, конечно, Уллис. Кто же еще. Хлопает себя по джинсовым коленкам и чуть не задыхается, с ума сойти как смешно! Хенке хлопает одного из друзей по спине: «Жесть, блин, жесть какая!»
— Кому-то тут явно очень весело, — фыркает Сюсанна.
— У нее мама, кажется, пьет, — говорит Йенна.
Сюсанна разевает рот от удивления, какао капает на подбородок:
— Да ну!
— Да, по-моему, так и есть. Мне и раньше казалось, но теперь я почти уверена. Несколько раз видела ее в подъезде пьяной.
— Вот блин, — у Сюсанны довольный вид. — Так ей и надо.
— Да уж.
Йенна искоса смотрит на курящий уголок. Уллис сидит в центре дивана, обитого тканью с огромными коричневыми розами, и хотя эти диваны задвинуты в самый угол кафе, кажется, что Уллис находится в центре зала.
Где бы Уллис ни была, она всегда в центре.
У двери раздается звон, кто-то входит.
— О не-е-ет, — выдыхает Йенна, чувствуя, как близится внутреннее цунами.
Сакке, Тоббе и Никке. Вот кто входит в кафе. Мокрые от дождя волосы, челка Сакке свисает на глаза.
— О не-е-ет, — повторяет Йенна.
— Упс, — говорит Сюсанна. — Но они нас здесь не увидят. Так что все в порядке.
Йенна надеется, что не увидят.
Точнее, надеется, что увидят.
Сакке, Тоббе и Никке оглядываются по сторонам. Карин кивает им из-за прилавка, они кивают в ответ. «Мест нет», — шевелятся губы Карин. Те снова кивают. Вот и курящий уголок заметил новых посетителей.