Читать интересную книгу Старец Горы - Сергей Шведов

– Я попытаюсь уладить ваши разногласия с графом Тулузским, – негромко произнес архиепископ Даимберт. – А ты благородный Боэмунд тем временем выводи своих людей из Латтакии.

Граф Антиохийский вспыхнул, сжал огромные кулаки и раненным зверем глянул на собеседника. Однако папский легат его гнева не испугался, лицо его продолжало сохранять благостное выражение, а большие карие глаза прямо-таки лучились добротой.

– Все еще только начинается, сын мой. Тебе следует для начала исполнить взятый на себя обет и преклонить колени перед Гробом Господним. Возможно, там, в Иерусалиме, ты найдешь союзников в лице патриарха и короля, точнее Защитника Гроба Господня.

– Вряд ли Готфрид Бульонский станет мне помогать, – поморщился Боэмунд. – Наши личные отношения всегда оставляли желать много лучшего.

– Хочешь сказать, что благородный Готфрид готов передать Иерусалим басилевсу Византии? – нахмурился Даимберт.

– С какой же стати?! – возмутился Боэмунд.

– Вот и я так думаю, сын мой. Не говоря уже о папе Пасхалии. Мы проливали кровь и свою, и чужую вовсе не для того, чтобы плодами наших побед воспользовался Констнтинополь.

– Понимаю, – задумчиво произнес Боэмунд.

– Конечно, вы все принесли оммаж императору Алексею, но еще раньше вы дали клятву Богу, и освободить от этого обета вас не может ни государь, ни даже святая матерь церковь.

– Значит, я могу рассчитывать на твою поддержку, Даимберт? – прямо спросил.

– Архиепископ может многое, но патриарх Иерусалимский – еще больше, надеюсь, что ты это понимаешь, Боэмунд.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы Иерусалим обрел, наконец, достойного патриарха, способного оберегать не только Гроб Господень, но и интересы его доблестных защитников.

– Мы думаем с тобой сходно, Боэмунд, – ласково улыбнулся собеседнику Даимберт. – И это вселяет в мое сердце надежду.

Благородный Раймунд с трудом сдерживал рвущийся из груди гнев, ибо пролиться этому гневу пришлось бы на повинную голову Даимберта, который был не только архиепископом города Пизы, но еще и папским легатом. Ссориться с Пасхалием, совсем недавно сменившим на многотрудном поприще ушедшего в мир иной Урбана, Сен-Жиллю не хотелось. По слухам, новый папа обладал твердым характером и намеревался продолжать политику своего предшественника в отношениях с государями. Граф Тулузский, безусловно, готов был поддержать святую церковь, когда она боролась с королем Филиппом или императором Генрихом, ущемлявших права не только святого престола, но и своих вассалов, но он полагал, что чрезмерное вмешательство клириков в мирские дела не сулит ничего хорошего христианскому миру. Богу богово, а кесарю кесарево. Не нами это сказано, не нам этот принцип менять.

Архиепископ Даимберт охотно признал свою вину. При этом он ссылался на благородного Боэмунда якобы введшего его в заблуждение. Граф Антиохийский утверждал, что византийцы лютые враги христианского воинства и тайные пособники их врагов сельджуков. О том, что Латтакия принадлежит графу Тулузскому, архиепископ узнал только вчера и тут же поспешил увести пизанский флот из гавани. Флот Даимберта действительно ушел из Латтакии в порт Святого Симеона, но рассеянные пизанцы почему-то забыли вернуть имущество и ценности, награбленные у местных обывателей, хотя устами своего вождя признали, что сделали это не по злобе, не из жадности, а исключительно по ошибке.

– Могло быть и хуже, – попробовал утешить Раймунда шевалье де Сент-Омер, но понимания не встретил. Положение графа Тулузского в чужой земле становилось все более шатким, и он не мог этого не понимать. К сожалению, об этом стали догадываться и вассалы. И не только догадываться, но и делать выводы. Первым от благородного Раймунда сбежал Бернар де Сен-Валье, о чем граф, к слову, нисколько не жалел. А вот переход на сторону Готфрида Бульонского шевалье де Картенеля Сен-Жилль воспринял крайне болезненно. Благородного Годемара он числил едва ли не самым преданным из своих вассалов. Но неудачи, сыплющиеся на голову сюзерена, способны поколебать даже самые верные сердца.

– По слухам, Боэмунд собирается в Иерусалим вместе с архиепископом, дабы поклониться Гробу Господню, – заметил словно бы между прочим шевалье де Пейн. – Думаю, что в ближайшие месяцы мы сможем спать спокойно.

– Вот именно – спать! – Раймунд с такой силой трахнул кулаком по столу, что кубок итальянской работы, забытый во дворце слугами Боэмунда, подпрыгнул и опрокинулся. К счастью, кубок был пуст, и ни капли вина не пролилось на шерстяные шоссы расстроенного неудачами Сен-Жилля.

– Мне понравился Ливан, – произнес спокойно Сент-Омер, словно бы не заметивший вспышки графа. – А Триполи считается самым богатым городом побережья, богаче Антиохии, не говоря уже об Иерусалиме.

– И укреплена она не хуже, – дополнил умного шевалье граф Серданский.

– Вот я и говорю, – продолжил свою мысль Годфруа, – нам нужен могущественный союзник, обладающий флотом и армией.

