Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марфуша открыла глаза:
— А, палачи ужъ пришли? прохрипѣла она съ усмѣшкой:
— Вы пришли рановато, а межь тѣмъ опоздали.
— Безъ глупыхъ шутокъ! Вставай! повторилъ Дупельтъ, снова толкая ее ногой.
— Подымите вѣдьму, такъ какъ она не хочетъ встать, прибавилъ онъ обращаясь къ жандармамъ. Одинъ изъ нихъ схватилъ ее своей желѣзной лапой и поставилъ на ноги. Цыганка слегка пошатываясь, обвела туманнымъ взоромъ группу вновь прибывшихъ людей, глубоко вздохнула и прохрипѣла:
— Скажите вашему хозяину, что сынъ убьетъ отца. При этихъ словахъ она упала и кровь хлынула у нея изъ горла.
Жандармъ къ ней нагнулся, внимательно разсмотрѣлъ и объявилъ:
— Ваше превосходительство, она умерла!
— Можетъ она пьяна? Заберите стерву, и отнесите ко мнѣ, таковъ приказъ государя.
Два жандармы вынесли Марфушу, а Дупельтъ остался, чтобы обыскать комнату.
Онъ надѣялся открыть что нибудь важное, угадывая своимъ необыкновеннымъ чутьемъ, что во всемъ этомъ дѣлѣ кроется какая-то тайна. Отчего государь приказалъ ему, начальнику тайной полиціи лично арестовать какую-то старую цыганку, со всевозможными предосторожностями для соблюденія тайны?… Напрасно онъ пересмотрѣлъ всѣ ящики и шкафъ, ничего ни нашелъ кромѣ стараго тряпья, пачекъ съ кофейной гущей и грязныхъ засаленныхъ картъ. Дупельтъ былъ не изъ таковыхъ, чтобы бросить, разъ предпринятое имъ дѣло, при первой неудачѣ; онъ замѣтилъ дверь, ведшую въ чуланъ и направился туда. Дверь была заперта на задвижку, это возбудило въ немъ подозрѣніе; онъ отперъ задвижку и вошелъ въ темный чуланъ: ему бросилась въ глаза какая-то неопредѣленная фигура, старавшаяся скрыться въ углу. Въ одно мгновеніе Дупельтъ подскочилъ къ прятавшемуся человѣку и схватилъ его сильной рукой.
— Кто тутъ? крикнулъ онъ, грознымъ голосомъ. Вмѣсто отвѣта онъ получилъ такой ударъ по головѣ, который ошеломилъ бы быка — каска смягчила ударъ, но тѣмъ не менѣе прошло нѣсколько минутъ, пока онъ не очнулся.
Придя въ себя, онъ увидѣлъ, что человѣкъ изчезъ и заперъ дверь снаружи. Дупельтъ былъ вынужденъ черезъ окошечко позвать своего кучера чтобы его выпустили.
Страшно раздраженный онъ поспѣшилъ въ Зимній дворецъ, чтобы доложить государю объ результатѣ даннаго ему порученія. Въ своемъ рапортѣ Дупельтъ, однако, умолчалъ о своемъ приключеніи, запретилъ такъ же кучеру говорить объ этомъ.
На другой день жители Коломны были очень удивлены увидя, что домикъ, гдѣ жила Марфуша, опустѣлъ. Съ тѣхъ поръ больше не слыхать было про Марфушу и сосѣдки рѣшили, что ночью, во время бури, черти забрали старую вѣдьму
V
Низенькіе и полуразвалившіеся домики тянутся вдоль длинныхъ и грязныхъ улицъ Выборгской части. Отдаленныя улицы этого квартала часто служили притономъ для поддонковъ Петербургскаго народонаселенія. Тамъ устроили себѣ главную квартиру многія воровскія шайки; днемъ скрывались тамъ всевозможные разбойники, отправлявшіеся на опасный промыслъ, по обычаю съ наступленіемъ ночи; тутъ же скрывались бѣглые изъ Сибири каторжники, до тѣхъ поръ, пока новыя преступленія не отправляли ихъ подъ шпицрутены и снова водворяли на мѣста ссылокъ, а иные попробовавъ, предварительно, кнута. Тамошніе кабаки наполнены людьми подозрительнаго вида и женщинами, сохранившими отъ своего пола только наименованіе. Въ этихъ кабакахъ, за водку, посѣтители обыкновенно платятъ не деньгами, а платками, часами, серьгами и другими продуктами ихъ дѣятельности. Нерѣдко полиція производила облавы въ этихъ уединенныхъ мѣстахъ, но всегда безуспѣшно, такъ какъ дѣлясь съ мошенниками плодами добычи, она сама всегда заблаговременно предупреждала о своемъ нашествіи.
