Йенна призывно глядит на Сюсанну.
— Можешь идти одна, — говорит Сюсанна. — Ты все равно будешь только с Сакке обниматься.
— Да уж, прямо!
Йенна иронически фыркает, чтобы не показать, как внутри у нее все пузырится и искрит.
Обниматься с Сакке.
Сначала говорить с Сакке.
Потом обниматься с Сакке.
— Да уж, конечно, — повторяет Йенна. — Ни с каким Сакке я не буду обниматься, ясное дело. Мы вообще не из-за него туда пойдем. Ну, не только из-за него. Может, будет просто весело. Ну, правда ведь?
— Не знаю, — отвечает Сюсанна. — Я хотела пойти на конюшню.
— На конюшню можно когда угодно пойти! Ну давай, Сюсанна, ну сделай хоть что-нибудь крутое!
— С каких это пор дискотека — «что-нибудь крутое»? — Сюсанна мрачно смотрит на Йенну.
Йенна не отвечает, а только наклоняет голову, сжимает ладонь Сюсанны.
— Миленькая, добренькая Сюсанночка, ну пожа-алуйста.
Сюсанна улыбается. Такие уговоры она слышит с тех самых детсадовских времен.
— Ладно, пойдем, — сдается она, вздохнув, — правда, не очень тяжко. — Но не потому, что это круто.
— Ура-а! — Йенна обнимает Сюсанну так крепко, что очки снова чуть не слетают с носа.
— Осторожно! — хихикает Сюсанна.
— Ты и правда моя лучшая подружка! Вот увидишь, будет ужасно весело!
— Может быть.
И мама, и бабушка так радуются, когда Йенна сообщает, что вечером в пятницу не будет сидеть с ними дома и есть пиццу, — даже жалко их. Вообще-то Йенне не хочется оставлять маму одну. Но мама и слышать ни о чем таком не хочет. Похоже, и она, и бабушка решили, что дискотека — это до того великое событие, что Йенне начинает надоедать их преувеличенная радость, и она чуть не решает остаться дома.
Но остаться дома нельзя, конечно.
Просто нельзя, и все.
В пятницу, вернувшись из школы, Йенна застает дома не маму с бабушкой, а маму с Маритой.
— Привет, Марита! — Йенна бежит обниматься. Марита пахнет шампунем и кофе. — А где бабушка?
— Бабушка уехала домой, — мама улыбается. — Дедушке нужна ее помощь.
— Или тебе больше не нужна помощь, — добавляет Йенна. — У тебя такой бодрый вид!
Это и правда, и неправда. Конечно, мама бледная, как обычно, на лбу выступает пот, она так же морщится при каждом движении, но все-таки сегодня у нее более живой взгляд, в глазах блеск. Йенна решает, что дело в Марите.
Спасибо, Марита.
— Ох, как я рада тебя видеть! — говорит Марита, сжимая руку Йенны. — Давно не встречались.
— Марита будет у меня весь вечер, — объясняет мама. — И еще, смотри!
Мама протягивает руку к конверту, который стоит, прислоненный к вазе на кухонном столе.
— Это тебе, Йенна.
— Что это?
— Ну, назовем это моим вкладом в твой дисковечер! — мама подмигивает Марите, Марита подмигивает маме.
— Пройдемся по магазинам, детка! — восклицает Марита, радостно хлопнув в ладоши.
— Правда?
— Для дискотеки нужно что-нибудь красивое, — говорит мама. — Из тех брюк, которые ты всегда носишь, ты уже выросла. Правда, Марита?
И Марита соглашается: красные вельветки коротковаты. Поэтому вскоре Йенна и Марита уже носятся по всем магазинам города, от одного к другому, и перебирают блузки, разворачивают брюки, мнут свитера.
В каждом магазине у Мариты есть знакомый продавец, у которого она спрашивает совета.
— Ну как, Йенна? — с надеждой в голосе спрашивает Марита у очередной — наверное, сотой — примерочной.
— Плохо, — отвечает Йенна.
И это правда. Плохо. Йенна злобно смотрит в зеркало. Платье, которое она только что надела, было таким красивым на вешалке, таким прекрасным в Маритиных придирчивых руках, таким чудесным на крючке в примерочной, а теперь… Теперь оно на Йенне, и это не прекрасно, не красиво и не чудесно.
Какая же ты страшная, Йенна.
Правда.
Какая ты уродина.
— Можно посмотреть? — спрашивает Марита из-за занавески, и Йенна уже собирается ответить, что платье не подходит, что пора уходить, как вдруг за занавеской возникает новый голос.
— Подошло? — спрашивает голос и беззастенчиво отодвигает занавеску.
Застукали.
Наштукатуренная продавщица осматривает Йеннино тело и все его отсутствующие округлости.
— Не очень, — произносит Йенна извиняющимся тоном. Щеки горят, и она старается не смотреть на уродливую фигуру в зеркале.
