Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рассказал Дороти о том, что мне удалось узнать, и мы на неделю погрузились в подробное изучение дела Эрика, хотя, Дороти, могу поспорить, знала его наизусть. Однако как бы глубоко мы ни рыли, так ничего и не нашли. Все, что у нас было, это слова Джины Стоун «Гореть ему в аду». И это единственное, чем я мог апеллировать в разговоре с Эриком, но почему-то мне казалось, этого было не так уж мало. Главное – и я принял твердое решение – не отступать и не давать послабления. Главное теперь было долбить до конца, пока все стены форта Эрика Стоуна не рухнут. Для начала я решил еще немного подождать, чтобы мое появление стало для него неожиданностью.
Две недели спустя я снова пришел к Эрику, и он был неприятно удивлен этим.
– Я думал, ты больше не появишься, Миллер, – с порога заявил он.
– Ну, ты меня не знаешь, – спокойно ответил я. – Как себя чувствуешь?
– Прекрасно, – усмехнулся он. – Без тебя гораздо лучше.
Я смотрел на него совершенно другими глазами. Теперь я не злился, я даже хотел помочь ему. Я не знал, что скрывается за его броней, но теперь, по крайней мере, я был уверен, что там определенно что-то есть. Даже его ненависть и грубость были направлены не на меня. Да на меня ему, возможно, и вовсе было наплевать.
– Послушай, Эрик, – я решил больше ничего не скрывать от него и быть предельно честным. – Не буду юлить, мы с Дороти, с мисс Честертон, твоим адвокатом, не хотим, чтобы ты отправился в тюрьму. И, кажется, мы нащупали способ, как этого добиться, – я сделал паузу, чтобы понаблюдать за реакцией Стоуна.
Он подозрительно и недоверчиво смотрел на меня, не говоря ни слова.
– На самом деле, есть даже несколько способов. Все зависит от тебя и от того, насколько ты сам захочешь.
– Перестань, Миллер! – Отрезал он. – Ты же говорил уже со следователями, с врачами и еще с дюжиной людей, которых я никогда не видел. Ты все знаешь, что тебе еще нужно? Оставьте меня в покое!
– Да, но я также говорил и с твое матерью, – выложил я первый козырь.
Лицо Эрика моментально переменилось. Былой запал и напускная бравада уступили место растерянности и страху. Да, именно страху. В один миг передо мной снова оказался напуганный пятнадцатилетний мальчик. Он смотрел на меня широко открытыми глазами через все пространство небольшой комнаты и тяжело дышал. Он смотрел прямо мне в глаза и как будто не мог поверить услышанному, губы его между тем беззвучно произнесли: «Что?» Он стоял спиной к зеркальному стеклу, и поэтому только я один видел, как он задал этот немой вопрос.
– Я говорил с твоей матерью, Эрик, – медленно повторил я.
Он подошел ближе и сел напротив. Стоун молчал, но все, что он хотел сказать, было буквально написано на его лице, причем написано крупными буквами. Он как будто спрашивал: «Ну и что она сказала?». Но вслух парень по-прежнему не произносил ни слова.
– Ты знаешь, почему она оставила тебя с отцом после развода? – Это был второй козырь, но я уже сомневался, стоит ли продолжать.
Эрик был выбит из колеи и не знал, что ему делать, куда спрятаться. Он не ответил на вопрос, тяжело вздохнул, опустил глаза, встал со стула, отошел к стене и отвернулся. Я не решался больше ничего говорить, отчасти потому, что боялся того, что могу услышать. Но я чувствовал, Эрик был на пределе и малейший толчок взорвал бы его. Именно на это я и рассчитывал, но теперь мне вдруг стало страшно: все-таки одно дело, когда перед тобой раскрывает душу пятнадцатилетний мальчишка, и совсем другое, когда на тебя выливаются откровения взрослого двадцатилетнего парня. К тому же, это был далеко не простой парень. Я сидел там, захлебываясь собственной жалостью и опасениями, подбирая слова. Но слова были давно подобраны, и они были просты.
– Эрик, что сделал твой отец? – Выстрелил я в третий раз.
Ответа не было, и тогда я повторил свой вопрос.
– Что сделал твой отец, Эрик?
Стоун по-прежнему стоял ко мне спиной, но я видел, как медленно поднимаются и опускаются его плечи от резких глубоких вдохов и выдохов. Я видел, как он закрыл лицо ладонями и так простоял еще минуты две. Он был готов сдаться. Так просто, подумал я. Так всё было просто. Один-два правильных вопроса. Только сложность всегда и заключается в том, чтобы найти эти нужные вопросы. Если бы все мы всегда задавали правильные вопросы, возможно, мир был бы другим.
– Он изнасиловал меня, – наконец заговорил Эрик, опуская руки. – Меня и мою сестру, – Стоун говорил очень тихо и медленно, делая большие паузы между короткими предложениями, иногда повторяя сказанное. – Не раз и не два.