Въ одной изъ отдаленнѣйшихъ улицъ этого квартала возвышался большой одноэтажный домъ, давно никѣмъ не обитаемый; ставни его никогда не отворялись и дворъ, на который въ теченіе многихъ лѣтъ не ступала ни одна человѣческая нога, поросъ высокой травой.
Этотъ домъ нѣкогда принадлежалъ богатому ростовщику, поселившемуся въ этой мѣстности, по сосѣдству съ ворами и мошенниками, чтобы удобнѣе заниматься выгоднымъ дѣломъ сбытчика краденныхъ вещей. Ростовщикъ умеръ, не оставивъ прямыхъ наслѣдниковъ, а дальные родственники ужъ много лѣтъ оспаривали другъ у друга право на наслѣдство.
Въ настоящее время, казалось, что духъ стараго ростовщика продолжаетъ свои обычныя занятія: каждую ночь, можно было видѣть мрачныя фигуры осторожно по одиночкѣ пробиравшіяся черезъ дворъ, стараясь не оставлять слѣдовъ въ высокой травѣ; зайдя за уголъ дома, видѣнія изчезали — точно проваливались сквозь землю. Въ эту ночь домъ, по обыкновенію, былъ погруженъ въ глубокій мракъ; только повременамъ сверкалъ огонекъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ изчезали призраки. Можно было подумать, что духъ покойнаго ростовщика принимаетъ своихъ кліентовъ въ томъ самомъ погребѣ, въ которомъ скрывалъ свои сокровища.
На самомъ дѣлѣ загадочныя фигуры спускались въ погребъ, но не для того, чтобы совѣщаться съ покойникомъ, и собранія имѣли совсѣмъ другую цѣль.
Въ глубокомъ погребѣ, не имѣвшемъ никакихъ отверстій, выходящихъ на улицу, собралось человѣкъ восемнадцать-двадцать. Всѣ они были одѣты въ мужицкія рубашки или въ поношенные чиновничьи мундиры. Другаго рода одежда, привлекла бы на себя вниманіе и подозрѣніе окрестныхъ жителей; но если бы внимательнѣе разсмотрѣть посѣтителей, то легко было бы замѣтить, что эти костюмы имъ не къ лицу да и не привычны.
Собраніе состоялъ изъ офицеровъ, писателей, студентовъ, вообще изъ молодежи, мечтавшей о преобразованіи Россіи. Судьба предшественниковъ, имѣвшихъ девизомъ, столь ненавистныя для Николая слова, «свобода и конституція» ихъ не устрашала. У калитки, посѣщаемаго «нечистой силой» дома, стоялъ юноша высокаго роста, закутанный въ солдатскую шинель. Лѣвая его рука была на перевязи, а на лицѣ видѣнъ былъ глубокій шрамъ. Это былъ внукъ цыганки.
Уже разъ онъ пострадалъ за свои идеи. Бывши однимъ изъ лучшихъ учениковъ Гатчинскаго сиротскаго дома, ему было разрѣшено поступить солдатомъ въ гвардію. Скоро онъ достигъ унтеръ-офицерскаго званія, какъ былъ вовлеченъ Брюхановымъ въ общество Петрашевскаго [4].
Это общество юныхъ идеалистовъ было заклеймено позорной кличкой «крамольниковъ» и большинство было сослано въ Сибирь въ Нерчинскіе рудники, разумѣется, въ томъ числѣ и Савельевъ, подъ этимъ именемъ ребенокъ былъ записанъ въ пріютъ.
