Читать интересную книгу Прерванное молчание - Катя Райт

– Нет, Эрик, не курю, – ответил я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на парня и не заключить его в крепкие объятья.

– Вы что, купили сигареты специально для меня?

– Да, а что в этом странного!

– Зачем? – Эрик пожал плечами.

– Что значит зачем? – Переспросил я и поймал себя на мысли, что действительно не совсем понял, о чем толкует парень.

– Зачем вы купили для меня сигареты?

И вот эта фраза меня расстроила, потому что сказана она была совершенно определенным тоном, который очень даже мог означать: «Нет, чувак, я все равно тебе ничего не скажу». Однако я быстро собрался и решил продолжить беседу в непринужденной манере, не свойственной большинству людей моей профессии.

– Знаешь, Эрик, – начал я. – Не стану притворяться! Да и вообще, к черту все эти условности! Я очень рад наконец услышать твой голос!

– Просто… Спасибо за сигареты, мистер Миллер, – он кивнул.

– Если тебе еще что-то нужно, ты говори, не стесняйся.

– Я бы хотел… – он задумался, и я на секунду испугался, что он снова сейчас замолчит на долгое время, но Эрик продолжил. – Книгу.

Вот это была несказанная удача! Интересно, что хотел почитать этот мальчик. Тут я поймал себя на мысли, что уже не думаю о нем как о жестоком убийце. Он был для меня испуганным несчастным ребенком. И если честно, мне это не понравилось, потому что, прежде всего, я должен был помнить, кто сидит передо мной, но я не мог справиться с охватившим меня счастьем от нашего общего прорыва.

– Какую книгу, Эрик? Какую книгу ты бы хотел? Думаю, это не будет проблемой.

– А вы сможете достать любую? – Интонации его не менялись, голос был так же спокоен.

– Думаю, да, – сказал я и тут же осекся.

Нельзя было обещать того, чего не сможешь выполнить, особенно теперь, когда он начал говорить со мной. А вдруг он попросит у меня трагедию «Эдип» или «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Как простой обыватель и большой любитель литературы, я считал, что Сэлинджер не таил в себе никакой опасности. Но как психиатра меня не мог не настораживать тот факт, что именно этой книгой был одержим Джон Хинкли и именно эта книга вдохновила Чепмэна на убийство Леннона. Хотя я до сих пор не понимаю, что люди находят в этом романе. Мне кажется, его революционный дух сильно преувеличен. Однако наш парень оказался куда более просвещен и оригинален. Эрик попросил принести ему «Праздник, который всегда с тобой». Я растерялся: Хемингуэй был последним из писателей, чье имя я ожидал услышать от малолетнего преступника.

– Тебе нравится эта книга? – Спросил я.

– Да, – ответил Эрик.

– Хорошо, я спрошу у доктора Мэтьюса. Думаю, он разрешит.

Рассуждая о Хемингуэе и психических расстройствах, я вдруг осознал, что, в самом деле, более близких понятий, чем Хемингуэй и ружье, нельзя себе, пожалуй, представить. Однако тут же прогнал от себя эту крамольную мысль и обратился к Эрику.

– Ты что-нибудь еще читал из Хемингуэя?

– Нет, только это.

– А что-нибудь знаешь об авторе?

– Нет, только то, что он жил в Париже, – с этой фразой в душе воцарился покой.

Раз парень не знал ничего про ружье, значит, можно было расслабиться.

После того, как мы попрощались с Эриком, я отправился в кабинет к доктору Мэтьюсу, где меня встретили радостные крики поздравлений. Я скромно поблагодарил коллег за поддержку и отметил, что впереди еще много работы, а времени оставалось совсем мало. К тому же, у меня был только один следующий день, чтобы перечитать «Праздник, который всегда с тобой» и постараться хотя бы предположить, что именно привлекло малолетнего преступника в этом невинном произведении. Да, Эрик Стоун был жестоким убийцей, и я гнал от себя все, что могло убедить в обратном. Не стоило обольщаться по поводу его внешности, приятного голоса и безупречного литературного вкуса.

По пути домой я зашел в книжный и купил два экземпляра: один – для Эрика, другой – для себя. Вернувшись в номер отеля, где я жил уже два месяца, и который стал для меня практически вторым домом, я позвонил жене. Мы долго говорили, она рассказывала, что готовит на ужин и как им меня не хватает. Потом я попросил позвать к телефону нашу дочь. Я просто обязан был задать ей один очень важный вопрос.

– Милая, ты читала «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэя?

– Что?

– «Праздник, который всегда с тобой» Эрнеста Хемингуэя?

– Нет, не читала. А что?

– Да так, ничего. А как думаешь, кто-нибудь из твоих друзей читал?

– Думаю, что нет, но, если хочешь, я могу поспрашивать в школе.