– Ты каирского халифа имеешь в виду? – засмеялся легкомысленный Гильом.

– Нет, – покачал головой Сент-Омер. – Алексея Комнина. В конце концов, Боэмунд Тарентский, Готфрид Бульонский, не говоря уже о молодом Болдуине, затаившемся в Эдессе, – самозванцы. А местные христиане считают своим законным государем Алексея Комнина. Они помогали нам только потому, что считали нас его вассалами, как только сирийцы, греки и армяне поймут, что это не так, их отношение к крестоносцам изменится.

– Хочешь сказать, что нас ждет война не только с сарацинами, но и с Византией? – нахмурился граф Серданский.

– Ты читаешь мои мысли, благородный Гильом, – горько усмехнулся Сент-Омер. – Или ты думаешь, что басилевс уступит нам без боя земли, которые он считает своими? И не без оснований, между прочим.

Благородный Раймунд, поначалу с раздражением слушавший рассудительного шевалье, постепенно успокаивался. Ход мыслей благородного Годфруа показался ему интересным. Война крестоносцев с Византией в нынешней ситуации обернулась бы катастрофой для всего христианского мира. Это понимают если не все, то многие. Но, пожалуй, только один человек способен ее предотвратить, и этот человек – граф Тулузский. В конце концов, почему бы благородному Раймунду не стать легатом Алексея Комнина на землях, отвоеванных у сельджуков и арабов? Подобный статус сразу же возвысит его над Готфридом и Боэмундом, а поддержка византийского флота не будет лишней при завоевании Триполи.

– Я отправляюсь в Константинополь, – возвестил своим соратникам Сен-Жилль. – Сент-Омер поедет со мной. Латтакию я поручаю тебе, граф Серданский. Надеюсь, ты сумеешь удержать ее до моего возвращения. Я еще не сказал своего последнего слова, шевалье.

Годемар де Картенель чувствовал себя не слишком уютно в окружении лотарингских баронов и рыцарей. И хотя ему грех было жаловаться на Готфрида Бульонского, все же в свите правителя Иерусалима шевалье был чужаком. Именно в силу этой причины Годемар решил добиться расположения Венцелина фон Рюстова, и с его помощью войти в доверие к воинственному нурману Танкреду, уже успевшему прибрать к рукам город Наблус и объявившего себя при полном попустительстве Готфрида Бульонского графом Галилейским. Земли вокруг города Иерусалима имелось с избытком, богатых городов тоже хватало, но, к сожалению, в них стояли арабские гарнизоны, не желавшие уходить из Палестины без драки. Положение осложнялось еще и тем, что Защитник Гроба Господня имел под рукой очень ограниченные силы. Двести рыцарей и две тысячи сержантов – этого было слишком мало для того, чтобы чувствовать себя хозяином окрестных земель. Без поддержки благородного Танкреда Готфрид Бульонский не рискнул бы нос высунуть из завоеванного города. Впрочем, силы нурманов тоже были невелики. Многие рыцари и сержанты вернулись в Антиохию, казавшуюся им куда более лакомым куском, чем пропеченная солнцем Палестина. С отъездом же герцогов Фландрского и Нормандского на родину и уходом из Иерусалима провансальцев, положение оставшихся в чужом краю крестоносцев становилось все более незавидным. В Аскалоне находился очень сильный арабский гарнизон. Но главной угрозой для нарождающегося королевства являлась Хайфа, богатый портовый город, ставший базой для фатимидского флота. Взятие Хайфы обезопасило бы морские пути и облегчило подвоз продовольствия в Иерусалим. Но для того, чтобы овладеть этим крупным центром средиземноморской торговли, требовался флот, способный на море противостоять Фатимидам. К сожалению, ни у Готфрида Бульонского, ни у Танкреда не было галер, как не было и мастеров, способных их построить в короткие сроки. Конечно, в Яффу прорывались отчаянные торговцы вроде Корчаги, но их оказалось слишком мало, чтобы удовлетворить нужды крестоносцев. Господство на море становилось для Защитника Гроба Господня не менее важной задачей, чем господство на суше. Палестина многое могла дать миру, но и сама нуждалась в притоке товаров. Взять хотя бы горностаевый мех, который Корчага обещал доставить в Иерусалим. Бернар де Сен-Валье, взявший на себя функции посредника, клялся и божился, что рус сдержит слово, но время шло, а мех для королевской мантии так оставался голубой мечтой благородного Годемара. А между тем в Иерусалим пришла зима, куда более мягкая, чем в Европе, но, тем не менее, принесшая с собой массу неудобств. Сложенные из камня дома плохо держали тепло, а дров в окрестностях Иерусалима не хватало. Шевалье Картенель и сам готов был отдать любые деньги за мех пушного зверя, только бы избавиться от озноба, преследующего его и ночью и днем. Благородный Бернар старому приятелю сочувствовал и даже разжег к его приходу жаровню, но расставаться со своим пелиссоном, подбитым мехом куницы, в угоду шевалье де Картенелю не собирался. Годемару оставалось только завидовать домочадцам Венцелина, у которого даже сержанты щеголяли в мехах, к великой зависти благородных мужей. Картенель вынужден был ходить в гамбезоне, поскольку его пелиссон за время похода пришел в полную негодность, что, конечно же, не могло не отразиться на настроении шевалье.