Читать интересную книгу Тайны Зимнего дворца - Н. Т.

— Если я не умру для ея спасенія! эти слова государь произнесъ совершенно невольно и самъ того не сознавая.

За этими словами послѣдовало общее молчаніе, которое для Кареля показалось цѣлой вѣчностью. Государь, опустивши голову, зашагать по кабинету. Вѣтеръ врывался въ комнату сквозь открытое окно, да пушка постоянно потрясала воздухъ своими громовыми раскатами.

Наконецъ царь остановился передъ Карелемъ и спросилъ его спокойнымъ голосомъ:

— Какой ядъ убиваетъ въ нѣсколько дней безъ мученій и не оставляя слѣдовъ?

Карель молчалъ.

— Я тебя спрашиваю!! крикнулъ Николай голосомъ передъ которымъ дрожали храбрѣйшіе

— Государь… хотѣлъ отвѣтить Карель, но вмѣсто отвѣта бормоталъ что-то непонятное.

Наконецъ, собравшись съ духомъ Карель, имѣвшій обыкновеніе дѣйствовать рѣшительно, отвѣтилъ уклончиво:

— Есть много родовъ яду… но токсикологія, наука, въ которую еще не достаточно углубились чтобы можно было… Николай его не слушалъ, предавшись снова теченію своихъ мыслей; вдругъ онъ прервалъ уклончивые слова своего лейбъ-медика:

— Синильная кислота и никотинъ вѣдь — дѣйствуютъ мгновенно? Карелъ утвердительно кивнулъ головой.

— Значитъ это не годится, продолжалъ государь, какъ бы самъ съ собой разговаривая:

— Я не долженъ умереть внезапно, объ этомъ черезъ чуръ бы заговорили; я хочу пролежать нѣсколько дней; какое дѣйствіе производитъ стрихнинъ? продолжалъ монархъ.

Карель молчалъ.

— Кажется, что этотъ ядъ всасывается въ кровь? спросилъ государь, не обращая вниманія на молчаніе своего доктора.

Но видя упорное молчаніе Кареля, онъ продолжалъ, дѣлая удареніе на каждомъ словѣ:

— Что же, я вѣдь тебя спрашиваю!

— Государь…

— Безъ лишнихъ словъ, отвѣчай коротко и ясно на мой вопросъ!

— Иногда…

— Ладно! годится! никакихъ слѣдовъ, или почти никакихъ. Его дѣйствіе медленно и больной умираетъ постепенно, не теряя сознанія.

Карель вторично утвердительно кивнулъ головой.

Николай сталъ снова расхаживать по кабинету молча, повѣсивъ голову и погрузившись въ раздумье. Отъ времени до времени онъ останавливался передъ докторомъ безмолвно, смотрѣлъ на него въ упоръ, и опять начиналъ ходить, а мысли бродили далеко. Наконецъ онъ остановился и прошепталъ такъ тихо, что самъ еле слышалъ свои слова:

— Карель, мнѣ нуженъ стрихнинъ.

Карель поблѣднѣлъ какъ полотно, вся его кровь прилила къ сердцу, онъ едва могъ дышать, хотѣлъ говорить но не могъ выговорить ни слова.

Между тѣмъ Николай отошелъ отъ него и остановился у открытаго окна, любуясь на разбушевавшуюся стихію.

Западъ все таки побѣдитъ! воскликнулъ онъ, нервно сжимая кулаки, потомъ обратился къ Карелю:

— Я хочу имѣть стрихнину, повторяю тебѣ, завтра же принеси мнѣ.

Вѣрный слуга упалъ на колѣни къ ногамъ своего повелителя.

Крупныя слезы капали изъ глазъ его; онъ схватилъ руку государя и покрывая ее поцѣлуями, едва могъ заставить себя выговорить;

Государь, что хотите вы дѣлать?

Николай бросилъ на его холодный и презрительный взглядъ вопрошая.

— Съ какихъ это поръ осмѣливаются меня распрашивать.

Слезы душившія лейбъ-медика, мѣшали ему отвѣчать.

Николай продолжалъ растроганнымъ голосомъ.

— Ты мнѣ служишь ужь многіе годы, Карель, ты сопровождалъ меня во всѣхъ моихъ путешествіяхъ, ты видѣлъ, что мнѣ стоило повѣсти бровью, чтобъ передо мной, падали лицъ какъ властелины такъ и рабы!

— Неужели, мой вѣрный слуга, ты хочешь чтобъ я сложилъ корону, и чтобъ подобно какъ въ баснѣ, ослы приходили лягать раненнаго льва! Развѣ ты хочешь, чтобъ тѣ, которые трепетали передо мной, радовались моему несчастью, и отворачивались бы отъ меня! Чтобы пигмеи смѣялись надъ павшимъ гигантомъ!

— Неужели же ты всего этого хочешь Карель?

Карель все еще оставался у ногъ царя, но Николай поднялъ его говоря:

— Полно Карель, будь мужчиной! — Завтра ты мнѣ принесешь стрихнину и обѣщаю тебѣ прибѣгнуть къ нему только въ томъ случаѣ, если сама судьба меня къ этому принудитъ!

Карель имѣлъ мужество отвѣчать:

Государь, мы доктора, обязаны возвращать здоровье больнымъ настолько, насколько наука намъ это позволяетъ; но убивать, наше призваніе намъ это запрещаетъ.

Голосъ государя, за минуту передъ этимъ ласковый, сдѣлался снова суровымъ и повелительнымъ не допускающемъ возраженія.