– Нет, не стоит, я все понял.

– А что, интересная книга? – Хихикнула дочка.

– Многим нравится, – ответил я.

Мы поговорили еще немного и попрощались.

Следующий день я посвятил чтению. И хотя книга небольшая, я читал очень внимательно, выбирая моменты, которые можно было бы обсудить с Эриком. Наконец я закончил и решил встретиться с Дороти, чтобы поговорить о дальнейшей стратегии и линии поведения с нашим «обаятельным убийцей». Именно так я назвал его про себя, и меня это напугало. Когда я позвонил Дороти, она как раз дочитывала «Праздник, который всегда с тобой». Могу поспорить, и Мэтьюс, и весь персонал клиники засели этим вечером за Хемингуэя.

На следующий день я вновь пришел к Эрику. Мы поздоровались – он приветствовал меня кивком головы. Я выложил на стол сигареты, зажигалку и протянул книгу.

– Спасибо, мистер Миллер, – поблагодарил Стоун.

Я решил не тратить попусту время и сразу перейти к беседе, которая, как я предполагал, должна была быть долгой и познавательной. Но с этим парнем никогда нельзя было знать ничего наперед.

– Почему тебе нравится эта книга, Эрик?

– Не знаю, – он пожал плечами.

– И все-таки, если подумать? Меня, например, захватывают описания Парижа, – это была чушь. Никакие описания меня не захватывали, да и много ли описаний у Хемингуэя, которые действительно могут захватить, но надо же было с чего-то начать. – Ты был в Париже?

– Нет.

– Тогда что? Любовная история?

Эрик снова молча пожал плечами.

– А та глава, про Скотта Фицджеральда, как тебе?

– Мне нравится.

– Ты читал Фицджеральда?

– Нет.

– Ты еще что-нибудь читал? Какие книги ты любишь?

Эрик снова пожал плечами, потом очень серьезно посмотрел на меня и сухо сказал:

– Спасибо, мистер Миллер, за книгу. Но если вы думаете, что я стану говорить о себе, то нет, не стану, – он достал из пачки сигарету и закурил, снова жадно и глубоко затягиваясь.

– Эй, парень, ты о чем? – Я был расстроен таким заявлением.

– Вы же теперь ждете, что я начну рассказывать о себе и о том… В общем, не стоит. Спасибо за сигареты и все такое.

– Эрик, не надо так сразу… – я, честно говоря, растерялся. – Почему бы нам просто не пообщаться, не поговорить о… Да, о чем угодно!

– Мы уже достаточно поговорили, мистер Миллер, а вы уже и так достаточно всего знаете из моего дела.

Я был поражен тем, насколько зрело и серьезно рассуждал этот мальчик. И еще больше тем, насколько он был категоричен. Однако, справившись с вновь заставшими меня врасплох эмоциями, я решил идти до конца.

– Послушай, Эрик, то, что я знаю из твоего дела, не имеет никакого значения, потому что, если ты не начнешь с нами сотрудничать, если не поймешь, наконец, что мы на твоей стороне, то через несколько месяцев отправишься отсюда прямиком в тюрьму, сначала – для несовершеннолетних, а потом – во взрослую. И знаешь, это не самые лучшие места. Он только пожал плечами. Я еще долго говорил ему о том, что ему следует больше доверять своему адвокату и мне. Я даже рассказал ему про возможное признание его невменяемым, что практически гарантировало бы его помещение в клинику, но на все мои пылкие речи он отвечал лишь, мотая головой. И теперь это совершенно определенно означало, что он мне ничего больше не скажет.

Оставшееся время мы провели на том же уровне, с которого начинали: Эрик сидел напротив, кусал губы, курил и не говорил ни слова. При этом несколько раз – могу поклясться – я замечал в его взгляде настоящую мольбу. Он как будто отчаянно просил оставить его в покое.

Через три с половиной месяца Эрик предстал перед судом. Когда мы виделись в последний раз, он лишь сказал: «Прощайте, мистер Миллер», – и протянул мне книгу, но я ответил, что он может оставить ее. Это был его шестнадцатый день рождения. Эрик как всегда много курил и большую часть времени смотрел куда-то мимо меня, мимо белых стен. У меня же по-настоящему сжималось сердце – за это время я успел привязаться к мальчику, хотя и старался ни на минуту не забывать, что он был преступником, и не просто преступником, а настоящим убийцей, который, похоже, даже не раскаивался в том, что сделал. И все-таки, мне было жаль его. В глубине души я понимал, что тюрьма никого не исправляет – она только делает из оступившихся людей настоящих монстров. Я смотрел на шрамы, которые остались на запястьях Эрика после попытки самоубийства в том специнтернате: они были небольшие и аккуратные, если так вообще можно сказать о шрамах, и пересекали рисунок вен на обеих руках под прямым углом.