На этом он повернулся и смотрел теперь мне в глаза. По щекам его текли слезы. При этом он не всхлипывал и не рыдал. Просто слезы ручьями текли из его глаз, сам же Эрик как будто не замечал этого.
– Не раз и не два, Миллер. Много раз, – он сел напротив и уставился на меня.
Я весь вытянулся, потому что ощущение было такое, что он смотрел мне не в глаза, а в самую душу, и говорил все это кому-то, кто существовал только в глубине моего сознания.
– Первый раз, когда мне было двенадцать. Он сначала сделал это с ней. А потом сказал, чтобы я тоже. А если я отказывался, он избивал нас. И я сначала думал, пусть лучше бьет меня. Но он начинал бить и сестру. Поэтому я делал, как он говорил. У меня просто не было выбора. Я не мог поступить иначе. Я не мог ничего сделать. Господи! Мне же было двенадцать лет! Что я мог… – он остановился, закусил нижнюю губу и замолчал на несколько минут.
Я не знал, что сказать. Я был раздавлен и размазан со всем своим психиатрическим опытом и образованием. Я был чисто по-человечески впечатан в белую стену этой тесной комнаты. У меня ком стоял в горле, так что говорить было невозможно. Я смотрел перед собой и больше не видел жестокого малолетнего убийцу. Не то чтобы теперь я мог оправдать Эрика, просто то, что он сделал, уже не казалось преступлением. Он больше не был для меня преступником. Теперь передо мной сидел маленький мальчик, которому страшно не повезло в жизни, который в самом невинном возрасте попал в мясорубку, беспощадно перемоловшую все светлое, что в нем было. Вместо жестокости я видел теперь только трагедию без начала и без конца. Мне вдруг захотелось подойти к Эрику, обнять его, положить руку ему на плечо и сказать, что все еще может быть нормально. Но, во-первых, я прекрасно знал, что нормально ничего уже быть не может, а, во-вторых, я не мог не то что оторваться от стула, я не мог даже пошевелиться. Но, как выяснилось, это была далеко не вся история, и через несколько минут Эрик продолжил.
– Потом мама забрала Дженни. А я остался. Я не знаю, почему она это сделала, – он закрыл глаза ладонью, сжал зубы и выдохнул. – По пятницам к нему приходили друзья. Они напивались. А потом приводили меня в эту комнату внизу. Я ненавижу пятничные вечера, – он вновь посмотрел мне прямо в глаза, уткнулся в ладонь и продолжил. – Потом меня отсылали к себе. Когда они уходили, он, бывало, снова звал меня. А если я не приходил… – Стоун вздохнул и поднял голову к потолку. – В общем, я приходил. И он снова мог делать это. Или бил меня. Когда бил, было не так уж плохо. Я даже думал, хоть бы он снова избил меня…
Эрик продолжал говорить, а мне хотелось закричать, чтобы он замолчал. Я уже все понял, и мое сердце просто разрывалось. Мне хотелось, чтобы парень остановился, но я сам вызвал этот поток, и теперь обязан был принимать все таким, как есть.
– И вот в один такой вечер, после того как его друзья ушли, я пошел к нему в комнату. Снял со стены ружье, открыл ящик, где он хранил патроны. Ключ я украл раньше. Я зарядил ружье и спустился вниз. Когда я вошел, он сидел ко мне спиной в своем кресле. Он крикнул, чтобы я убирался. А я просто подошел и наставил на него ружье. Потом в газетах писали, что я смотрел ему в глаза. Да мне насрать было на его глаза! Я спустил курок сразу, как оказался перед ним. И знаешь что, Миллер? – Он снова посмотрел на меня, пронизывая остатки того, что еще позволяло мне держаться, своими серо-зелеными глазами, и почти шепотом добавил. – И знаешь, если бы все вернуть назад, я бы снова сделал это. Только раньше.
Да я бы и сам пристрелил ублюдка, подумал я про себя. Теперь, зная все, видя полную картину произошедшего, я бы не только лично придушил отца этого парня, я бы наградил Эрика медалью за заслуги перед отечеством. Но вместо этого, единственное, что я мог, это попытаться сделать хоть что-нибудь, чтобы парень не попал в тюрьму.
Если вы спросите меня теперь, считаю ли я, что Эрик Стоун заслужил наказание за убийство, которое совершил в четырнадцать лет, я отвечу – нет. Более того, я скажу вам, что он совершенно не заслуженно провел столько лет в колонии для несовершеннолетних. Я буду доказывать вам это с пеной у рта, я буду до последнего стоять на стороне Эрика, что бы вы мне ни говорили, какие бы доводы ни приводили.
- Зимняя и летняя форма надежды (сборник) - Дарья Димке - Русская современная проза
- Тяжелая рука нежности - Максим Цхай - Русская современная проза
- Девочка из провинции - Алла Холод - Русская современная проза
- Убийство городов - Александр Проханов - Русская современная проза
- Высоко-высоко… - Яна Жемойтелите - Русская современная проза