Тогда къ Карелю вернулось хладнокровіе.

Государь, сказалъ онъ, послушаніе имѣетъ свои границы. Пусть, Ваше Величество мнѣ прикажетъ умереть за Васъ, я умру съ радостью благословляя свою судьбу.

Государь, подумайте, объ Вашей супругѣ, объ дѣтяхъ, объ Вашемъ народѣ, продолжалъ онъ. — Вспомните, что я присягнулъ охранять Вашу жизнь, пожертвовать своей за Вашу, а теперь, что Вы отъ меня требуете? это ужасно! ужасно. И снова повалился къ ногамъ государя.

Государь подошелъ къ окну и прислонилъ свой горячій лобъ къ холодному стеклу, освѣжившись вернулся къ лейбъ-медику и сказалъ строгимъ, но ласковымъ голосомъ: Вставай безумный, кто тебѣ говоритъ, что я хочу теперь же умереть? Но мало ли что можетъ случиться.

Для царя, котораго поддерживаетъ такой преданный народъ, нѣтъ такого случая и ничего подобнаго не можетъ быть, прервалъ его Карель. Русскіе всѣ до послѣдняго лягутъ за Васъ? Вспомните 1812 годъ! Непріятель можетъ отнять нѣсколько крѣпостей, можетъ сорвать свою злобу сжигая беззащитныя приморскія деревушки, можетъ…

— Довольно пустыхъ словъ…

Подумай объ моемъ приказаніи.

При этихъ словахъ государь повернулся къ нему спиной и удалился.

Дрожа и съ разбитымъ сердцемъ докторъ всталъ и послѣдовалъ за государемъ. Ему была повѣрена страшная тайна и все таки онъ былъ не въ состояніи заставить царя измѣнить свое рѣшеніе, такъ какъ Николай требовалъ слѣпого повиновенія и ему были чужды прощеніе и забвѣніе.

II

Въ Коломинской части есть кварталъ, называемый «Болото». Еще десять лѣтъ тому назадъ тамъ тянулись ряды низенькихъ и грязныхъ лачугъ вдоль немощенныхъ улицъ. Во время дождливой погоды тамъ грязь была невылазная, а во время засухи пыль затмѣвала солнечный свѣтъ.

Въ этотъ вечеръ Болото въ особенности оправдывало свое названіе, такъ какъ Нева, выступившая изъ своихъ береговъ, сдѣлала въ этой низмѣнной части города улицы совершенно недоступными, какъ для пѣшеходовъ, такъ и для экипажей, которые впрочемъ рѣдко туда заглядывали. Большинство лачугъ оставались въ полномъ мракѣ, такъ какъ ихъ обыватели, по большей части мастеровые, или мелкіе чиновники, упрятавши жалкое имущество по чердакамъ, поспѣшили искать спасеніе въ болѣе возвышенныхъ частяхъ города.

Въ одномъ изъ самыхъ грязныхъ домиковъ виднѣлся тусклый свѣтъ, пробивавшійся сквозь синеватую бумагу, во многихъ мѣстахъ замѣнявшую оконные стекла. Отъ времени до времени сверкалъ яркій красноватый свѣтъ и снова исчезалъ.

Если кто нибудь вошелъ бы въ этотъ полуразвалившійся домишко, ему представилась бы странная картина.

Въ маленькой комнаткѣ, обклеянной дешевыми синими обоями, вдоль стѣнъ стояли узкія лавки, какъ обыкновенно бываетъ въ крестьянскихъ избахъ, посреди комнаты стоялъ деревянный столъ, въ которомъ горѣла сальная свѣча въ желѣзномъ подсвѣчникѣ и въ безпорядкѣ были разбросаны засаленныя карты и грязныя чашки съ кофейной гущей.

Напрасно любопытный искалъ бы креста или образа въ красномъ углу. Около каменной печки, гдѣ горѣла охапка щепокъ, сидѣла старуха и варила кофе въ жестяной кострюлькѣ, не обращая вниманія на завывающую бурю.

Отъ времени до времени она подбрасывала щепки въ очагъ и ея фигура, при освѣщенъ ч вспыхивающаго огня, напоминала вѣдьму, прилетѣвшую съ Лысой горы, чему способствовалъ еще фантастическій костюмъ; голова ея была покрыта красной повязкой, а черезъ лѣвое плечо висѣлъ желтый платокъ съ красной каймой, падая вокругъ ея стана длинными складками. Иногда она вскакивала, кружилась по комнатѣ и пѣла глухимъ голосомъ какую-то странную и дикую пѣснью. Потомъ она снова садилась къ очагу, смотрѣла на кипящій кофе и углублялась въ раздумье. Наконецъ она слила кофе въ одну чашку, а гущу вылила въ другую, предварительно чисто ее вымывши. Начала внимательно всматриваться въ кофейную гущу, медленно прихлебывая кофе. Чѣмъ болѣе она всматривалась тѣмъ болѣе лицо ея принимало демоническое выраженіе. Вдругъ она разразилась безумнымъ смѣхомъ и швырнула въ уголъ чашку съ гущей, которая разбилась въ дребезги, вскочила, подобно тигрицѣ, чующей запахъ крови и принялась снова за свою бѣшенную пляску, затягивая еще сильнѣе дребезжащимъ голосомъ дикую пѣснью, въ зловѣщихъ словахъ которой слышалось предсказаніе о своей кончинѣ черезъ нѣсколько часовъ, и что умирая, она отомститъ какому-то врагу, который незамедлитъ за ней послѣдовать.