Зачем смотреть? Она все равно знает, что там. Длинное, угловатое тело, серые пряди волос, вечно завивающиеся не в ту сторону, бесцветное лицо и грудь — не грудь, а два прыщика. Из-под юбки торчат коленки — кривые, красные, с синяками и царапинами, потому что Йенна вечно обо что-нибудь ударится: шкаф заденет, или стол, или кровать, да что угодно.
«Это все переходный возраст, — говорит бабушка, словно помнит, что это такое. — В пубертатном возрасте иногда нарушается координация движений».
Да уж, как же, пубертатный возраст! Грудь у Йенны болит так, что, кажется, лопнет, а расти не хочет. Месячных нет. На лобке три волосинки. И на прекрасную юную деву Йенна совсем не похожа.
Она просто уродина.
Возвращаются они все же с пакетами в руках.
С пакетами из «Джей Си», «Олене» и «Прессбюро», в которых лежат коричневые брюки и блузка и еще косметика, которую Марита выбрала для Йенны, плюс газета и бутылка минералки, которые Йенна захватила по пути для мамы.
— Но я же почти не крашусь, — пыталась Йенна возразить в «Оленсе».
— Тушь тебе не повредит, — ответила Марита. — Тушь — это здорово. Это тебе от меня. И немного теней, ладно?
Маме приходится помочь Йенне наложить тени. Это ужасно глупо, но получается как бы… красиво. И еще приятно, когда за тобой ухаживают, да и маме явно нравится такое занятие. Она очень, очень аккуратно наносит золотистые тени на веки Йенны, а потом просит Мариту принести оттенок посветлее, коробочка лежит в шкафчике над ванной.
— Если использовать несколько оттенков, получится красивее, — объясняет мама.
— Господи, какая же ты у нас красавица! — восклицает Марита. Мама полностью соглашается и даже достает фотоаппарат («хранить и помнить — это очень важно»). Наконец Йенна садится на велосипед и едет к Сюсанне, которая живет совсем близко. Там они немного посидят, а потом пойдут на дискотеку.
Глава 19
— Ты что, накрасилась? — спрашивает Сюсанна.
Йенна пожимает плечами и быстро закрывает за собой дверь.
— Это Марита подарила, — отвечает она. — Как-то невежливо не накраситься, раз уж подарили.
— Ну да, правда.
Сюсанна окидывает Йенну таким взглядом, будто не может решить, что думать. Вообще-то она против всяких таких штук: никогда не делает причесок, которые отнимают больше двух минут, и даже блеском для губ никогда не пользуется.
Йенна прячет взгляд, но в конце концов слышит неуверенный комплимент:
— Тебе все-таки идет… Красиво.
Йенна бросает взгляд в зеркало, и мурашки бегут по коже — сначала немножко, а потом все больше, когда она вспоминает, как приятно было бегать по магазинам с Маритой. Марита всегда такая веселая и радостная и к тому же молодо выглядит и довольно… ну да, клевая. Она предложила зайти в кафе и, пока они там сидели, рассказывала разные истории про своих чудаковатых коллег, а потом спросила Йенну про мальчиков, и Йенна немного рассказала.
— Ясное дело, надо действовать, — сказала Марита. — Даже думать нечего. Просто надо пригласить его на танец, понимаешь? Ну что ты потеряешь, Йенна?
И Йенна согласилась, и все это было так приятно. Приятно идти нормальным шагом и слышать цоканье каблуков, а не костылей. Не встречать удивленных, любопытных и сочувствующих взглядов, а видеть лица людей, которые думают: «Мать и дочь, какие милые, как им хорошо вместе». Йенна могла бы быть Маритиной дочкой. Своей у Мариты нет, только четыре сына. Йенна могла бы быть Маритиной дочкой, а Марита — Йенниной мамой.
Обычной мамой.
Но.
Так думать нельзя.
— Стефан внизу с друзьями, — сообщает Сюсанна, вешая Йеннину куртку. — Они тоже пойдут. Он сказал, что мы можем посидеть с ними, ха-ха!
— А девушка его тоже там? — спрашивает Йенна.
Она никогда не видела девушку Стефана, которую зовут Катта. Они всегда запираются на замок в комнате Стефана и даже замочную скважину заклеивают скотчем. Йенна и Сюсанна прекрасно об этом осведомлены, так как пару раз пытались подсмотреть.
— Нет! — восклицает Сюсанна. — Потому что знаешь что? Потому что они расстались!
— Да ну!
— Представляешь! Стефан так решил. Мама сказала, что несколько дней назад Катта вышла из его комнаты с убитым видом.
— Бедная.
— Да, но Стефан, кажется, доволен.
Сюсанна тычет пальцем в пол: из подвала доносятся застольные выкрики, звон и прочие пацанские звуки.