Въ 1853 году слухъ о войнѣ достигъ до Сибири. Молодой Савельевъ, которому нечего было надѣяться на помилованіе, увлеченный юношескимъ пыломъ, бѣжалъ изъ Сибири, достигъ театра военныхъ дѣйствій на Кавказѣ и поступилъ въ солдаты. Онъ не щадилъ себя во всѣхъ сраженіяхъ, больше другихъ подвергался опасности, такъ какъ надѣялся заслужить прощеніе цѣной своей крови. При Башъ-Кады-Клара, онъ первый взобрался на непріятельскую батарею. Его товарищи по Нижегородскому полку послѣдовали за нимъ и, послѣ отчаяннаго натиска, батарея была взята. Савельевъ былъ раненъ въ лѣвую руку и правою ногу. Еще передъ приступомъ, во время одной схватки ему раскроила лицо турецкая сабля. За личный геройскій подвигъ солдатская дума присудила ему одинъ изъ двухъ Георгіевскихъ крестовъ, присланныхъ на полкъ государемъ, но Савельевъ отъ него отказался и во всемъ признался командиру полка. Тотчасъ же было послано въ Петербургъ прошеніе о помилованіи, подписанное самимъ княземъ Багратіономъ-Мухранскимъ, но читателю вѣроятно извѣстно, что безпощадному сердцу Николая были чужды, какъ прошеніе, такъ и забвеніе.
Вмѣсто ожидаемаго помилованія, послѣдовалъ приказъ отправить Савельева по этапу обратно въ Сибирь. Въ вознагражденіе же за его геройство ему прощали наказаніе кнутомъ, которому онъ подвергался за побѣгъ. Это извѣстіе поразило его какъ ножъ въ сердце. Всѣ сослуживцы и начальники возмутились. Имъ было черезчуръ тяжело отправить въ Сибирь того, кто рядомъ съ ними сражался съ такимъ самоотверженіемъ. Ему дали понять, что слѣдуетъ бѣжать. Вмѣсто того, чтобы перейти къ непріятелью, онъ досталъ фальшивый паспортъ и тѣмъ открылъ себѣ дорогу въ столицу. Безумецъ, онъ не терялъ надежды, что государь его проститъ! Пріѣхавъ въ Питеръ, то, что онъ узналъ про Николая сразу разрушило всѣ его мечта, но за то онъ снова нашелъ прежнихъ товарищей, счастливо избѣгнувшихъ Сибири.
Заговорщики народъ неисправимый, что доказываютъ тысячи примѣровъ. Должно быть таинственность имѣетъ непреодолимую привлекательную силу. И такъ Савельевъ стоялъ у калитки, наблюдая за входящими заговорщиками и спрашивая ихъ пароль.
«Рабъ бодрствуетъ» говорили они, «въ грозу и ночью», отвѣчалъ Савельевъ. Наконецъ, когда всѣ собрались, онъ захлопнулъ калитку, подперъ ее коломъ и самъ отправился въ погребъ.
Посреди погреба стояла пустая бочка, замѣнявшая налой. На ней лежала икона Смоленской Божьей Матери, въ серебряномъ окладѣ, и два кинжала, крестообразно. Всякій изъ заговорщиковъ, входя въ погребъ, прежде всего дѣлалъ земной поклонъ передъ иконой, прикладывался къ ней и садился на свое мѣсто. Меблировка залы собранія не отличалась ни роскошью, ни пышностью и не исходило изъ фабрики знаменитыхъ въ то время мастеровъ Гамбса или Тура. Вмѣсто стульевъ и креселъ стояли пустые боченки и ящики, черезъ которыя были прекинуты доски, а старая кровать, съ полусгнившимъ тюфякомъ, можетъ та самая на которой умеръ старый ростовщикъ, служила предсѣдательскимъ кресломъ. — Савельевъ вошелъ послѣднимъ, заперъ дверь въ погребъ и снова водворилась гробовая тишина въ опустѣвшемъ дворѣ.
- Кантонисты - Эммануил Флисфиш - Историческая проза
- Іезуиты - П. Бунин - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Завещание императора - Александр Старшинов - Историческая проза
- Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов - Историческая проза